Как из пены волн рождённая,
Красотой блестит она;
Другу чуждому невестою
Дорогая названа.

Сердце многотерпеливое,
За презрение не мсти,
Всё сноси, — и милой дурочке
Все дела её прости.

Г.Гейне <1858>  пер. Вейнберг

* * *
Назначь мне свиданье
          на этом свете.
Назначь мне свиданье
          в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
          в том городе южном,
Где ветры гоняли
          по взгорьям окружным,
Где море пленяло
          волной семицветной,
Где сердце не знало
          любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных,
          по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
          сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй
поднебесный?..
Числа я не знаю,
          но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу
          по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим,
Пока еще видим,
Пока еще дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
          назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
          хотя б на мгновенье,
На площади людной,
          под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.

1953, Дубулты
Мария Петровых. 

Потому  что прежде Евы была Лилит.
                         Предание

"Этих глаз не любил ты и лжешь,
Что любишь теперь и что снова
Ты в разлете бровей узнаешь
Все восторги и муки былого!

Ты и голоса не любил,
Что ж пугают тебя эти звуки?
Разве ты до конца не убил
Чар его в роковой разлуке?

Не любил ты и этих волос,
Хоть сердце твое забывало
Стыд и долг и в бессилье рвалось
Из-под черного их покрывала!"

"Знаю все! Потому-то мое
Сердце бьется так глухо и странно!"
"Но зачем же притворство твое?"
"Счастлив я - ноет старая рана".

Р.Киплинг
Перевод М.Фромана

Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.

Р.Киплинг
Перевод К Симонова

* * *

О, жизнь без завтрашнего дня!
Ловлю измену в каждом слове,
И убывающей любови
Звезда восходит для меня.

Так незаметно отлетать,
Почти не узнавать при встрече,
Но снова ночь. И снова плечи
В истоме влажной целовать.

Тебе я милой не была,
Ты мне постыл. А пытка длилась,
И как преступница томилась
Любовь, исполненная зла.

То словно брат. Молчишь, сердит.
Но если встретимся глазами -
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит.

29 августа 1921, Царское Село
Анна Ахматова. 

Портрет Ахматовой. Ольга Кардовская. 1914 год.

Так уж лучше бы зеркало треснуло,  
То, настенное, в мутной пыли.
Из мирка захудалого, пресного
В номера интересной любви
Поспеши, поспеши, легкокрылая, –
Вот и лампы уже зажжены.
Легкокрылая бабочка милая
Без любви, без судьбы, без вины.

Не любил он – и номер гостиничный
Пробирает нездешняя дрожь,
Не любил он – на площади рыночной
Отступился за ломаный грош.
Погоди, погоди, бесприданница,
Ты любила всего одного.
Тот, кто знает любовь без предательства,
Тот не знает почти ничего.

Человек с человеком не сходится,
Хоть в одной колыбели лежат.
Не любил он – и сердце колотится,
Не любил он – и губы дрожат.
На пути ли в Москву ли, из Нижнего,
По дороге ли на Кострому,
Легковерная, нежная, книжная,
Не достанешься ты никому. 

Вероника Долина

* * *
Я наравне с другими
Хочу тебе служить,
От ревности сухими
Губами ворожить.
Не  утоляет слово
Мне пересохших уст,
И без тебя мне снова
Дремучий воздух пуст.

Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я,
Как жертву палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь.
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.

Еще одно мгновенье,
И я скажу тебе,
Не радость, а мученье
Я нахожу в тебе.
И, словно преступленье,
Меня к тебе влечет
Искусанный в смятеньи
Вишневый нежный рот.

Вернись ко мне скорее,
Мне страшно без тебя,
Я никогда сильнее
Не чувствовал тебя,
И все, чего хочу я,
Я вижу наяву.
Я больше не ревную,
Но я тебя зову.

Осип Мандельштам

Пускай не будет луч к тебе суров.
Пускай ты не проснешься, озираясь:
где зеркало мое? —
а отразиться
тебе отныне не в ком — я ушла.

Мне был соблазн — уйти, чтоб видеть вещи.

…Как распадалась жизнь!
Картина мира,
рассыпавшись, все мелкое давила.

А мне мешало слово
рассыпаться.
И слова больше нет.
И никого вовне. Теперь навстречу
нейдет никто. Ни голоса, ни шума,
остался только неразумный ветер,
он лишь коснется — и уже летит

теплом твоим
украденным
ладони
горят
и помнят
истекает луч

Вера Калмыкова

Разлука уносит любовь, а быть может, приносит.
Такая любовь для себя ничего не попросит.
Таится она, как сверчок-невидимка за печкой,
И тихо горит, не коптя, предиконною свечкой.

Такая любовь открывает, что было укрыто.
Такая любовь вспоминает, что было забыто.
Такая любовь забывает, что помнить не надо:
Тоску ожиданий, небрежность движенья и взгляда,
Отсутствие писем и горестный всхлип телефонный,
Обман заверений и привкус слезинок соленый.
И будет хранить от соблазнов унынья и скуки,
И многих печалей, грозящих бедою в разлуке.

Такая любовь — да продлится она ради Бога! —
Зачем же ее благодать нарушает тревога,
Как будто безмолвие девственной нотной бумаги
Взрывают языческих тайн ритуальные знаки.
И все, что забыто, волной подступает к порогу.
Так боли ночные терзают отъятую ногу.
Так мучает горьким стыдом, как публичная порка,
На свадьбе несыгранной непрозвучавшее «Горько!»

И всё вспоминается сразу, что помнить не надо:
Тоска ожиданий, небрежность движенья и взгляда,
Отсутствие писем и горестный всхлип телефонный,
Обман заверений и привкус слезинок соленый,
Погасшие краски, куда-то уплывшие звуки,
Дрожащие губы, бессильно поникшие руки —
Разлука.
Разлуки.
Разлуке.
Разлукой.
В разлуке.

Ян Торчинский

Сегодня я тебе приснюсь.
И, отодвинувшись от мужа,
Ты будешь думать: «Почему же?»
И утешаться: «Ну и пусть…»

Не изменилось ничего.
Хоть примерещилось такое,
А если он моей рукою
Тебя коснулся — что с того…

Потом нахлынет суета.
И подчинясь ее приказу,
Ты обо всём забудешь сразу
Для повседневного труда.

Не будешь думать обо мне,
И все по-прежнему, не хуже.
А если в горле станет уже —
Оно бывает по весне.

А ночью, мужу нагрубя,
До лба натянешь одеяло,
Как будто что-то здесь стояло
И что-то видело тебя.

Скорей усни и не робей:
Сегодня так надежны шторы,
Они не впустят сон, который
Раз в год приходит, хоть убей.

Но я тебе не помогу,
Как на него найти управу:
Я чаще не имею права,
А реже просто не смогу.

Ян Торчинский

- Ты моей никогда не будешь,
Ты моей никогда не станешь,
Наяву меня не полюбишь
И во сне меня не обманешь...

На юру загорятся листья,
За горой загорится море.
По дороге промчатся рысью
Черноперых всадников двое.

Кони их пробегут меж холмами
По лесам в осеннем уборе,
И исчезнут они в тумане,
А за ними погаснет море.

Будут терпкие листья зыбки
На дубах старинного бора.
И останутся лишь обрывки
Их неясного разговора:

- Ты моим никогда не будешь,
Ты моим никогда не станешь.
Наяву меня не погубишь
И во сне меня не приманишь.

Давид Самойлов

Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
от неизбежного.
От неизбежного твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих речей,
И даль твоих очей.

Осип Мандельштам

Стекло тысячеверстной толщины
Разлука вставила в окно твоей квартиры,
И я смотрю, как из другого мира,
Мне голоса в ней больше не слышны.

Вот ты прошла, присела на окне,
Кому-то улыбнулась, встала снова,
Сказала что-то... Может, обо мне?
А что? Не слышу ничего, ни слова...

Какое невозможное страданье
Опять, уехав, быть глухонемым!
Но что, как вдруг дана лишь в оправданье
На этот раз разлука нам двоим?

Ты помнишь честный вечер объясненья,
Когда, казалось, смеем все сказать...
И вдруг — стекло. И только губ движенье,
И даже стука сердца не слыхать.

1946

Константин Симонов.

Любовь – беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.
Любить ли за что-нибудь? Любится – вот и люблю.
Любовь уподоблена тройке взбешенной и шалой,
Стремящей меня к отплывающему кораблю.

Куда? Ах, не важно. Мне нравятся рейсы без цели.
Цветенье магнолий… Блуждающий, может быть, лед…
Лети, моя тройка, летучей дорогой метели
Туда, где корабль свой волнистый готовит полет!

Топчи, моя тройка, анализ, рассудочность, чинность!
Дымись, кружевным, пенно-пламенным белым огнем!
Зачем? Беззачемно! Мне сердце пьянит беспричинность!
Корабль отплывает куда-то. Я буду на нем!

1927 Игорь Северянин

Маленькая моя, я грущу
(а ты в песке скок-поскок).
Как звездочку тебя ищу:
разлука как телескоп.

Быть может, с того конца
заглянешь (как Левенгук),
не разглядишь лица,
но услышишь: стук-стук.

Это в медвежьем углу
по воздуху (по стеклу)
царапаются кусты,
и постукивает во тьму
сердце, где проживаешь ты,
помимо жизни в Крыму.

Иосиф Бродский. 1964

Всё реже строки о любви,
и всё короче,
и почерк быстр и неуклюж,
и непонятен,
и странно, что меж этих слов,
средь этих строчек
не меньше смысла и надежд,
чем белых пятен.

Ноябрь на свете. Холода.
И злые капли
в асфальт вколачивает дождь
что было силы.
Мы будем счастливы с тобой
вдвоём, не так ли?
Да что поделать, времена
теперь такие...

Нам жизнь напутала в судьбе
не меньше прочих,
но и не больше - оттого
не держим зла мы...
И реже строки о любви,
и век короче,
но есть перо и чистый лист
перед глазами...

© Михаил Розенштейн, 2006

Дожди начала сентября
играют песенку простую -
мол, всё на свете не впустую,
и всё не зря, и всё не зря.
И сероглазая заря
грустит над светлыми холмами,
и всё, что было между нами,
и всё, что не было - не зря...

Любовь, вспорхнувшая на миг
среди судеб неторопливых,
прости нас, грустных и счастливых,
прости нас, грешных и смешных...
Прости нас, глупых и смешных,
пустыми занятых делами,
ты - осенившая крылами
нас - одиноких и немых...

И помню я пока живу -
вот дождь летит, не прерываясь,
и ты глядишь, не отрываясь,
на потемневшую траву.
И тени пляшут по углам
дождя ли, веток...в самом деле -
как мало мы тогда хотели,
как много нужно было нам...

Прости нас, что тебе с того,
что мы по-прежнему бездомны?
...и небеса опять бездонны -
такое нынче волшебство.
Такое нынче волшебство -
туман уходит, тая, тая...
всё та же песенка простая
звучит - и больше ничего.

© Михаил Розенштейн, 2007

За мое знакомство со стихами Михаила Розенштейна искренне признательна Ccornus. - И.Ш.