Еженедельник светской хроники «Бульвар» № 41 (468) http://www.bulvar.com.ua/arch/2004/468-41/416e6a1425ddf/

Барабань на всю планету... Николай ГНАТЮК: "Птица счастья завтрашнего дня? Прилетела, крыльями звеня!" Народный артист Украины Николай Гнатюк - человек светлый и в прямом, и в переносном смысле. Солнечные шевелюра, улыбка, песни - да все! Может, поэтому певец и страдает от происков темных сил? Во всяком случае, именно из-за них Николай некогда дал себе зарок в течение 10 лет воздерживаться от сольных концертов в Киеве. Он слово сдержал, но это - удивительным образом - ничуть не отразилось на его всеэсэнговской популярности. Вообще, при всей открытости этого артиста, в его биографии больше загадок, чем отгадок. Попробуйте-ка внятно объяснить, как ему удается сочетать суетную карьеру эстрадного артиста с учебой на миссионерском отделении Белгородской духовной семинарии. Нельзя даже однозначно сказать, кто он: баловень судьбы или ее пасынок. В начале 80-х годов прошлого века на долю Гнатюка - скромного выпускника Ровенского музыкального педагогического института - выпал невероятный успех: он даже глазом не успел моргнуть, как оказался среди элиты советской эстрады. Правда, пока на радостях Николай "барабанил на всю планету", его музыкальную группу втихаря разогнали за исполнение песни "Будь самостiйним"... Певец был кумиром тысяч поклонниц, готовых ради него на все и даже больше, но собственная жена его предала и все последующие годы любовь этого человека была без остатка отдана сыну, живущему в Германии. Его самоотверженному отцовству не смогли помешать ни расстояния, ни разделяющие их кордоны. Николаю Гнатюку уже 52, но его голос все так же светел и чист. Он по-прежнему с радостью поет для людей и на эстраде, и на клиросе в хоре Киево-Печерской лавры. Дмитрий ГОРДОН "Бульвар"

"СО СВОЙСТВЕННОЙ МНЕ УКРАИНСКОЙ УПЕРТОСТЬЮ Я УТВЕРЖДАЛ СВОЕ "Я"

]

— Коля, я помню, как совсем молоденьким вы пели: "Птица счастья завтрашнего дня...". А что, прилетела она к вам, "крыльями звеня"?

— (Улыбается). Прилетела, хотя, наверное, вопрос еще и в том, что принесла. Для кого-то предел мечтаний — беззаботное существование, а я ни на что не променял бы пусть непростую, но мою жизнь.

— Коллеги по эстрадному цеху считают вас человеком немножко не от мира сего. "Коля Гнатюк, — говорят они, — никогда не стоит в очередях за званиями, за какими-то материальными благами, никогда не отпихивает других локтями. Он какой-то особенный — очень скромный, тактичный и душевный". Что же такое счастье по Николаю Гнатюку?

— По-моему, оно в том, чтобы пройти земной путь, сохранив достоинство, заслужив право на небесные обители.

— Ваш стремительный взлет четверть века назад не оставил никого равнодушным. Тогда под песню "Танец на барабане" отплясывали и в ресторанах, и на дискотеках, более того, я своими глазами видел, как зал Дворца "Украина" дружно встал и бешено зааплодировал при появлении кудрявого Коли Гнатюка в белом костюме...

— Конечно, то, о чем ты говоришь, — это тоже в определенном, профессиональном смысле счастье, но жизнь человека не может состоять только из конкурсов, фестивалей. Хотя, наверное, в то время это было для меня главное...

Как ни странно, Киев очень много, если не все, мне дал и вместе с тем постоянно умудрялся создавать трудности, которые надо было преодолевать. Требовались огромные усилия, чтобы, скажем, куда-то попасть, подняться еще на одну ступеньку, и это продолжается по сей день. Тем не менее в этом есть положительные стороны, потому что, когда на Международном конкурсе в Сопоте я вышел на сцену, вот это, вызванное жизнью здесь, мое стремление все преодолеть — оно тоже сыграло там роль. Именно его увидели и разглядели во мне члены жюри.

— Я слышал, что в Сопоте у вас произошел какой-то конфликт или полуконфликт с самой популярной в Советском Союзе певицей. Ее имя вы до сих пор даже под страхом смерти не упоминаете...

— ...и сразу даю слово высказываться на эту тему осторожнее. Приведу пример. Этой не называемой мною певице недавно я по телефону звонил... Мне надо было обсудить с ней ноябрьские, хорошие творческие события.

— Руки хоть не дрожали при этом?

— Голос, думаю, дрожал. Ал... в смысле, хозяйка — мне кажется, я ее узнал — сняла трубку, но ответила, что здесь эта певица бывает очень редко. Я спрашиваю: "А есть смысл повторить попытку?". — "Вам перезванивать смысла нет".

— Что же все-таки произошло?

— Дима, все очевидно. Допустим, форвард забивает гол. Даже в его команде, поверь, не все этому радуются. Кто-то наверняка вздохнет: "Эх, тут и я забил бы...". Не знаю, может, я все это нафантазировал, но когда на горизонте появляется какая-то личность и понятно, что она привлечет внимание, это не всем нравится. Ничего удивительного — обыкновенное соперничество.

Слава Богу, жизнь очень мудрая и с годами, я думаю, происходит переоценка некоторых ценностей, причем в лучшую сторону. Надеюсь, что у особы, о которой мы говорим, это тоже произойдет, поэтому все будет о’кей рано или поздно! Кстати, этими словами начинается новая песня, которую для меня написали Раймонд Паулс и Илья Резник.

— Кстати в контексте этой певицы?

— Кстати в контексте пения вообще.

— И все-таки, Коля, что произошло? Хоть намекните...

— Ну зачем же намеки? Просто со свойственной мне украинской упертостью — причем такой кондовой, из провинции — я утверждал свое "я". То есть не стал тогда делать то, что мне говорили, а делал то, что считал нужным. Вот и все.

— Ну хорошо, нынче у большинства жителей Украины дома большой выбор телепрограмм: и украинских, и российских, и западных — щелкать кнопками можно всласть...

— Сегодня (поет) only you...

— Молодые люди уже не застали время, когда каналов было всего три, и не представляют, какая популярность обрушивалась на человека, который засветился хоть на одном из них. Тогда достаточно было разок спеть у Николаева в "Утренней почте" или появиться в "Голубом огоньке" — и певец годами мог собирать полные залы, а то и стадионы...

— Да (улыбается), это так.

"ЗВЕЗДНОЙ БОЛЕЗНИ У МЕНЯ НЕ БЫЛО"

— Я представляю себе то тяжелое бремя славы, которое свалилось на ваши, наверняка неподготовленные, плечи...

— (Улыбается).

— Как же вы с этим справлялись? Звездная болезнь не замучила?

— Если честно, она даже не приходила. Да, проявлялась во мне некая скандальность, но это, как сказала одна моя подруга, была форма самозащиты. Пойми: на мне фокусировалось не только положительное, доброе внимание, но и другое, и мне надо было как-то защищаться, себя отстаивать. Даже если со стороны это напоминало звездную болезнь.

Сейчас я, к сожалению, не менее нетерпелив, но слежу за собой, как бы со стороны наблюдаю. Правда, об этих вещах я стал думать уже после каких-то нюансов, которые пережил. В общем, очень надеюсь, Дима, что звездной болезни у меня не было, хотя симптомы похожие возникали.

— В чем это выражалось?

— Ну, например, еду я по Москве, и вдруг какой-то ни в чем не повинный милиционер останавливает автомобиль и берет у моего водителя права. Я выхожу, вырываю у него документы и говорю: "Сколько можно? Что это такое?". Это была явная наглость с моей стороны, явная претензия на исключительность.

— Коля, это были не вы...

— Очень хотелось бы надеяться (смеется). Сейчас, если честно, происходит то же самое.

— Да ну, неужели?

— Да, когда патруль ГАИ останавливает машину и я вижу, что разбирательство затягивается, выхожу и направляюсь к инспектору: "Здравствуйте!". Он отвечает: "Здравствуйте!", и я вижу по его лицу...

— ...узнает!

— Начинает реагировать. Я в это время уже держу документы и так медленно тяну их из рук гаишника, глядя ему в глаза. Милиционер говорит: "Ну конечно, конечно!", и я отдаю их водителю. Видишь, по форме то же, что и раньше, но по смыслу — совершенно другое. Тогда мною двигала гордыня! Было ощущение, что мне все позволено, и теперь я о таких моментах сожалею. Думаю, что так называемая популярность, извини за нескромность, влечет за собой очень много испытаний, и нужно — не знаю, каким образом, — постараться пройти их достойно.

— Многие выходцы из Украины — выдающиеся деятели искусства, спорта, науки и культуры, с которыми мне приходилось общаться, — нашли себя только в Москве. Все эти люди говорили мне примерно одно и то же: Украина обладает удивительным свойством не замечать свои таланты, делать так, чтобы на родине им жилось неуютно. Только вдали от родимых завистников и интриг эти люди в полной мере могли обрести себя...

— Дима, а можно продолжить? Все, о чем ты сказал, я испытал на себе, но — не сочти за похвальбу — я все-таки хотел послужить своему народу здесь. Вопреки всему! Я и делал это, хотя почти все возможности мне отрезали. Ну представь: человек победил в Сопоте и через день едет в Берлин на какую-то международную съемку, где будут Иглесиас, Готт. Вондрачкова мне везет микрофон, Лили Иванова какие-то брюки, и вдруг в Киеве мне просто не дают оркестр. Ну что это такое? Ведь даже самый хороший гонщик, если у него нет авто, не может показать класс, не может даже на трассу выйти.

"МОЖЕТ ПОКАЗАТЬСЯ: ДА НУ, КАКОЙ-ТО ГНАТЮК ЗАТУРКАННЫЙ, ЗАБИТЫЙ, ВЕЧНО ЧЕГО-ТО БОИТСЯ..."

— Давайте уже называть вещи своими именами — это была банальная зависть?

— Наверное, зависть. Возможно, желание получить какие-то материальные выгоды, показать, кто в доме хозяин. Ну что ты там? А вот я!.. Такими соображениями тоже руководствовались...

— А что, в Москве разве этого не было?

— Было и, наверное, есть, но там оно как-то шире, благороднее, что ли. Но я, повторяю, вопреки всему послужил родине, хотя в те годы это было очень непросто.

Теперь, чтобы ты знал, я свободен, но так управил Господь, что параллельно я все-таки Москву не терял, я чувствовал себя там, прости, человеком. Так ныряльщик время от времени всплывает на поверхность: раз, подышал, подышал и опять ушел вглубь. У меня всегда была возможность ощущать себя тем, кем я был, меня волны местных дрязг не накрыли. Пусть временами я в это и погружался, но синхронно с окружением все равно не дышал.

Понимаю, что это нескромно, но, знаешь, когда в Киеве я попадаю в сборные программы, очень часто мне бывает просто стыдно за некоторых своих коллег...

— Почему?

— Ну я не буду перечислять программы, не буду называть имена исполнителей... Скажу лишь, что мне приходится вдвойне нелегко, чтобы в конечном счете зрители ушли в том настроении, на которое они имеют право. Я это к чему веду? Иногда я попадал на сложные уровни, но мне надо в них было существовать.

— Задам вам один некорректный вопрос. Я дружу с очень известным украинским писателем-романистом, которого отличают необычайная образованность и интеллект. Разоткровенничавшись, он как-то посетовал, что, когда находится среди собратьев по перу, очень часто вынужден косить под этакого дурачка, чтобы не раздражать их, быть, как они...

— Мудрый писатель...

— Скажите, а у вас не бывает такого же ощущения, когда находитесь среди коллег?

— Димочка, я никак не набиваюсь в один ряд с великим и мудрым, но у меня есть постоянное ощущение, что здесь, в Украине, я не могу, допустим, в определенную программу надеть костюмы, которые привез из Рима или еще откуда-то. Я не могу себе позволить выйти на сцену в этом облике, потому что понимаю: кому-то станет нехорошо, и дай Бог, чтобы его сердце выдержало. Некоторые зорко следят за тем, какая на мне одежда.

— Коля, но я сейчас не об одежде...

— Все взаимосвязано. Только я прихожу, допустим, во Дворец "Украина", и уже все... Правда, один раз перебор вышел. Я заявился туда в каких-то непонятных шортах, зашел только сумку оставить, потому что ехать с ней не хотелось. Потом, на съемки, я прибыл бы уже в другом виде, так представляешь, охранники меня не пустили. Директор Дворца — добрейший Николай Васильевич Седун — сказал им: "Да если бы он даже голый пришел, этот Гнатюк, вы его должны пускать". Но перебор был. Видишь, внешняя сторона тоже играет роль, хотя ты на что-то еще намекаешь...

— Я имею в виду мастерство, профессионализм...

— Тут посложнее, потому что, выйдя на сцену, я не могу сознательно снизить планку, петь хуже, чем умею.

— А бывает, что второе "я" нашептывает: "Коля, перестань, не высовывайся!"?

— Нет, нет! Я ответственен перед людьми и, вообще, сознаю, где нахожусь, поэтому мое отношение выражается только в поведении: "Простите! Да? Ну ладно!". Кому-то может показаться: да ну, какой-то он затурканный, забитый, вечно чего-то боится... На самом же деле это способ отгородить себя. К тому же я не думаю, что писатель, о котором ты говорил, в каком-то своем очень важном романе, где он должен вещать народу истину и наставлять на путь благородства и созидания, пошел бы на компромиссы. Он обязан делать свое дело настолько хорошо, насколько может. Видишь, я опять-таки ставлю себя рядом с классиком.

"ЛЮБИТЬ ЛЮДЕЙ — ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛАЯ МИССИЯ"

— Несколько раз мне приходилось видеть потрясающую картину. Шел концерт, в котором участвовали и наши исполнители, и московские — сплошь заслуженные, народные, знаменитые... Пели они кто лучше, кто хуже, им вежливо хлопали: кому-то больше, кому-то меньше... Вдруг выходит Николай Гнатюк. Одежда, в общем-то, не ахти какая...

— Вот-вот...

— Белая курточка, кроссовочки, маленький оркестрик в два человека. Чтобы голос был выдающийся — так нет...

— ...и хорошо!

— ...что внешность эффектная — при всем уважении и любви к вам, не скажешь, и тем не менее с первых аккордов зал начинает просто сходить с ума...

— (Оживленно). Ну, это определение, может, не совсем уместно.

— Нет, я говорю о том, что видел своими глазами...

— А "скорая помощь" не подъезжала?

— "Скорая" не подъезжала, но едва вы начинаете петь "Ой, смереко", все становится на свои места. От вас исходит какой-то мощный посыл, и зал самозабвенно аплодирует. Зрители говорят: "Ты посмотри, вышел вроде никакой, а вот ведь"...

— Димочка, при всей твоей популярности, известности и авторитете, не ты первый допытываешься: в чем тут секрет?

— Да, в чем?

— Никакого секрета нет — я могу только вслух поразмышлять над тем, что же, собственно, происходит. Вопрос: почему вас так люди любят? — можно задать иначе. Почему вы так любите людей? Почему страдаете за них? Почему, выходя на сцену, вы ощущаете печаль и на глаза у вас наворачиваются слезы? Как вы перерабатываете их удрученное состояние, давая взамен легкость? Но это уже другая точка зрения, другая позиция, которая не имеет отношения к шоу-бизнесу... Я думаю, эта ситуация объясняется тем, что Господь дал мне силы и возможность любить людей, а это, должен тебе сказать, очень тяжелая миссия.

Вместе с тем описывать детали, которые характеризуют меня как хорошего человека, и неинтересно, и не нужно. Бойся, когда тебя хвалят, и радуйся, когда ругают. Более того, постарайся из этого извлечь какую-то пользу, чтобы стать лучше и не давать повода для брани. Даже если совсем искоренишь пороки, нарочно делай что-нибудь так, чтобы тебя ругали.

Главное — любить людей. Я, например, до сих пор мучаюсь и сожалею, что не забрал с собой одного человека. На нашем Киевском вокзале собирается много бездомных детей. Я знаю, где они там отсиживаются, по возможности каждый раз покупаю еду и, прежде чем упрусь на свой поезд, им приношу. В очередной раз точно так же все сделал, прихожу, а их нет. Сидит какой-то печальный человек, глазами на меня хлопает. Я к нему: "А где дети?". Он: "Сегодня их нет". — "Они куда-то ушли? — спрашиваю. — Тогда я оставлю вот это".

Видно, по моему сочувственному тону он что-то уловил. "Слушай, надоела такая жизнь, — говорит. — Возьми меня с собой". А я на вокзале в специальных очках, какой-то спецодежде, и он не понимает как бы...

— ...кто перед ним и что...

— Ну да. Я отвечаю, что спешу на поезд. До отхода остается минут 10, а у меня один билет — мол, куда я тебя сейчас возьму? Поезжай туда-то... Он как бы сник, замолчал.

Понимаешь, это моя родина, и я все думаю: поехал он туда, куда я ему посоветовал, или нет? Если да, там, конечно, люди его обогреют, направят, но все-таки грызет мысль, что мне самому надо было этим заняться.

Вот это и есть любовь, и это не такая уж простая вещь, Дима.

— Есть два слова, причем оба представляются мне неудачными. Одно -"энергетика", второе — "харизма" (с нехорошим таким корнем). Мне кажется, что у вас есть и то, и другое, иначе опять-таки чем объяснить ваш успех...

— Дима, давай все-таки объяснимся. Я не думаю, что из греховного тела могут приходить какие-то здравые мысли, ибо не мной сказано: "То, что во мне хорошее, — не мое". Любой человек может так о себе говорить: "Все плохие поступки-грехи тело диктует, хочет, чтобы я то-то, то-то, а мой мозг, анализируя ситуацию, не смог правильно отреагировать, что-то затормозить". Поэтому, повторяю, негативный посыл — от меня, а если я что-то делаю положительное — все-таки это приходит сверху. Это промысел Божий дает человеку возможность сделать что-нибудь положительное.

Поэтому, Дима, я думаю, что, помимо любви к людям, через меня к публике идет какая-то информация. Очень молю небо, чтобы положительная, но здесь я как бы не сильно при чем.

— Подсознательно все это чувствуют?

— Конечно, а кроме того понимают: он не украдет что-то себе и взамен не очень чего-то и хочет.

Я живу в своем городе (как — неважно) и этим счастлив. Наверное, я был бы совершенно другим певцом и другим человеком, если бы пользовался теми возможностями, что у меня были. Я же просто их игнорировал, хотя, может, ничего плохого не было бы, воспользуйся ими. Безусловно, мне легче жилось бы, но это был бы другой певец, это были бы другие песни. Думаю, людям нужен именно такой, как я сейчас, с такими переживаниями. По-моему, у меня есть сострадание, в котором они нуждаются, — не наигранное, а настоящее.

— Кстати, о возможностях. Уверен: в период своего высочайшего взлета вы не были обделены женским вниманием. В чем это выражалось?

— Димочка, я буду протестовать! Ну что ты все сводишь к прошлому? Я и сейчас получаю письма определенного плана. Одна женщина — она из Краснодара переселилась в Москву и, по всему видно, очень хороший и порядочный человек — мне пишет: "Хочу вас забрать из Киева и, вообще, подальше уехать от этих больших городов. Мы могли бы лет 30 пожить счастливо, без суеты". Цитирую дословно. Уверяю тебя: таких моментов предостаточно, я даже думаю, что теперь больше, чем тогда.

На самом деле, именно сейчас пришло мое время и я ощущаю, что в полной мере состоялся. Хм, популярности стало даже больше... Может, тогда я как-то на нее не реагировал — даже не могу понять. Ну да, был известен, но мне кажется, что теперь это происходит глубже, по-настоящему...

Неделю назад Николай Гнатюк и Дмитрий Гордон записали дуэтом песню «Все буде добре!»

Поверь, Дима, в этом смысле я не обделен и сейчас. Более того, думаю, как мудро это распределено, и где-то даже придерживаю успех, умышленно занижаю рейтинги. Особенно что касается Украины, потому что, если попытаться еще прибавить, опять начнется давление, которое придется выдерживать. Нужно погружаться ровно на столько, сколько вынесет твоя кожа.

"МОЯ ЖЕНА ИМЕЛА ДОСТУП К СЕКРЕТНЫМ ДАННЫМ, ЯВКАМ"

— Я знаю, что ваша семейная жизнь не сложилась, а как, при каких обстоятельствах вы познакомились с супругой? Ходили упорные слухи, что она дочь космонавта Гречко и вы, дескать, неплохо устроились. Это правда?

— Ну конечно же, нет. Просто мы с Георгием Михайловичем друзья, и, когда я шел свататься к своей будущей жене, тогда невесте...

— ...он морально вас поддержал?

— Было так. Георгий Михайлович пришел ко мне на съемку, и я говорю: "Сегодня мы не сможем вместе поужинать, потому что иду свататься. Вы со мной?". Гречко кивнул: "Конечно — у меня уже все запасено". А у него ящик яблок был — какой-то председатель колхоза здесь подарил... В общем, мы с ними отправились...

Ну, прадавние времена, когда плод с древа познания съела Ева, вспоминать не будем, но яблоки там тоже присутствовали. Словом, свидетелем моего сватовства Георгий Михайлович был непосредственным, поэтому, видимо, и пошли разговоры, что Гречко, Гречко... На самом деле у них с Майей два сына. Кстати, сейчас, уверяю тебя, я думаю о своей жене с очень положительным, так сказать, посылом.

— А раньше думали с отрицательным?

— Нет (смущенно). Я считал, что она, пусть и подсознательно, участвовала в борьбе, но вместо того, чтобы быть на моей стороне баррикад, находилась на противоположной. Это было достаточно сложно, потому что, будучи моей женой, она имела доступ ко всем секретным данным, явкам или как там выразиться...

— В общем, конспирация была явно нарушена...

— Да, но я не в обиде. Это был хороший этап жизни.

— Кто ваша жена по специальности?

— Она окончила в Киеве хореографическое училище, а сейчас преподает в школе танцев в одной из европейских стран.

— Она была балериной?

— Танцовщицей — так, наверное, правильнее, потому что она не танцевала в театре.

— А как вы познакомились?

— Дима, знаешь, это так выглядит... Пойми, я не хочу никого оговаривать, это было бы неправильно... В общем, меня привели в дом, где она жила.

— С какой-то конкретной целью?

— Конечно! Но перед этим, как потом выяснилось, они за мной уже "споглядали"...

— Глаз положили?

— Наверное. Короче, я вошел в дом...

— ...и понял, что выйти будет уже трудно?

— Нет (смеется), тогда я этого еще не понял.

— А почему вы расстались?

— Очень сложный вопрос (длинная пауза). Надо было выбирать, хотя нет, по-моему, и выбора-то не было. Нужно было или погибать (не физически, хотя и это было не исключено), или оставаться собой и заниматься своей профессией.

...Пойми: я терпел бы. Я такой человек: с одной стороны, достаточно резкий, но с другой — можно сидеть на моей голове, и я буду нести — никаких проблем. Просто временами надо водички давать, и все будет нормально, но здесь Господь управил.

Когда моя жена уехала за границу, нашлись какие-то люди, которые ее обманули, подговорили. Оставшись в чужой стране, она заявила: "А я думала, ты тоже останешься". Я оторопел: "Подожди, что значит ты думала? Спроси меня... У меня есть свое отечество, я хочу жить там". Вот и все... Я ничего не делал, просто не мог поехать — все уперлось в визы. Так на первое время распорядился промысел, и я думаю, это правильно. При том напряжении, что между нами было, я не смог бы продолжать работу...

— Это случилось как раз тогда, когда рушилась страна, в которой вы были одним из королей?

— Все рушилось, но я стал королем другой страны (смеется). Шутка!

— Других стран, Коля... Тем не менее после первого опыта семейной жизни второй раз вы в эту реку уже не входили...

— Да, не входил. В полной мере.

— Почему?

— Дело в том, что я просто вернулся к своим привязанностям, назовем это так, возникшим еще до брака. Это было связано с Петербургом. Невзирая на то что я уже был женат, там люди ждали...

— И много их было — этих людей?

— Я так сказал, чтобы избежать конкретики. Знаю я вас, журналистов! Предпочел бы здесь жестами объясняться, как в Италии любят, но, произнося эту фразу, я подразумевал семью, потому что там были еще и родственники. Я не имею в виду кого-то конкретно.

— То есть ждали все родственники?

— Во всяком случае, доброе, приязненное отношение ко мне там сохранилось, и я решил его оправдать. Теперь, если я в Москве, она приезжает туда тоже, а если я тут, она в Петербурге. Такая вот непростая ситуация...

...Насколько возможно, это похоже на семейную жизнь, ну а что касается росписи, каких-то гарантий — об этом вообще речи нет. Нет, не из опасений, что снова окажусь под странным прессингом, — просто я свою жизнь планирую дальше и думаю, что через определенные годы к семейному образу жизни она не будет иметь отношения. Я не могу взять на себя ответственность за этих людей, поэтому на данном этапе что маємо... Как там Леонид Макарович говорил? Туда и едем...

"СЕЙЧАС Я В МИРУ, НО БЫВАЮ В МОНАСТЫРЯХ, ИНТЕРЕСУЮСЬ ДУХОВНОЙ ЖИЗНЬЮ"

— Я знаю, что вы очень любите своего единственного сына. Ему уже лет 20, наверное?

— Чуть больше.

— Чем он сейчас занимается? По-прежнему живет в Германии?

— Ой, Дима, великолепная информация есть — слава Богу, положительная. Недавно ему звоню, а он говорит: "Папа, я не могу сейчас разговаривать: только что русский сдал. Наберу тебя через 15 минут". Я ему: "Подожди, скажи хоть оценку". Он: "Ее пока не объявили". Потом звонит мне счастливый: "Я получил пятерку!".

Что это значит? Живя за границей, языка как такового нигде, кроме как от меня, узнать сын не мог. И мы с ним учили русский...

— С мамой по-русски он не общается?

— Одно дело общаться и совершенно другое — читать, писать.

— А вы добились, чтобы он и читал, и писал?

— А ты как думаешь? Почему я в какой-то степени утратил российский рынок? Потому что более 10 лет туда-сюда ездил и времени просто физически не хватало. Я его делил между Украиной и Германией — ради сына, ради его учебы.

— Это правда, что вы мотались в Германию при первой же возможности, буквально несколько раз в месяц, и не только учили с сыном язык, но и вообще занимались им как положено...

— Во всяком случае, моя бывшая жена сказала: "Никогда не думала, что ты будешь таким отцом".

— И пожалела втайне о том, что вы расстались?

— (Грустно). Я ее понимаю, Дима. Ее просто подговорили...

— Злые люди?

— Не думаю, что они были добрыми, хотя и не говорю, что злые. Я вообще-то не очень ее виню: и сам не знаю, как поступил бы на ее месте. Понимаешь, моя работа вызывала очень много зависти и, конечно, это коснулось родных людей. Когда-то моя бывшая жена хотела актрисой стать. Конечно, в ней что-то срабатывало: "Вот ты!.. А я не стала!"... Сейчас, судя по всему, эти моменты уже ушли, а тогда были. Вот так-то, Дима... Что же касается положительной информации, от которой ты меня отвлек (собственно, и вся жизнь отвлекла, иначе поделился бы ею уже давно), то, наконец, я скажу: мой сын поступил в университет.

— Где?

— В Германии, в Мюнхене, и помог ему русский, который он сдал на отлично. Я, слава Богу, тоже имею к этому отношение — не только как отец, но и как его учитель.

— Несколько лет назад мне позвонила одна популярная украинская певица и сказала: "Ты знаешь новость? Коля Гнатюк ушел в монастырь". Так действительно было или это слухи?

— Димочка, нет, конечно. В том смысле, что я в миру. Разумеется, бываю в монастырях, интересуюсь духовной жизнью. Кстати, попытаюсь быстренько сменить тему, не отвечая на твой вопрос конкретно...

— Так, значит, факт с монастырем имел место?

— Факты имеют место, но одно дело быть паломником и совсем другое — послушником, а потом монахом.

— Вы не собираетесь стать послушником?

— Дима, это очень серьезный вопрос, но я не отвечаю на него отрицательно.

— То есть все может быть?

— Конечно, но давать какие-то обещания — слишком ответственно. Конечно, я свою жизнь распланировал, но, думаю, в ней совершенно не главное, сколько еще компакт-дисков издам в Германии, а сколько в Москве, в каких "Огоньках" еще выступлю и, пожалуй, очень успешно. Пф-ф!

Пока мои ближайшие планы вращаются вокруг моей работы, профессии. Разумеется, как нормальный профессионал я хочу быть в этой стране "классным футболистом". Хотя бы потому, что к футболу здесь всегда хорошо относились.

Что же касается духовной пищи... В этом году я, слава Богу, к ней приобщился. Кстати, благодаря сыну. Я ему все время рассказывал: "Представляешь, сынок, на Пасху в Иерусалиме у Гроба Господнего сходит с неба огонь". Он говорил: "Как? Не может быть, папа!". Я начинал объяснять ему, как, что... Как-то звоню, а он удивляется: "Папа, а что же мы не едем-то посмотреть на благодатный огонь?".

"ПОДНИМАЮСЬ В СВОЮ КВАРТИРУ, А ТАМ, БАТЮШКИ МОИ, ПОЖАРНЫЕ"

— И вы поехали?

— Конечно! Перед вылетом позвонили туда каким-то людям знакомым, попросили забронировать гостиницу. В это время на землю обетованную едут со всего мира, но мне повезло в том, что в Израиле живет очень много выходцев из Украины, из России. Нас сопровождала, буквально по пятам за нами ходила группа русскоговорящих людей, которые меня узнали. Один человек из Донецка все время о чем-то расспрашивал. Я говорю им: "А как же ваша работа?". Они смеются: "Мы все равно кого-то здесь охраняем. Сейчас вот тебя. Неважно, чем и кем мы заняты: главное — чтобы происшествий не было".

Они так симпатично: с расспросами о родине, об Украине, с воспоминаниями о песнях наших — нас охраняли... Под этим милым прикрытием я прошел все кордоны и оказался у Гроба Господнего.

Сам огонь, Дмитрий, появляется после определенных молитв. Патриарх заходит в святая святых у Гроба Господнего, в то место, где воскрес Спаситель, все закрывается, тушится свет, лампадки — все, все, и вдруг храм озаряют молнии. До этого я смотрел фильм, где стоп-кадр фиксирует, как они появляются, а теперь своими глазами увидел эти вспышки.

Потом уже — я знаю по рассказам — там внутри эта молния зажигает пучок свечей в руках патриарха или опадает в виде таких синих шариков. Он ваткой (у меня эта ватка есть) зажигает свечи и тут же выходит. Гонцы от него бегут во все концы, по всему миру разносят этот огонь. Кстати, есть мнение, что, если однажды огонь не сойдет, этот мир прекратит свое существование. Поэтому такой трепетный и очень важный момент там присутствует.

— Вы прикоснулись к этому огню?

— Мне говорили, что первые минут 15 огонь еще не вещественный, поэтому не печет. Я провел над пламенем рукой — ничего. Руку туда сунул и показываю Лесику: "Смотри, сынок". Он сначала побаивался, но потом убедился: не печет. Затем я водил огнем прямо по щекам, просто обжигал им лицо. Видишь, нет бороды (смеется). Да, Димочка, этот огонь не печет.

— Тем не менее ваше искреннее отношение к вере, к религии не уберегло вас от двух неприятных моментов. Не знаю, насколько этично об этом говорить, но я слышал, у вас дома был какой-то крупный пожар и вдобавок на вас напали в поезде. Это правда?

— Начнем с поезда. Когда это случилось, первая мысль у меня была — тебе позвонить. Потом думаю: ну что ты будешь себе голову этим сушить? Зачем? Ну случилось...

Странная вещь! Во-первых, такие неприятности происходят, как раз когда человек старается к чему-то очень высокому прикоснуться. Это называется искушением. В чем-то я, может, был виноват сам. Поезд для меня — часть моего дома, я веду себя там так же доверчиво, как если бы сидел на кухне, и пассажиры для меня — все равно что родственники...

Я еще, видимо, немножко уставший был — назовем это так. В общем, какие-то люди собрались в купе, молодой парень что-то рассказывал мне о спортсменке, дама уже тут вся рядом и надеялась, очевидно, что ехать мы будем долго. Ну, словом, бурная дорожная жизнь, шум... Я вышел из купе помыть руки и вдруг вижу: у двери какой-то человек стоит — просто меня не пускает. По всей вероятности, он уже чего-то ожидал, и не успел я даже слова сказать, как этот мужчина схватил меня за ухо и крутанул так, что пошла кровь.

Я обратно. Не то чтобы испугался, но говорю соседям: "Вызывайте милицию". Я ведь не знаю, кто у двери, не понимаю, что происходит. Если больной человек — это одно, а вдруг злоумышленник? Как при таком соседстве всю ночь ехать?

Пришел наряд. Я предложил им: "Чтобы не получилось, будто я наговариваю, пусть проводник скажет, потому что все буквально на его глазах происходило"... Ой, я думаю, этот парень был чей-то знакомый. Уж слишком милиционеры старались спустить дело на тормозах: "А может, не будем искать того, кто вас обидел?". Я только руками развел: "Ну не надо". — "А может, снимете ваши претензии?". — Я согласился. "Кстати, вы должны написать заявление, что не возражаете". — "Да пожалуйста".

Короче, я понял, чего они добивались, но, значит, это был не больной человек? Скорее, сильно поддавший, который не контролировал свои действия, и все равно странно, что его реакция на меня была такой завистливой, агрессивной.

— А что за пожар у вас произошел?

— Это был знак для меня, Дима, что в Киеве случается крайне редко. Намечался мой юбилейный концерт во Дворце "Украина". Основные деньги на проведение вечера дал наш мэр, Александр Александрович Омельченко (я с большой симпатией к нему отношусь), причем поступил он, как отец родной, искренне — мне не пришлось даже просить. "Николай, о чем разговор?"...

Меня в Киеве не было. По телефону я контролировал людей, которые все организовывали, говорил им: "Александру Александровичу обязательно пригласительные отнесите, порядка 40 билетов в кабинете оставьте". Утром в день концерта я появился в Киеве и совершенно случайно — это было связано с другими делами — позвонил в приемную мэра. Хотел посоветоваться... Звоню и по ходу спрашиваю: "Кстати, пригласительных всем хватило?". Секретарь отвечает: "Какие пригласительные? У нас ни одного нет!".

— Кошмар!

— У меня впервые такой прокол случился, и вот я как стоял — хорошо, хоть не в плавках был, — так и побежал ловить машину. Совершенно забыв при этом, что поставил на плите какие-то чаи. Прибегаю в приемную, ищу Александра Александровича. Потом вызываю того, кто отвечал за пригласительные: "Говори в глаза, как ты мне сказал, что обещал". Оказалось, меня заведомо обманывали, хотели нас с Омельченко буквально столкнуть...

— Какая неприятная история...

— Хорошо хоть Сан Саныч человек мудрый, обиды не держал. Понимал, что какая-то тут подстава. В общем, все выяснилось, спешу я домой. Подъезжаю к своему кварталу, а вокруг... пожарные машины.

— В день концерта?

— До концерта пару часов оставалось. Я зашел с тыла, потому что там мой балкон. Господи, да это же ко мне приехали! Внутри все похолодело, но смотрю: дом не сгорел, соседи не остались без крова — ну и ладно. Поднимаюсь в свою квартиру — а там, батюшки мои, полно людей.

— Поклонники собрались...

— Оказалось, из окон повалил дым. Слава Богу, какие-то люди, заметив это, вызвали пожарных, те успели влезть на балкон.

— Ничего страшного хоть не произошло?

— Кухня — будь здоров, вся пламенем обдалась, но пожарные успели выкинуть ту штуку, что возгорелась, и все потушили. И вот сидят, ждут: "Где это вы, товарищ Гнатюк, ходите?". Конечно, это еще удачно все закончилось, могло быть и хуже. Ужас, понимаешь? Вообще, если все, что касается Киева, анализировать, получается, что меня буквально преследует какая-то недоброта. Но я не виноват!

"Я, КАК В ТОМ АНЕКДОТЕ, ВСЕ СЕБЯ СПРАШИВАЮ: "А НЕ СЛИШКОМ ЛИ БЫСТРО БЕГУ?"

— Коля, скажите, а в России вы сегодня востребованы? Много у вас там концертов?

— Ну смотри: недавно я был в Мордовии. Замечательный край, прекрасный зал филармонии, где прошли концерты — один, второй. Мило было все, вплоть до детишек, которые встречали нас на вокзале... Потом я отправился в Питер — какое-то радио праздновало там юбилей. Мне очень понравилось, как женщина, которая оттуда звонила, милым таким голосом говорила: "Мне дали задание любыми способами вас уговорить. Любыми!".

— Вы дали себя уговорить?

— А знаешь, я, как в том анекдоте, все себя спрашиваю: "Не слишком ли быстро бегу?".

Димочка, как-то на "Большой стирке" Андрей Малахов меня спросил: "Много у вас концертов?". Я в ответ: "А зачем много? Нужно ведь еще успевать жить, видеть мир". Нет, я за числом не гонюсь и на вопрос, какая у меня в России востребованность, отвечаю: "Нормальная!". Я не знаю, что такое много, зачем много, но даже если бы концертов было меньше, обойденным себя бы не чувствовал.

— Вы по-прежнему выступаете в "Огоньках", участвуете в каких-то больших акциях в Кремлевском дворце съездов?

— Совсем недавно в Кремле был такого рода концерт. Когда эту программу в Германии показывали, мой сын сказал: "Кепочка еще куда ни шло, но что это у тебя за куртка? Такие в Европе не носят".

В общем-то, Дима, лучше бы ты меня об этом спросил, но придется самому проявить инициативу. Я вспоминаю финал "Песни года" в Кремле, когда собрались все звезды. Мы с Олежкой Газмановым стоим, разговариваем, а тут Дима Маликов подходит. "Слушай, — говорит, — а тебя лучше встречали!".

— Удивляется?

— Я ему: "Ну не при Олеге же будет сказано, кого народ хорошо встречает". Шутим так. Мимо идет Лина Вовк, увидела нас и ко мне: "Коля, видите, как вас Москва любит? Приезжайте почаще!".

К слову, в "Огоньке" мы в этом году снимались с Левой Лещенко и Аркашей Укупником, а потом вместе с Витасом пели "Птицу счастья".

— Да вы что!

— Ты пропустил, наверное, потому что это было ближе к концу "Огонька" и ты уже заснул. Кстати, о молодости, о которой мы столько говорили вначале. Молодежь видела в это время 10-й сон, а мы не спали.

— С Витасом?

— Дуэт — это была его идея, но еще раньше я пел "Птицу счастья" в его сольном концерте.

— Между прочим, на Украинское телевидение и радио приходит очень много писем с просьбами, чтобы Николай Гнатюк почаще звучал в эфире. Вы знаете, какую песню люди больше всего хотят услышать?

— Конечно. (Поет).

© 2003-2004, "Бульвар"