Ты говоришь: бессмертье, лунный свет…
Жизнь такова, что жизни вовсе нет.
Ест леденец уставший плакать трагик.
В его глазах – безумие, зима,
летят в зенит легчайшие дома,
и день хрустит, как роза из бумаги.

Блестит асфальт, остриженный «под ноль»,
и катится весёлый карамболь,
как колобок без страха и упрёка.
Его не остановит слово «смерть».
Прозрачнее стекла земная твердь,
когда она поёт внутри потока.

Сгущающимся сумраком дыша,
на кончике иглы дрожит душа
за известковой хрупкостью скорлупки.
Глядишь в окно, выходишь в магазин…
Лощёные полотнища витрин
так тяжелы, как пауз промежутки.

И видишь: не в потоке, а вовне
вращается на медленном огне
твой бедный быт, нанизанный на вертел,
но окаянной горечью в уста
течёт его неспешная листва,
как жизнь во сне, как память после смерти.