1 февраля 1956-го в зал заседаний Президиума ЦК КПСС ввели малорослого, плотного человека. Это был бывший заместитель начальника следчасти МГБ Борис Родос, превратившийся, как это часто бывает, в обычного подследственного зэка. Конвой остался снаружи. Изумленный и не понимавший, куда это его из тюрьмы вдруг повезли, Родос увидел в полном составе весь кремлевский ареопаг. Он хорошо знал эти лица по развешанным по всей стране парадным портретам. Не хватало только двоих — «усатого» и другого, того, кто всегда носил несколько старомодное пенсне и под чьим началом в НКВД Родос сделал головокружительную карьеру, поднявшись за пару лет от простого опера до заместителя начальника следчасти.[more

Хрущев сразу же взял быка за рога: «Расскажите в отношении тт. Постышева, Косиора, как вы их объявили врагами?» Родос ответил: «…Я делал то, что мне партия приказывала. Мне сказали, что Косиор и Чубарь являются врагами народа, поэтому я, как следователь, должен был собрать факты, должен был вытащить признание, что они враги». Выслушав это, Хрущев подытожил: «Виноваты повыше. Полууголовные элементы привлекались к ведению таких дел. Виноват Сталин». Члены Президиума ЦК, обсуждавшие на этом заседании формулировки доклада с разоблачением Сталина на предстоящем съезде, с ним согласились. Лишь твердолобый Молотов все повторял: «Но Сталина как великого руководителя надо признать».

Ну как не признать! Ведь именно Сталин давал распоряжения об арестах и определял дальнейшую судьбу арестованных, а Родосу и десяткам других не менее «выдающихся» следователей лишь поручалось любым способом довести обвиняемого до признания вины и вложить в его уста нужные показания, уличающие и самого арестованного, и его сообщников по «заговору». Теперь же, после этого короткого допроса на заседании Президиума ЦК, была решена судьба самого Родоса. Его ждал неминуемый расстрел.

Но почему именно Родосу — одному из многих сталинских следователей-садистов — выпала такая честь: предстать в Кремле перед первыми лицами партии и государства? Кем он был и откуда взялся?

Вообще-то его судьба интересна и, как всегда, когда речь идет о сталинских чекистах, — поучительна. Борис Вениаминович Родос родился 22 июня 1905-го в Мелитополе в семье кустаря-портного. Учился недолго, в 1921-м окончил высшее начальное училище, после чего тут же поступил работать в частный фруктовый магазин упаковщиком, потом торговал папиросами с рук в родном Мелитополе. В 1924-м окончил шестимесячные курсы трактористов-механиков, но работать по специальности не получилось, устроился конторщиком в Мелитопольский райпотребсоюз, а в 1925-м счетоводом в заповедник «Чапли» (Аскания-Нова). С июля 1928-го Родос работал техническим секретарем бюро жалоб Рабоче-крестьянской инспекции Мелитопольского округа, в апреле 1929-го вернулся в заповедник и стал секретарем рабочего комитета.

Об этом периоде в автобиографии Родос пишет: «Я принимал активное участие в работе комсомольской организации и по линии профсоюзов». Был членом бюро комсомольской ячейки, вожатым пионерского отряда, членом месткома окрисполкома, был одним из организаторов «Легкой кавалерии» на Мелитопольщине и участником окружного слета рабкоров. Более того, успел поучаствовать в раскулачивании и коллективизации, «являясь помощником уполномоченного» Новотроицкого райкома и райисполкома.

Здесь с ним произошла неприглядная история. В 1930-м, будучи секретарем дирекции заповедника, Родос был обвинен в попытке изнасилования сотрудницы, исключен из комсомола и осужден нарсудом Новотроицкого района Мелитопольского округа за «оскорбление действием» на 6 месяцев принудительных работ (сам Родос утверждал, что он всего лишь «обнял женщину за талию»). Тем не менее он тут же устроился секретарем отделения стройконторы зерносовхозов в Бериславе и в 1931-м был принят кандидатом в члены ВКП(б). Секрет непотопляемости прост. Родос одновременно являлся осведомителем ГПУ, и именно благодаря «органам» и началась его выдающаяся карьера.

Вскоре, в июле 1931-го, его взяли на работу секретарем в Бериславское райотделение ГПУ. Через год он уже помощник уполномоченного ГПУ по Знаменскому району, а с 1933-го последовательно: помощник уполномоченного, уполномоченный и опер-уполномоченный Одесского ГПУ. Здесь же, в УНКВД по Одесской области, он дослужился до помощника начальника отделения 4-го отдела и в декабре 1936-го из кандидатов был переведен в члены ВКП(б). В том же году ему было присвоено звание младшего лейтенанта госбезопасности. В мае 1937-го его отправляют на стажировку в Москву в 4-й отдел (секретно-политический) ГУГБ НКВД. Здесь в разгар массовых репрессий Родос вполне показал себя и пришелся ко двору. Его оставили на работе в Москве и в феврале 1938-го назначили помощником начальника 6-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД.

Школу выбивания показаний Родос начал проходить под непосредственным руководством наркома Ежова. В 1956-м в прошении о помиловании он писал: «Первый раз я был невольным свидетелем применения к арестованному мер физического воздействия, когда непосредственно в ходе очной ставки между Левиным и Михайловым лично Ежов начал избивать Михайлова, дурному примеру которого последовали Фриновский и др. руководящие работники наркомата». Родос хорошо усвоил этот урок и быстро учился. 5 ноября 1937-го ему присвоили звание лейтенанта госбезопасности.

Осенью 1938-го смена власти в НКВД никак не затормозила карьеру Родоса. Наоборот, в декабре он выдвинулся в помощники начальника следчасти НКВД, а 25 февраля 1939-го его, минуя одну ступень, из лейтенанта сразу произвели в капитаны госбезопасности. 4 февраля 1939-го Родос стал заместителем начальника следчасти ГУГБ НКВД, а с мая 1943-го  — следчасти НКГБ СССР. 12 июля 1941-го ему было присвоено звание майора госбезопасности, а 14 февраля 1943-го — полковника госбезопасности.

Отчего Родос так быстро рос в чинах и званиях, в чем был секрет его успеха? Ответ прост. Он быстро выдвинулся в первые мастера по части пыток. Достаточно вчитаться в заявления арестованных, побывавших в руках следователя Родоса. Всеволод Мейерхольд в заявлении, поданном 11 января 1940-го, отказывался от ранее данных показаний и писал: «Меня <…> клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам, по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам. В следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим кровоподтекам снова били этим жгутом… Следователь все время твердил, угрожая: «Не будешь писать, будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного тела». И я все подписывал до 16 ноября 1939 года».

Роберт Эйхе, представ перед судом Военной коллегии 2 февраля 1940-го, заявил: «…Во всех якобы моих показаниях нет ни одной названной мною буквы, за исключением подписей внизу протоколов, которые подписаны вынужденно <…>. Лица периода 1918 года названы мною вынужденно, под давлением следователя, который с самого начала моего ареста начал меня избивать. После этого я и начал писать всякую чушь…» Эйхе был в тот же день приговорен к расстрелу.

Во время суда над Родосом в 1956-м выступил свидетелем бывший начальник 1-го спецотдела (учетно-архивного) Баштаков. Он рассказал о том, как Родос вместе с Берией и следователем Эсауловым зверски избивали перед расстрелом кандидата в члены Политбюро ЦК Эйхе в отместку за его заявление на суде: «Домогаясь от Эйхе ложного признания о том, что он якобы являлся шпионом, Родос, Берия и Эсаулов выбили у Эйхе глаз. Однако и после этого Эйхе виновным себя не признал». И более подробно: «На моих глазах по указаниям Берия Родос и Эсаулов резиновыми палками жестоко избивали Эйхе, который от побоев падал, но его били и в лежачем положении, затем его поднимали, и Берия задавал ему один вопрос: «Признаешься, что ты шпион?» Эйхе отвечал ему: «Нет, не признаю». Тогда снова началось избиение его Родосом и Эсауловым, и эта кошмарная экзекуция над человеком, приговоренным к расстрелу, продолжалась только при мне раз пять. У Эйхе при избиении был выбит и вытек глаз. После избиения, когда Берия убедился, что никакого признания в шпионаже он от Эйхе не может добиться, он приказал увести его на расстрел».

Садистская жестокость Родоса не знала границ, он действительно был мастак по части разнообразия пыток. Арестованный заведующий отделом руководящих комсомольских органов ЦК ВЛКСМ Белосудцев в заявлении Сталину 20 февраля 1940-го так описывал его методы работы: «Родос взял крученую веревку с кольцом на конце и давай хлестать по ногам, ударит и протянет ее по телу… Я извивался, катался по полу и наконец увидел только одно зверское лицо Родоса. Он облил меня холодной водой, а потом заставил меня сесть на край стула копчиком заднего прохода. Я опять не выдержал этой ужасной тупой боли и свалился без сознания. Через некоторое время, придя в сознание, я попросил Родоса сводить меня в уборную помочиться, а он говорит: «Бери стакан и мочись». Я это сделал и спросил, куда девать стакан. Он схватил его и поднес мне ко рту и давай вливать в рот, а сам кричит: «Пей, говно в человечьей шкуре, или давай показания». Я, будучи вне себя, да что говорить, для меня было все безразлично, а он кричит: «Подпиши, подпиши!» — и я сказал: «Давай, я все подпишу, мне теперь все равно».

И что же Сталин, помог? Навел справедливость и прекратил произвол? Нет. Он вполне одобрял и поощрял такие «методы» следственной работы. Через пару месяцев, 26 апреля 1940-го, Родос получил свой первый орден Красной Звезды.

Приказом НКВД СССР № 00342 от 20 марта 1940-го Родос был направлен в состав оперативно-чекистской группы НКВД по Львовской области для проведения арестов и оформления следственных дел на польских граждан, подлежащих расстрелу согласно решению Политбюро от 5 марта 1940-го. Согласно этому приказу в западные области Белоруссии и Украины были командированы десятки сотрудников центрального аппарата НКВД. Родос пробыл во Львове с «оперативной бригадой НКВД» два месяца и был награжден за свою работу лично наркомом внутренних дел Украины Серовым именными часами.

Родос пропадал на работе сутками. Его сын, не так давно выпустивший книгу воспоминаний («Я — сын палача»), пишет, что не видел его неделями: «Я просыпался — его нет, на работе, ложился спать — он все еще на работе». «…Возвращался домой жутко усталый, изнуренный и долго-долго, по полчаса, снова и снова намыливая, мыл руки в раковине. Как раз по локти. Как хирург». Наивные люди полагают, что следовательская работа — сплошная писанина. Ничего подобного! Как вспоминает сын Родоса: «…Когда ему надо было на работу по расписанию, он иногда делал себе клизму. У него уже было приличное пузо, а работа тяжелая, физическая, мало ли что…»

В характеристике Родоса, подписанной в 1939-м начальником следчасти НКВД Богданом Кобуловым, отмечалось: «Провел ряд крупных следственных дел. Чекистски грамотен, растет на оперативной работе. Добросовестно подходит к выполнению поручаемых ему заданий, успешно работает над выращиванием молодых чекистских кадров <…>. Политически развит. Принимает активное участие в партийной и общественной жизни коллектива и является заместителем редактора стенной газеты…» Вот так! Умел не только красиво оформлять протоколы допросов, но и в перерывах между истязаниями заключенных успевал в стенгазетку пописывать. Все же издержки следственной работы давали о себе знать. В характеристике 1942-го отмечались и недостатки Родоса: «Неровность и иногда элементы грубости в отношениях с работниками следственной части». А в характеристике 1946-го лишь сухо отмечено: «По личным качествам — настойчив, требователен к подчиненным, дисциплинирован».

В годы войны активный проводник политических репрессий Родос участвовал в следствии по групповым делам на арестованных за так называемую антисоветскую деятельность: дела «Народной партии трудящихся», «Русской национальной партии», Польского подпольного правительства и руководства Армии Крайовой (дело Окулицкого и др.). Участвовал в следствии по делу командира партизанского отряда Никифора Коляды — легендарного Бати, награжденного в сентябре 1942-го орденом Ленина и через месяц арестованного по обвинению в «невыполнении заданий командования и обмане директивных органов» (в 1954-м Коляда был реабилитирован); в 1945-м по делу монашки Меньшовой-Радищевой, выдававшей себя за дочь Николая II — Татьяну Романову.

С приходом в мае 1946-го нового министра госбезопасности Абакумова сменилось руководство следчасти. Влодзимирского отправили руководить Горьковским УМГБ, а Родос оказался за штатом. Вскоре и ему нашли работу, направили на должность начальника следственного отдела УМГБ по Крымской области. Свое изгнание из центрального аппарата МГБ Родос объяснял тем, что он направил секретарю ЦК Алексею Кузнецову письмо с компрометирующими сведениями об Абакумове, и тот, дознавшись об этом, — отомстил. В 1952-м Родоса из МГБ уволили, и он устроился начальником штаба местной противовоздушной обороны Симферопольского телеграфа. На память о былой службе у него остались награды: два ордена Красной Звезды (26.04.40, 06.11.46); орден «Знак Почета» (20.09.43); четыре медали и знак «Почетный работник ВЧК–ГПУ (XV)» (09.05.38).

Сразу же после смерти Сталина Родос написал Богдану Кобулову заявление с просьбой пересмотреть решение об увольнении и восстановить его на работе в «органах». Но Кобулову было не до него, и Родосу отказали с мотивировкой: «Из-за отсутствия вакантных мест». А после ареста Берии для Родоса начался обратный отсчет времени.

В 1938–1941 годах Родос вел самые громкие дела, допрашивал видных руководителей страны, деятелей науки, искусства. Их перечень впечатляет: члены Политбюро ЦК ВКП(б) Станислав Косиор и Влас Чубарь, кандидаты в члены Политбюро Павел Постышев и Роберт Эйхе, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев; члены ЦК ВКП(б) Алексей Стецкий и Николай Антипов; ряд секретарей обкомов: Кабардино-Балкарского — Бейтал Калмыков, Омского — Дмитрий Булатов, Ивановского — Иван Носов; видные военачальники Мерецков, Штейн, Локтионов, Смушкевич, Рычагов и другие военные и руководители оборонной промышленности, арестованные в 1941-м; писатель Исаак Бабель, режиссер Всеволод Мейерхольд.

Все они в первые же годы после смерти Сталина были реабилитированы. Не обратить внимание на следователя, истязавшего их в ходе следствия, заставившего давать ложные показания против себя, оговаривать других, было невозможно. Уже в ходе следствия по делу Берии имя Родоса всплыло в связи с многолетним незаконным содержанием в заключении Константина Орджоникидзе — брата Серго Орджоникидзе. Разумеется, это делалось по прямому указанию Сталина, а Родос лишь «оформил дело». И вот последовала расплата: 5 октября 1953-го Родос был арестован. Ему предъявили обвинения «за тяжкое преступление против КПСС» по статьям 58-1 «б» («Измена родине»), 58-8 («Террор»), 58-11 («Действие в составе группы лиц») Уголовного кодекса РСФСР.

Выступая 25 февраля 1956-го со своим знаменитым антисталиским докладом на ХХ съезде, Хрущев не забыл сказать и несколько слов о Родосе, встреча с которым на заседании Президиума ЦК КПСС произвела на него столь неизгладимое впечатление: «Мы недавно заслушали Родеса (так в тексте. — Н. П.) — следователя, который допрашивал Косиора и Чубаря. Маленький человек, даже с низшим образованием, с куриным кругозором, и этот человек определял судьбу этих людей…» А на следующий день состоялся суд над Родосом — 26 февраля 1956-го Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к расстрелу. Находясь в Бутырской тюрьме, 28 февраля Родос написал ходатайство о помиловании. Он писал, что признает свою вину перед КПСС, утверждал, что он был «слепым орудием в руках Берии и его сообщников», но отрицал наличие в своих действиях «контрреволюционного умысла» и просил сохранить ему жизнь: «Ради ни в чем неповинных моих детей, старушки-матери и жены я умоляю Президиум Верховного Совета СССР сохранить мне жизнь для того, чтобы я мог употребить свои силы на частичное хотя бы искупление самоотверженным трудом в любых условиях своей вины перед партией и народом».

Президиум Верховного Совета СССР 17 апреля 1956-го отклонил ходатайство Родоса о помиловании, и через три дня он был расстрелян.

Похоронен палач на Донском кладбище — рядом со своими жертвами, которых пытал перед расстрелом.