Камень лежал посередь дороги, перегораживая ее напрочь. Слева – лужа грязная, справа – лес дремучий, а посередине – он.  Камень то есть. Камень был внушительный, обширный, авторитетный такой – и захочешь, да мимо не пройдешь. Сверху на нем сидела скучающая ворона, косила желтым глазом.

            Перед камнем в полной растерянности металась Красна Девица.  Она забегала то слева, то справа, то пыталась камень вручную с дороги столкнуть, а временами у нее просто руки опускались.

- Да что же это такое???  - в отчаянии завопила Красна Девица, топнув ногой. – Откуда этот камень дурацкий все время берется? И ведь растет с каждым разом, подлец! Теперь вот вообще всю дорогу перегородил. Даром я, что ли, такой долгий путь проделала!!! И ведь ни обойти, ни перелезть… Хоть бы подсказал кто, да спросить не у кого…

- А ты меня спроси, — ворчливо посоветовала ворона.

- Ай! Птица говорящая! – отпрянула Девица.

- Ну… Говорящая я, чему удивляться? И ворона я не простая, а вещая. Одних стращаю, другим вещаю, кому подмогну, а кого и вовсе не пущаю.

- Ой, чудно как-то… И говоришь-то ты загадками…

- Дык на то и сидеть тут определена. Разгадаешь загадку – помощь придет. Не разгадаешь – не обессудь… Так завсегда бывает. Нешто сама сказок не слыхивала, чудес не видывала?

- Ой, и слыхивала, и видывала, и сама-то я Девица сказочная. Из страшной сказки выбираюсь. Вот, шла-шла и досюда добрела. А тут опять этот вот… камень преткновения!

 - Ай, умница! Ай, красавица! – восхитилась ворона. – Как же ты эдак сразу-то вот определила, как камень называется? А ведь так и есть, это Камень Преткновения!

- Дааа? – удивилась Девица. – Ну надо же… А для чего он тут?

- Ну как для чего? – хохотнула ворона. – Для того, чтобы ты поняла, зачем он тебе нужен.

- Мне??? Да вовсе он мне и не нужен. Я такой путь прошла, столько башмаков истоптала… Вот вроде хорошо же все было! И дорога под ноги сама стелилась, и солнышко согревало, и звездочки путь указывали. А потом стали камни попадаться. Сначала я их ногой отшвыривала. Потом руками откатывала. Потом поверх перелезала. А теперь вот такой огромный попался, что нет никакой возможности его обойти. И что же, все напрасно? Назад поворачивать? Скажи мне, вещая птица!

- А это уж ты решай, поворачивать или нет, — хладнокровно заявила ворона. – Тут, знаешь ли, каждый за себя решает. Может, тебе там, откуда ты пришла, лучше было?

- Да ты что, какое «лучше»? – возмутилась Красна Девица. – Да я там чуть не померла в расцвете лет, еле выбралась! Не хочу я опять в Хвори!

- Хвори? Что за место такое? – полюбопытствовала ворона.

- Это деревня, где я в последнее время жила, — пояснила Девица. – Родилась-то я в селе Отрадное, там и выросла. А потом вот в Большие Хвори переселилась. А там климат тяжелый и экология шибко вредная, долго не протянешь. Стала я чахнуть-сохнуть, силы  терять и красу девичью. Только в один прекрасный миг опомнилась и говорю себе: «Ой, что же я делаю??? Жизнь проходит, а я ее и не видела, надо бы мне бежать отсюда, пока ноги ходят, не сошелся клином свет на этих Хворях!» Вот, подкопила сил и сбежала, решила переселиться в стольный город Здоровье-Град.

- А! Знаю. Хороший город, культурный центр, и жизнь там бьет ключом, и жители бодрые да веселые.

- А далеко до него?

- Так это кому как. Смотря какой темп взять. Иной путник к вечеру доберется, а другому и всей жизни не хватит. Если ты на каждый Камень Преткновения столько времени тратить будешь, так на долгие годы дорога твоя к Здоровью растянется.

- Ну как же не тратить, когда он торчит, как гнилой зуб? – со слезами воскликнула Красна Девица. — Всю дорогу загородил!

- А ты подумай, как его преодолеть можно, — предложила ворона. – А то сколько смотрю, ты пока только отчаянию за сомнениям предаешься, а делать ничего не делаешь. Ты хоть осмотрись!

- А куда тут смотреть? – завертела головой Красна Девица. – Лужа вонючая, вся тиной заросла, я в нее ни за что не полезу. Лес дремучий – вон заросли какие, все переплелось, да темно там, и волки, наверное, есть, тоже боязно идти. Как быть-то?

- А ты как думаешь?

- Ну, не знаю… Вот если бы лужу осушить? Или заросли повырубить? Только ума не приложу, как это сделать можно. И откуда они тут только взялись?

- Ты же их и создала, — сообщила ворона. – Лужа грязная – это то, что у тебя на душе, так вот ты к себе и относишься. Лес дремучий – это то, что у тебя в голове: мысли твои непричесанные да убеждения замшелые, туда забредешь – вмиг заблудишься.

- А сам камень тогда что? – растерянно спросила Девица.

- А это проверочка тебе такая: сильна ли ты в своем намерении,  твердо ли решила прозябание в Больших Хворях на процветание в Здоровье-граде променять. А то вдруг ты только на словах переселиться хочешь, а на деле свои милые Хвори ни на что не променяешь?

- Но я же из них сбежала! – горячо стала защищаться Девица. – Вот, прошла большой путь, и дальше бы шла, если бы не Камень…

- А ты думала, путь тебе лютиками-васильками усеян будет? Нет, Девица Красная, все как в сказке! Будут на пути испытания трудные, ловушки хитроумные, враги коварные. Сумеешь преодолеть – получишь Силу, попадешь в Здоровье-град. Не сумеешь – или в Хвори свои любимые вернешься, или вовсе голову сложишь. А ты, эвон, перед первым же препятствием остановилась как вкопанная и не делаешь ничего.

- Да что делать-то надо, Птица Вещая? – умоляюще сложила руки Девица. – Ты уж будь ласкова, дай подсказку, направь на путь истинный!

- Молодец, правильный вопрос задала! Коли тебе Волшебные Помощники встречаются, типа меня, завсегда у них совета проси. Мы затем в сказке и существуем, чтобы на маршруте помогать. Разговаривай ласково, проси смиренно, слушай внимательно – очень много полезного почерпнуть сможешь.

- Да я слушаю, каждое словечко ловлю! – заверила Девица.

- Значит, так. Перво-наперво загляни себе в душу. Хоть она сейчас на лужу грязную и похожа, а все-таки живая душа. Все, что увидишь там – вытащи на белый свет, рассмотри, отмой, просуши да перебери. С чем надо – попрощайся, что хочется – себе оставь. Слезы свои незримые осуши, печаль-тоску прогони, все обиды прости, да и сама прощения попроси. И у себя попросить не забудь, за то, что сама себя в Большие Хвори загнала.

- Хорошо, Птица Вещая. Хоть и страшно мне в эту грязь душевную лезть, а сделаю.

- Вот, сделай, сама почувствуешь, как на душе легче станет. А там и лужа исчезнет, зеленый лужок на ее месте будет.

- Ой, хорошо бы! А дальше что?

- Вторым делом мыслями своими займись, лесом то есть. Что ж ты его так запустила? Посмотри, какие дебри у тебя в голове! Все перепуталось. Ты ж пойми, Девица дорогая, что мысли все наяву проявляются, на жизни отражаются. Все старые и гнилые деревья убрать надо, чтобы новым и молодым и места, и света хватало. Тогда у тебя в голове просветление выйдет, приятно туда заглянуть станет.

- Но тут же работы не на минуточку и даже не на неделю! – испугалась Девица. – Это сколько же я расчисткой заниматься буду?

- А сколько надо, столько и будешь! Ты себя в Большие Хвори тоже не одну недельку загоняла, не пожалела времени. Так на Здоровье его тем более жалеть не надо! Ничего, не переживай. Глаза боятся, руки делают. Тут главное – начать, а там, глядишь, дело просто сказочно пойдет.

- Ну хорошо. А Камень? С ним-то как быть? Он вон какой неподъемный! Или я его потом просто стороной обойду?

- Да нет, Девица, не так все просто. Камень этот – загадка, которую ты разгадать должна. Ты ведь его сама на дорогу взгромоздила, мыслями своими тайными. Сумеешь загадку разгадать и мысли поменять – он сам в прах рассыплется. А если его просто обойти, так он через десяток шагов снова поперек дороги ляжет, еще больше станет.

- Но я не знаю, что за мысли такие, — жалобно протянула Девица. – Вроде я о хорошем думаю, к Здоровью иду. А он мешает.

- Это не он мешает, это ты себе сама мешаешь, — проинформировала ворона. – Сказка ведь твоя, да? Значит, и Камень Преткновения тоже твой.

- Птица Вещая, помоги разобраться с тайными мыслями, — попросила Девица. – Чую, не справлюсь я сама, не умею пока в себя заглядывать. Но научусь обязательно!

- Ладно, помогу, — согласилась ворона. – На первый раз – святое дело, а потом уж сама… Вот скажи, что тебе хорошего в Хворях твоих пришло?

- Да чего ж там хорошего? – озадачилась Красна Девица. – Все плохое!

- Ну нет, враки это и самообман! Было бы там так плохо, так с чего бы ты в Хворях столько времени жила? Ты б туда и носа не сунула! Значит, держало тебя там что-то…

- Держало… — нехотя призналась Девица. – Хворать, оно-то временами знаешь как приятно бывает? Лежишь, ничего не делаешь, родные вокруг тебя суетятся, ухаживают, заботятся, ласковыми именами называют, ничего делать не требуют, по головке гладят, вкусненьким балуют.

- И что тебе это дает?

- Ну, вроде как вижу – нужна я, любима. Радостно мне так становится, спокойно.

- Вот тебе и выгода от твоей Хвори. А в Здоровье уйдешь жить – там вокруг тебя никто скакать не будет, там самой себя любить да баловать придется. А ты, похоже, и не умеешь…

- Права ты кругом, Птица Вещая. Так оно и есть, — пригорюнилась Девица. – До Хвори-то я о себе забывала, чужими мыслями жила, под чужую дудку плясала.

- Вот и доплясалась, — неодобрительно щелкнула клювом ворона. – Теперь свою музыку заводи, свои хороводы заводи, свою сказку слагай.

- Так я бы и хороводилась… Да вот только вдруг ошибусь, не с тем хороводы заведу? Вдруг что плохое из этого выйдет, а я виновата останусь?

- Мудрость такая есть: «Не ошибается тот, кто ничего не делает». Надо бы тебе почаще повторять: «Я имею право на ошибку!». Пока ты в постели лежишь, больная да немощная, нет у тебя ни ошибок, ни жизни. А вылезла да к Здоровью пошла – ну как тут без ошибок обойтись? Это ж опыт твой, обучение! Из ошибок да уроков вся жизнь состоит. А ты уж больно ошибиться боишься… Выходит, Жизнь для тебя – тоже Камень Преткновения.

- Выходит… — совсем приуныла Красна Девица. – То-то я себя в Большие Хвори жить определила… Там-то, лежа, уж точно не ошибешься! Лежишь себе, хвораешь. Вся ответственность на лекарях да знахарях. Только я так больше не хочу!

- Надо тебе, стало быть, ответственность на себя принимать. Лекари да знахари, они ведь все по-разному говорят, да?

- Это точно! – оживилась Красна Девица. – Одни говорят: «Не поправиться тебе, Красна Девица, никуда не деться, Большие Хвори – это на всю жизнь». Другие говорят: «Меня слушайся, плати мне звонкой монетой, только я тебя из Больших Хворей вывести могу!». А один так и вовсе сказал, что Большие Хвори – это выдумка людская, мираж, а вообще-то это царство мертвых, и живут там люди, у кого уже душа умерла.

- А ты как думаешь?

- А я чувствую – нет, не умерла моя душа! Жива она, радости просит, к солнышку рвется. Вот я и решила путь к Здоровью искать. Конечно, может, и правы те лекари-знахари, которые говорят, что ничего не получится. Но я хотя бы попробую!

- Вот и еще один Камень Преткновения, — встрепенулась ворона. – Ты в Здоровье-град идешь, а сама себя в нем не видишь. Не веришь, что попадешь туда! Эвон, уже пути отступления обдумываешь.

- Но ведь может и так случиться? – запротестовала Девица. – Я себя обманывать не хочу!

- А ты и не обманывай! – строго каркнула Вещая Птица. – Ты скажи себе твердо: «Пребывать мне в Здоровье отныне, и присно, и во веки веков!!!». Ну, заклинание такое сотвори. В сказках ведь как – без заклинания волшебного ни дело не делается, ни сказка не сказывается.

- Хорошее заклинание, мне нравится! – обрадовалась Девица. – Буду его говорить почаще.

- Ты вот подумай, много богатырь навоевать сможет, если в силу свою не верит? «Не то я, мол, Лихо Одноглазое одолею, не тот оно меня?».  Ну, и куда это годится? Так и растратишь силу богатырскую на сомнения. А Лихо-то, в отличие от тебя, сомнениями не мучится, оно только и ждет, когда ты Веру-в-Себя хоть на миг потеряешь. Тут оно тебя и уязвит!

- А надо как?

- А надо так: «Смогу! Одолею! Я – победитель!».

- А если я в это не верю? Ну, пока же я еще не победитель? – жалобно спросила Девица.

- А ты убеди себя, что ты такая! Раз скажешь, два повторишь, а там, глядишь, и привыкнешь! – лукаво предложила ворона.

- Хорошо, я попробую.

- Никаких «попробую»! Хочешь новую сказку сложить – говори: «Я сделаю!». И все получится.

- Хорошо! Я сделаю! – засмеялась Девица. – Спасибо тебе, Птица Вещая! Очень ко времени ты прилетела. Указала мне на мои ошибки. Я вот их боялась-боялась совершать, а сама все равно – столько понаделала! Видно, и правда без них никак. Но теперь все поправлю. Низкий мой тебе поклон.

- Вот и ладно, вот и славно. Полетела я в другие места, красных девиц да добрых молодцев вразумлять. А то много таких Камней Преткновения на сказочном пути встречается, не ты одна такая. Полечу на подмогу. А с тобой не прощаюсь. Глядишь, и свидимся! Ты верь!

… Долго ли, коротко ли, а пришлось Птице Вещей – вороне сказочной сызнова пролетать в этих местах. Глядит она – слева заместо лужи грязной цветник розовый, благоухает-переливается, справа нет уж леса дремучего – березнячок светлый, и птицы в нем поют.

Вот только Камень на месте. Что такое? Неужели Девица не справилась? Спустилась пониже ворона – ан нет, ошиблась она! Камень с дороги в сторонку убран, стоит так аккуратненько, никому не мешает, Путникам знак подает. А на нем слова написаны тонким девичьим почерком, вязью сияют, золотом горят: 

ТЫ ИМЕЕШЬ ПРАВО НА ОШИБКУ!

СМОЖЕШЬ! ОДОЛЕЕШЬ! ТЫ – ПОБЕДИТЕЛЬ!

НЕ ПРОБУЙ, А СДЕЛАЙ!

ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ!

ТЫ ВЕРЬ!

Автор: Эльфика

- Эй, хозяева! Открывайте! Есть тут кто?

            В дубовую дверь требовательно стучала молодая девица в белом сарафане и белой же косыночке, из-под нее коса русая до пояса, через плечо – увесистая сумка с красным крестом.

            На ее призывы никто не отзывался, но красавица не оставляла своих попыток – видно было, что девица она настойчивая и своего добиваться привыкла. Наконец, послышались шаркающие шаги, оханье, шипение сквозь зубы, и скрипучий неприятный голос проговорил:

            — Кого там еще черт несет?

            — Кого черт несет, я не знаю, а я к вам своими ногами пришла, по доброй воле, на волшебную практику! Так что открывайте, я все равно не уйду!

            Залязгали замки и засовы, дубовые двери со скрежетом приоткрылись, в открывшемся проеме нарисовался тощий лысый старикашка в черном трико с отвисшими коленками.

            — Чего-чего? – пренебрежительно произнес он, оглядывая девицу в белом. – Волшебница, говоришь? А я вот тебя сейчас в жабу превращу – будешь знать, как к занятым людям лезть.

            — Вы – Кощей? – строго уточнила девица.

            — Ага, Кощей! – осклабился старик. – Самый злодейский из всех сказочных злодеев! Вот щас я тебя…

– Имейте в виду, на меня ваши пугалки не действуют, — невежливо прервала его девица. – Мне надо пройти практику, и я ее пройду! А вы мне в зачетном листе распишетесь.

- Распишусь, распишусь… Уж я тебя распишу под хохлому, — угрожающе пообещал Кощей, но закашлялся мучительно, до перханья, схватился за грудь и согнулся в три погибели.

- Дедуля, обопритесь на меня! – кинулась к нему девица. – И дышите, дышите. Вот так, глубже. Куда тут идти, говорите!

Вскоре она уже устраивала его на широкой лавке в комнате.    

Мужчина стоял у мрачноватого красно-кирпичного здания и методично долбился в закрытую дверь. Видно было, что стучится он уже долго, но терпение у него просто ангельское.

            — Дяденька,  я тут! Посмотрите вниз! Нет, не туда, а вон туда, налево!  Ну, окошечко полуподвальное, с решеткой!

            «Дяденька» прекратил стук и посмотрел, куда велено. Действительно, наблюдался «карман», утопленный в землю, и окошечко с решеткой было, а за решеткой маячило испуганное девичье личико с большими виноватыми глазами.

            — Добрый день! Это общежитие? – спросил мужчина. – Я из Службы Спасения. Меня сюда вызывали, но почему-то не открывают…

            — Это я, я вас вызывала! – чуть не плача, сдавленным полушепотом проговорила девушка. – И пожалуйста, тише, а то она может услышать…

            — Она – это кто? – уточнил мужчина.

            — Комендант! Она такая строгая, у нее правила. Чуть что – наказывает.

            — Но как же я смогу вам помочь, если не могу  попасть в помещение? – спросил мужчина. – И что у вас тут вообще происходит?

            — У нас тут все ужасно, — похоронным голосом сообщила девушка. – Она не дает никому жить. Да что там жить – просто дышать! Она всех подавляет своим авторитетом. У нас тут хуже, чем в тюрьме…Чуть что – в карцер, за решетку…

            — Ты сейчас в карцере? – спросил мужчина, озирая ржавую оконную решетку.

            — Нет, это моя комната. Я тут прячусь.

            — От кого прячешься? От коменданта?

            — Ну, не только… У нас тут контингент подобрался – не заскучаешь. Одна другой краше. Общежитие…    

Надежда была потомственным врачом. Хорошим врачом, вдумчивым и внимательным. Работала она на самой передовой отечественной медицины – в онкологическом отделении. Больные ее любили, и когда она входила в палату, в глазах больных разом вспыхивали огоньки. Наверное, она просто отражалась в их глазах, и там вспыхивали огоньки надежды.

А сегодня Надежда, придя домой, стояла у окна и плакала. Мальчик из ее палаты умирал, ей это было совершенно ясно, и ничего с этим нельзя было поделать. Мальчику было всего 20 лет, он был умница и талантливый скрипач, и впереди у него предполагалась чудесная жизнь, если бы рак. Проклятый рак!

И сегодня, когда Надежда шла с утренним обходом, она уже хотела сказать мальчику привычные слова ободрения, что все, мол, будет хорошо, и дело идет на поправку, но… Он пристально посмотрел ей в глаза и так улыбнулся, что слова комом застряли у нее в горле. Он знал… Он уже был немножко «там», хотя все еще «здесь». Вернее, больше «там», чем «здесь». И он знал, что она знает, только зачем-то обманывает…

И вот теперь она стояла и плакала. Она не могла больше врать! Ни себе, ни своим больным. Она, проработавшая в этой области много лет, прочитавшая кучу специальной литературы, получившая опыт и навыки, так, по сути, и не узнала ничего о раке. Почему одни выздоравливают а другие умирают? Почему бывает так, что тяжелый пациент, которому, казалось, уже не выбраться, уходит домой на своих ногах, а молодой и здоровый, с начальной стадией, вдруг раз – и умирает?! Почему??? Какой же она врач, если не может ответить на такой простой вопрос?              

 

«Вот ни фига себе! – возмущенно размышляла я, тупо пялясь в белый больничный потолок. – Интересно, почему мир так несправедлив ко мне? И за что мне все это?».

По всему выходило – ни за что. А наоборот – как бы в насмешку. В нашей компании я всегда считалась самой осторожной и предусмотрительной. Но вот почему-то все нештатные ситуации игнорировали раздолбаев и пофигистов, а отражались именно на мне. По полной программе!

Вот и сейчас – банальная пешая прогулка до дачи обернулась двойным открытым переломом ноги, да еще, как доктор сказал, со смещением! А между тем я посмотрела, как положено, и налево, и направо на предмет идущего транспорта! Ничего угрожающего не было – навстречу двигался только сосед Степаныч, волокущий на плече мешок с удобрением. Но вот какая-то дурацкая кочка на дороге, отчаянный матерок потерявшего равновесие Степаныча – и вместо почетной грамоты «За осторожность и предусмотрительность» – двойной со смещением. За что??? Было больно и обидно.

          Палата мне досталась маленькая, трехместная, и на троих у нас наблюдалось три рабоих ноги и три загипсованных. На дальней койке возлежала мрачная бабка, которая по большей части спала, храпя как пьяный боцман, а когда просыпалась, сразу начинала жаловаться на своего деда, дочь, сына, зятя, невестку, внуков, соседей и вообще весь белый свет. Мне было даже интересно: нарисуется ли кто-то, о ком она положительно отзовется? Похоже, пока такая личность не возникала… Кровать посередине занимала маленькая и тихая как мышка женщина средних лет, которая соорудила себе норку из больничного одеяла, много читала и улыбалась чему-то своему, мышиному. Зато по ночам она часто просыпалась, тихо плакала в подушку и тяжко вздыхала. За что меня бог наградил такими неконтактными соседками – тоже было совершенно непонятно.      

Колокольчик, как обычно, зазвонил, ровно в 6.00. 

«Ну вот, опять не выспался!», — мрачно подумал Король, с трудом разлепляя глаза и нащупывая рукой  на прикроватном столике корону.

- Вставайте, Ваше Величество, новый день начался! – прошелестел от порога  Главный Камердинер, он же Мажордом, он же Советник. – Как вы себя чувствуете?

- Пока ты не появился, прекрасно чувствовал! – ядовито ответил Король, раздраженно выпутался из скомканного одеяла и сунул ноги в холодные тапки.

- Умываться, что ли? – сварливо спросил он у Мажордома-Камердинера.

- Ванна готова, целебная подогретая вода, с розовыми лепестками и жасмином, — доложил Камердинер.

- А я не хочу с жасмином! И подогретую не хочу! Я хочу на речку! – привычно завредничал Король.

- Ну что вы, Ваше Величество! Монархам в тине плюхаться не пристало, — с легкой укоризной ответил Камердинер.  – Тем более, вам доктора ароматические ванны предписали…

Король вздохнул и поплелся в ванную комнату. Вода была противная, чуть теплая, жасмин распространял дурманящий аромат, и у Короля сразу заболела голова.

- Чего там у тебя, давай! – обреченно сказал он, поглубже опускаясь в предписанную докторами воду.    

Дед Склероз был не только забывчивым, но и рассеянным. Мало того, что он часто забывал, кто он, зачем он и куда он идет, так еще и мысли у него все время расползались кто куда: одни в облаках витали, другие в темных закоулках памяти потерялись, третьи между собой перепутались, а многие так и вообще до конца додуманы не были и болтались между небом и землей, как воздушные шарики.  А еще Дед Склероз постоянно забывал, где он живет, и поэтому все время забредал куда не надо – то есть в чужие тела.

Надо отметить, что в каждом теле кто-нибудь живет, какая-нибудь Душа – тела для того и созданы. Для того, чтобы поддерживать связи между Душой и Телом, существует Разум, а все вместе это называется «Организм». Если все они между собой дружат, то и человеку в теле живется очень даже хорошо. А вот если что-нибудь разладилось, то плохо. «Еле-еле душа в теле» — это когда настолько связь между Душой, Разумом и Телом потеряна, что просто жить не хочется. Или не можется…

Так вот, у женщины по имени Светлана как раз то самое и наблюдалось – «еле-еле душа в теле».  Светлана заболела. Это потому что в ее тело нечаянно забрел рассеянный Склероз, да и заблудился. Бродит туда-сюда, а выхода никак не найдет. И Света тоже выхода из этой ситуации никак не найдет, потому что врачи говорят: «Это болезнь неизлечимая, лекарствами ее можно только притормозить, а вот вылечить – пока не знаем как. Уж больно она по организму  вашему рассеялась – то тут, то там проявляется, и никак ее не поймаешь».

И впрямь: как ее поймаешь, если Дед Склероз то в руки Светины забредет, то в ноги, то по позвоночнику пройдется, то по сосудам шастает, то в голову вступит, то в сердце стучится? Он-то по своей рассеянности не помнит, откуда вышел, куда направляется, где уже был, а где не был.  А иной раз ему вдруг мнится, что Светино тело – и вовсе его обитель, и он тут полновластный хозяин, только вот непонятно, куда вся прислуга подевалась?

А Светлана не поймет, что такое с ней происходит: то мурашки какие-то по телу бегают, то конечности дрожать начинают, то язык вдруг заплетается, то координация движений в полный беспорядок приходит. Какой уж тут порядок, когда в доме два хозяина, причем один – совершенно рассеянный и очень забывчивый?    

Один человек, воплотившись на этой земле, принес с собой Родовое Проклятие. Что это было за Проклятие – мы не знаем, да и важно ли? А только кровь у него оказалась порченая. Да так сильно, что приключилась с ним неизлечимая болезнь. И как-то ночью явилась за ним Смерть.

- Пойдем со мной. Ничего страшного, это быстро, зато мучиться не будешь. Потом воплотишься еще раз.

- Но я еще так молод! – воскликнул человек. – Я совсем не хочу умирать. Я хочу жить! А можно отсрочить как-то?

Он и правда, несмотря на болезнь, очень хотел жить. Смерть посмотрела на человека и увидела в нем силу воли и запасы энергии, кипучий ум, и огромные залежи любви к людям, и желание изменить этот мир к лучшему. В нем была такая огромная жажда жизни, что Смерть несколько удивилась – даже ей, повидавшей виды, редко доводилось встречать такое. Прямо жалко было уносить с собой такого жизнелюбивого человека.

- Вообще-то я редко иду навстречу, — в сомнении сказала Смерть. – Но ты мне чем-то симпатичен. Пожалуй, можем попробовать договориться. Просто так я отменить твой уход не могу – не вправе, но вот обмен в исключительных случаях практикуется. Ты как, готов?

- Готов, — кивнул человек, лихорадочно соображая, что он может предложить на обмен. Ведь он был очень молод и еще не успел обзавестись ничем особо ценным.

- Нет-нет, меня не интересуют тленные ценности, — успокоила его Смерть. – Зачем они мне? Я попрошу у тебя что-то по-настоящему дорогое… Раз уж жизнь так тебе дорога, я не буду ее забирать, но обмен должен быть равноценным. Знаешь что? Я оставлю тебе Жизнь, но заберу Любовь и Счастье.

- Но зачем нужна Жизнь, если в ней нет Любви и Счастья? – ужаснулся человек.

- Тебе придется научиться добывать их по ходу жизни из того, что есть. Из любого события, из каждого поступка. Сколько сможешь добыть – все твое, с тем и будешь жить.

- Если так, то я смогу, — кивнул человек.

- Не торопись. Ты должен будешь постичь науку благословлять проклинающих тебя и помогать тем, кто тебя отвергает, держать любые удары судьбы и находить счастье даже в боли.

- Я согласен.    

Жила-была в одном лесу Бледная Поганка. Она все время держалась в тени, потому что очень стеснялась своего внешнего вида. Ее удручали и слишком тонкая, искривленная ножка, и унылая плоская шляпка, а уж чешуйки, которые ее покрывали, были и вовсе отвратительными. По крайней мере, она так думала. Вот она и старалась спрятаться в густой траве, чтобы как можно меньше попадаться на глаза окружающим. А если к ней обращались, она нахлобучивала шляпку поглубже и едва слышно лепетала что-то в ответ, разглядывая хвою и листья на земле – такая вот стеснительная она была.

Она иногда завидовала другим грибам – семейству крепеньких Боровиков, хохотушкам Сыроежкам, ярким кокетливым сестричкам Лисичкам, блестящим Маслятам… Вот у них была жизнь, а у нее? Так, жалкое существование в тени большой березы. А для надежности еще и лопухом прикрывалась – чтобы уж совсем не высовываться.

Она даже не пыталась подружиться с красивыми грибами, куда ей! У Поганки была только одна подружка-Гнилушка, которая ее понимала, потому что сама была такая же – вся насквозь трухлявая и больная.

Красавчик Мухомор, местный острослов и мачо, время от времени обращал стрелы своего сарказма на Поганочку и язвительно комментировал ее образ жизни:

- Ха! Думаешь, спряталась? Да ничего подобного! Мне сверху видно все, ты так и знай! Все чахнешь и бледнеешь? Ну давай-давай! От тебя даже лопух вянет!    

Памяти Васи Шушакова

Ангел присел на край кровати и тихонько обнял крылом сжавшуюся в комочек Альку.

- Не плачь, — шепнул он. – Ничего не поделаешь. Надо жить дальше.

- А как? – горько спросила Алька. – Как жить, если все так несправедливо устроено? Я бы еще поняла, если бы он умер от старости! Но ему было всего двадцать три… и больное сердце.

- Целых двадцать три, — поправил ее Ангел. – С таким больным сердцем он сумел прожить целых двадцать три года. И не просто прожить, а… Знаешь что? А давай поговорим о Васе? Расскажи мне о нем!

- Что рассказать?

- А что хочешь. Каким он был? Что успел сделать в этой жизни? И почему ты оплакиваешь его как самого родного и близкого человека?

- Он и есть родной и близкий, — безутешно всхлипнула Алька. – Ну и что, что мы не родственники! Знаешь, какой он был??? Это такой друг!!! Всегда рядом, всегда готов подставить плечо и прийти на помощь… Всегда выслушает, поймет, утешит… И улыбка, у него была такая улыбка! От него свет шел, представляешь? Почти как от тебя!

- Представляю, — улыбнулся Ангел. – Очень даже хорошо представляю…

- А если бы ты знал, какая у него судьба! У него с рождения сложный порок сердца, а мама снова замуж вышла и Васю бросила, его бабушка воспитывала. А он не озлобился, никого не винил, не жаловался… наоборот – всех старался понять и простить.

- Это замечательное качество, — тихо сказал Ангел.    

Утро началось как всегда: Вадик долго не хотел просыпаться, потом капризничал, ковырялся в тарелке с кашей, задумчиво замирал, натягивая колготки. Муж поминутно вопрошал: «а какой галстук лучше к этой рубашке?», «а почему сыра не порезала?», «а куда ты положила мою папку?». В общем, все как всегда. Я пыхтела, злилась, отвечала, подгоняла и посматривала на часы, потому как стрелки неумолимо приближались к критической отметке.

            По дороге в детский сад  Вадик донимал бесконечными «почему?», а я отвечала, хотя мои мысли уже переключились на работу, и Вадькины вопросы очень отвлекали меня от насущных проблем.

- Мам, а вампиры где живут? – задал он очередной вопрос.

- В сказках, — ответила я, в который раз дивясь, как это Вадьке удается выдумывать вопросы, ставящие меня в тупик.

- А в сказки откуда приходят?

- Из кино, — сказала я.

- А в кино?

-  Из головы! – нервно сказала я. – Их дяденьки сценаристы придумывают.

- А откуда они их видели? – не отставал Вадька, который уже сам казался мне маленьким вампиренышем.

- Да ниоткуда! Взяли и придумали! – рассердилась я.

- Так не бывает, — подумав, решил мой умный Вадик. – Если в голове есть, значит, где-то видели.

- Вспомнила. В Трансильвании они живут! – осенило меня. – Это очень далеко от нас. В горах. А в России вампиров нет, так что живи спокойно.

- Да? – с сомнением спросил Вадька. Видно было, что у него имеется свое мнение, но высказать его он не успел, потому что я передала его с рук на руки воспитательнице (пусть теперь ее вампирит!) и помчалась на работу.        

В одном далеком сказочном государстве жили-были король Андреас и королева Аллейна. Все у них было: и королевский замок,  и неземная любовь, и даже три наследных принца – ну сказка, да и только!

            Как и положено истинному монарху, король Андреас редко бывал в замке, зато умело правил своим маленьким государством, часто ездил в сопредельные королевства с визитами и заботился о постоянном пополнении государственной казны. Старший из сыновей, принц Владислав, у папы опыт перенимал, как государством и подданными управлять. Средний, принц Диметриан, изящными искусствами увлекался, придворные танцы в совершенстве освоил, все принцессы по нему тайно вздыхали и его портреты над своими девичьими кроватками вешали. А младший принц, Алегус, хоть недавно ходить научился, но уже сызмальства королевскую сущность проявлял: любил революции устраивать и семейством руководить. И у него получалось!

            А королева Аллейна…  Вот о ней-то и речь! Дело в том, что Аллейна была очень самостоятельной особой.  Она любила что-то делать, но так, чтобы ее труды впоследствии оценили по достоинству! И чтобы все вокруг ахали: «Ах, какое великолепие! Как хороша наша королева! Как много она делает для процветания государства! Настоящий бриллиант короны!».

            Надо сказать, так оно и было… до рождения младшего, принца Алегуса. Но когда у королевы очень занятой муж и впридачу три сына… Да все такие разные, и у всех свои привычки, потребности и желания! Немудрено, что королевы иногда начинают ощущать себя заброшенными.

            Нет-нет, вы не думайте! Король Андреас ее по-прежнему любил, только стал редко говорить об этом вслух. Взрослеющие принцы уже стеснялись говорить о любви – так бывает со всеми мальчишками, что ж поделаешь…А самый младший принц еще и разговаривать-то не умел!                          

Тот, кто пережил предательство, меня поймет.

У моего любимого мужа, с которым мы строили Свой Мир целых 20 лет, съели пуд соли, прошли 100 дорог, построили дом (и не один!), вырастили дерево (и не одно!), вырастили сына (и не одного!), и что там еще положено, как оказалось, есть Другая Женщина.  Да нет, что я говорю!  — другие женщины. Много и разные.

И выяснилось все это, можно сказать, в одночасье.

Я никогда не считала себя слабой. Но этот удар меня подкосил. В боксе это, кажется, называется апперкот. Или нокдаун. В общем, неожиданно и очень, очень больно.  И не было в углу доброго тренера, который обмахнул бы меня полотенцем и дал попить воды.  Болельщики – были. Одни болели за меня, другие – за мужа. Но я все это наблюдала, как сквозь толстое стекло. Мне было не до публики. Нокдаун, понимаете ли…

Мысли метались, как куры, когда в курятник заберется хорек. Мой любимый муж оказался тем самым хорьком, и мысли-куры его боялись. И метались, пытаясь спастись, а значит – спасти меня. «Наверное, так и сходят с ума», — поняла я. Честно говоря, неплохой выход. Сойти с ума – и не думать больше об этом. Сидеть перед добрым доктором в белом халате, задающим разные вопросы, и нести всякий бред. Я сумасшедшая, мне можно.    

- Здесь занимают очередь на жертвоприношение?

- Здесь, здесь! За мной будете. Я 852, вы – 853.

- А что, так много народу?

- А вы думали??? Одна вы, что ли, такая умная? Вон, все, кто впереди – туда же.

- Ой, мамочки… Это когда же очередь дойдет?

- Не беспокойтесь, тут быстро. Вы во имя чего жертву приносите?

- Я – во имя любви. А вы?

- А я – во имя детей. Дети – это мое все!

- А вы что в качестве жертвы принесли?

- Свою личную жизнь. Лишь бы дети были здоровы и счастливы. Все, все отдаю им. Замуж звал хороший человек – не пошла. Как я им отчима в дом приведу? Работу любимую бросила, потому что ездить далеко. Устроилась нянечкой в детский сад, чтобы на виду, под присмотром, ухоженные, накормленные. Все, все детям! Себе – ничего.

- Ой, я вас так понимаю. А я хочу пожертвовать отношениями… Понимаете, у меня с мужем давно уже ничего не осталось… У него уже другая женщина. У меня вроде тоже мужчина появился, но… Вот если бы муж первый ушел! Но он к ней не уходит! Плачет… Говорит, что привык ко мне… А мне его жалко! Плачет же! Так и живем…

- А вы?

- Я тоже плачу… Мучаюсь вот, давно уже… С ума сойду скоро!

- Да, жизнь такая жестокая штука… Всегда приходится чем-то поступаться. Приносить что-то в жертву…

            Распахивается дверь, раздается голос: «Кто под №852? Заходите!».    

Посвящается моей бабушке Оле,  

уже покинувшей этот мир, и всем бабушкам на свете.

            Корзинка в разговорах старалась помалкивать. Она была уже старенькая, потемневшая от времени, в некоторых местах прутики стали тонкими и хрупкими, между ними возникли щели, а в на донышке, слева, вообще лопнули, и образовалась дырка. Корзинка очень стеснялась и поэтому не высовывалась. Но совсем незаметной оставаться не удавалось, и иной раз ей приходилось выслушивать обидные вещи.

            — Ох, и поработали мы сегодня! – горделиво начинали Грабли. – Сенокос, знаете ли,  горячая пора! Сено ворочать – это как на передовой! Страда, понимать надо!

            — А я целый день удобрение перетаскивала, — важно включалась Лопата. – Тоже вам не фунт изюму. Один запах чего стоит!!! Вредное производство!

            — А мы воду носили, и в баню, и в огород! – начинали звенеть сияющие новенькие Ведра.

            — Много бы вы без меня наносили… — ворчало старое, но крепкое Коромысло, помнившее еще бабушку хозяйки. – Пустозвоны…

            — А Корзинка у нас что делала? – осведомлялась Большая Дворовая Метла, сплетница и интриганка.

            — Я переносила огурцы, — еле слышно отвечала Корзинка.

            — Ой, ой! Переносила она! – тут же насмешливо подпрыгивала Метла. – Да из тебя уже все сыплется! Сама видела, как маленький огурчик выскочил – и между грядками спрятался. Хозяйка не заметила, а все ты виновата!!!

            — Конечно, ей уже в обед сто лет, — замечали Грабли. – В таком возрасте пора на покой. Толку мало!

            — Ну, это смотря из какого материала ты скроен! – возражало Коромысло. – Вот я с годами только крепчаю. А всяких лопат-ведер на моей памяти ух сколько сменилось, всех и не упомнишь!

            Корзинка только вздыхала и отмалчивалась. Она и сама осознавала, что уже старенькая, и толку с нее все меньше и меньше. Она хорошо знала, что рано или поздно выходит срок любой вещи, и ее служение Хозяйке закончится. Но пока она могла что-то делать и в чем-то участвовать, она тихо радовалась. Она очень любила своих Хозяев и хотела только одного – быть полезной.                    

 

Старая Анна в Емелиной Слободке – местная достопримечательность. Когда она здесь поселилась, никто не помнит, потому что никого старше ее там нет, а сама она не говорит – усмехается только. Да и какая, в принципе разница? Потому как слава от возраста не зависит, а слава Старой Анны давно уже по свету разнеслась.

И народ к ней тянулся со всего города, и даже из области приезжали, тропинка к ее дому натоптана была, как проезжий тракт, а очередь еще по темноте занимали. Слободские мужики даже лавки вдоль ее забора поставили, чтоб народ на проезжей части не толпился да ноги себе не отстоял.

Анна ничего такого особенного не делала: не колдовала, не лечила, рук не накладывала и боль не заговаривала. Просто слушала человека да советы давала. Но советы эти были такие – словно вглубь она смотрела, туда, где у человека душа. Болтали про Старую Анну, что после визита к ней судьба у многих круто меняется, и даже прозвище у нее в народе такое – Старуха-Судьба.

            В общем, без клиентов Анна не оставалась никогда. Еще только солнце взошло, а на лавке уже человек 10 сидит, на прием к Старой Анне. Все напряженные, серьезные, ведь каждый со своей проблемой явился. И среди них – женщина молодая, явно не из местных. Видать, издалека приехала. Подошла она позднее всех, наверное, с первой маршруткой добралась.

            Стукнула калитка, вышла Анна, оглянула очередь орлиным взором.

- Ты и ты – не сидите, не приму! С глупостями пришли. Сами все решить можете, да только пошевелиться лень. Ты вот, парень – встань и иди, никакой хвори в тебе нет, это твоя мамаша не хочет, чтобы ты в армию шел. А ты иди, не бойся, там и выздоровеешь, и судьбу свою найдешь.

- Спасибо, бабушка! – облегченно кивнул молодой человек. – Я и сам думал…

- А и молодец, гвардеец, — одобрила Старуха-Судьба. – Остальных приму.

            Тут ее взгляд упал на неместную женщину.

- Тебя первой приму, — решила Анна. – Проходи, девка.