Смерть 1

Бабочка была неправдоподобно красива. Тонкий азиатский орнамент бархатных крылышек, трепещущих под порывами ветра, невозможное, тро-гательное напряжение хрупкого тельца. Юлиан замирал, когда она как бы случайно, ненароком присаживалась на краешек листка или на шершавую плоскость стены, или на уголок тёплой от солнца скамьи и так же нечаянно взлетала. Это произошло примерно на шестой минуте знакомства: легко-крылая красавица, описав плавный круг над головой восхищённого ребёнка, неожиданно опустилась на рукав его рубашки, чуть повыше локтя, и, рас-пластав крылышки, замерла. Сердце Юлиана подскочило и зазвенело где-то в затылке, а потом сорвалось и громыхнуло уже в груди торжественным ор-кестром.
Мальчик учащённо дышал, но боялся пошевелиться. Ему страшно хоте-лось позвать маму или крикнуть всему миру о своём огромном счастье. Но он лишь облизывал пересохшие губы и тихонько смеялся.
Но желание поделиться своей радостью становилось непомерным. Осто-рожно, очень осторожно Юлиан занёс свободную руку и быстро накрыл ла-донью беспечную гостью. Он бежал через двор, заросший бурьяном, и ба-бочка в его кулачке билась, щекоча крылышками ладошку, от чего Юлиану становилось ещё веселее, и он, уже не сдерживаясь, заливался громким смехом.
- Мама! Мамочка! Смотри, что у меня!
Внезапно что-то пошло не так: земля качнулась, мамино улыбающееся лицо уплыло в сторону, и Юлиан уткнулся в пахнущую пылью траву. В сле-дующий момент он ощутил солоноватый привкус во рту, но тут же сильные руки помогли ему подняться. Он ткнулся лицом в подол маминого платья, коротко всхлипнул, но воспоминание о недавнем счастье высушило набе-жавшие слёзы и заставило его улыбнуться. Отстраняясь от маминых встре-воженных поглаживаний и ощупываний, Юлиан воскликнул:
- Мама! Да мама же! Смотри! – и разжал взмокший кулачок.
Потемневший комочек скатился в придорожную пыль. Смятые крылышки утратили своё свечение, и Юлиан в недоумении смотрел на скрючившееся у его ног тельце. Преодолев замешательство, он схватил насекомое за кры-лышко осторожно двумя пальцами и, поднеся к губам, стал дуть. Под его дыханием бабочка трепетала, но Юлиан уже знал, что прежней она не ста-нет. Это понимание пронзило его внезапно. Он ещё продолжал попытки оживить свою находку, а между тем в центральной части сознания кри-стально ясно обозначилось слово «смерть». Никогда прежде Юлиан не ощущал его с такой ясностью.
Ему вдруг показалось, что это он несколько минут назад перелетал с цветка на цветок и удивлялся этому большому миру, глядящему на него снизу вверх. А потом Юлиан держал в кулаке своё бьющееся сердечко и нечаянно сжал его, должно быть, слишком крепко. И всё. Разжал руку – а там пусто. И в груди пусто.
И больше – ничего.

Смерть 2

День начинался не лучшим образом. С утра шёл мокрый снег, под ногами хлюпало. В подъезде Юлиан споткнулся о кошку, которая возмущённо завопила, потом долго пытался попасть ключом в замочную скважину. Потом бил о перила шапкой, перила гудели глубоким басом и мелко подрагивали. Стянув сырые ботинки, Юлиан поплёлся на кухню, из кухни – в спальню, оставляя следы на крашеном полу.
В спальне он остановился перед большим двустворчатым шифоньером, долго тупо смотрел в его полированные дверки, затем, глубоко втянув в себя воздух, как перед пгружением, дёрнул одну из них.
В шкафу было пасмурно. Те же безрадостные цвета, что и в заоконном мире, та же тоска и запустение.
Пространство, потревоженное открывшейся дверцей, всколыхнулось. Уныло закачались опустевшие вешалки и, смутившись своей смелости, вдруг замерли под укоризненными взглядами чопорных костюмов и отглаженных рубашек.
Юлиан подошёл к окну. Опершись о подоконник и прижав лоб к холодному стеклу, он бездумно впитывал слепой пейзаж, уходящий вверх и наискосок.
Телефонный звонок вывел его из оцепенения. Юлиан встрепенулся, бросился к аппарату, но рука замерла над трубкой, так и не решившись нарушить её молчания. Телефон стих. Юлиан опустился в кресло и долго сидел так, не думая почти ни о чём и обо всём сразу.
Вдруг он заметил, что откуда-то доносится тихая музыка. Вернее, слышал её он уже некоторое время, но только теперь понял, что мелодия приходит извне, а не изнутри, как ему казалось сначала.
Юлиан заставил себя улыбнуться и осмелился взглянуть на стеклянную полочку. Фотография в деревянном багете стояла на своём обычном месте. Яркий летний день хлынул со снимка и наполнил светом отсыревшее пространство. И ярко-голубое небо, и загорелая девушка в розовом платье, которую крепко обнимал за талию смеющийся Юлиан, – всё это было частью той мелодии, которая просачивалась сквозь бетонные стены многоквартирного дома и пропитывала собой всё вокруг: ветви деревьев в оконной раме, вещи и предметы, наполнившие своей неподвижностью комнату.
А потом музыка стихла, но лёгкая тень её ещё долго перепархивала со стенки на стенку, и Юлиан следил за её полётом, не замечая слёз, бегущих по щекам, и удивлялся прозрачной пустоте внутри и неожиданной лёгкости поднимающегося из груди сердца.

Смерть 3

Он копал глубоко, а истина была на поверхности. Он хотел изменить мир. Ему казалось, что он медленно, но верно продвигается к намеченной цели, но когда оставалось только протянуть руку и – вот она, то выяснилось, что всё это иллюзия. Будущее – в прошлом.
- Лиза!..
Телефонный звонок подобно зубной боли вклинивается в среду обитания.
- Лиза! Возьми трубку!
Несколько секунд относительной тишины. Но уже становится тесно от неизбежности проникновения того, внешнего, инстинктивно отторгаемого...
- Юлиан, это тебя!
Пауза.
- Юлиан, ответь же! Пётр Вениаминович у телефона.
Тяжёлый басок Петра Вениаминовича перекатывается за чуткой мембраной.
- Возможно, меня не будет на совете, Пётр Вениаминович. Я нехорошо себя чувствую.
- Супруга сказала, что вы нездоровы. Но, Юлиан Борисович!!! Постарайтесь уж! Убедительно, убедительно прошу!
Стало быть, придётся идти.
Что-то душно. Форточка открыта, а всё равно – душно.
Юлиан рванул на себя створку. Рама крякнула, вздрогнула, поддалась. Воздух ещё тяжёл от дождя, небо всхлипывает под колёсами автомобилей. Бесцветно небо по ту сторону асфальта, и деревья, проросшие сквозь, уходят ветвями в пустоту.
А за дверью шаги, приглушённые ворсом ковровой дорожки. Скрипнули паркетом и замерли у самого порога. Юлиан Борисович не обернулся. Он уже давно ощутил их присутствие. Тёмные люди по тёмным коридорам шли, чтобы убить его. Навсегда.
- Юлиан, я за тобой.
Это Саныч. Друг, соратник, почти что брат. Всегда рядом, всегда за. Но Юлиан Борисович видел каким-то глубинным зрением, что и он, Саныч, друг, был среди них, идущих тёмными коридорами. Теперь посмотреть ему в глаза, поймать ободряющую улыбку и принять грудью удар ножа, таимого за пазухой. И ты, Брут...

Смерть 4

Это не могло быть правдой.
Томящий весенний воздух сгустился невыносимо. Комья размокшей земли срывались с лопат и всё глуше звучала их барабанная дробь о крышку гроба.
Юлиан Борисович был мёртв. Уже третий день как. Смерть обещала продлиться вечность.
На календаре апрель. Тело Алексея предано. Предано земле. Кто предал его? Кто посмел совершить эдакую гнусность? Юлиан Борисович не верил в смерть. Он не верил в смерть сына, он не верил в смерть вообще. Сколько раз Юлиан пытался представить её – и не мог.
И вот довелось.
Сообщение о том, что Алексей погиб под колёсами автомобиля, Юлиан Борисович воспринял до странности легко: он не поверил. А потом ему пришлось встретиться с телом. Тело было строгим и неподвижным. Тело лежало на столе. Тело ещё присутствовало среди живых, а Алексея, молодого, весёлого среди живых уже не было.
А день был пасмурным, влажным. Присутствие весны уже угадывалось за завесой по-осеннему назойливого дождичка. И Алексей спешил навстречу своей гибели, потому что Аннушка уже разлила масло...
Впрочем, в масле надобности не было. Стоило лишь, доверившись зелёному глазку светофора, шагнуть с тротуара. Боковым зрением увидеть несущийся на всех парусах автомобиль. Но роковой шаг уже сделан, и не хватает какой-то доли секунды, чтобы вернуть занесённую ногу в прежнее положение. «Как это?!» Холодный зрачок смерти, краткая вспышка и – головокружение, как будто решился наконец на безрассудный поступок и вот – пры-га-ю-ю-ю!!!
Не так. Неправильно. Нужно соблюдать субординацию. Эх, молодёжь!
Мёртвый Юлиан Борисович шёл за гробом. Мёртвый Юлиан Борисович брал сырые глинистые комья и скидывал их вниз, в развёрстую яму, поглотившую тело. Тело, которое уже не было его сыном Алексеем. Тело, равнодушное ко всему, что с ним происходит.
Мёртвыми были цветы на свежей могиле. Венки из мёртвых цветов. И Юлиан Борисович ещё подумал, что на мёртвые цветы прилетят, должно быть, мёртвые бабочки.
А солнце уже не пряталось за тучами. И Юлиан Борисович соскребал с подошв тяжёлые комья замли и шёл организовывать поминальный обед. Он уже был достаточно мёртв, чтобы начать бояться собственного бессмертия.

Смерть 5

А жизнь-то только начинается!
- Лизанька, ты посмотри, как замечательно! Ну не чудо ли, а?
- Эта бабочка совсем нас не боится!
- Ни капельки! Она знает, что мы позволим ей улететь. Нет-нет! Не трогай руками!
- Я на неё подую: ф-ф-ф... Полетела – смотри!
- А помнишь, мы вместе – я и ты, и яблони осыпают лепестки нам под ноги? А ты в такой смешной блузке с бантом, и всё поправляешь его, поправляешь... И я ужасно хочу тебя поцеловать, в губы, а целую в лоб.
- А помнишь, Алёшка притащил домой котёнка? Маленький такой, грязный, а глазки смышлёные. Я-то была в полной растерянности, а ты нисколько не удивился, сказал, что это точно наш котёнок. Почему ты так сказал, а?
- А вот и наша любимая скамейка.
- И наша яблоня!..
- И наша... А помнишь?..
- Помнишь...
Крылышки воспоминаний касались лба Юлиана Борисовича, задевали щёки. Воспоминания пытались присесть на темечко, но тут же вспархивали, чтобы кружиться снова и снова. Под языком холодок валидола, весёлый солнечный зайчик на одеяле. Кто-то присел в ногах, кто-то поправил подушку.
Спать? Спать совсем не хочется! Вокруг – жизнь. И Юлиан Борисович вдруг понял, что он может летать. Всегда мог, только забыл. А теперь вспомнил. И он полетит, только уберите эти провода. Держать на привязи бесполезно. Глупо. Юлиан с лёгкостью разорвёт паутину. Не нашёлся ещё такой паук, чтобы сплести достаточно прочную сеть, чтобы удержать...
- Что?
- Ушёл. Отключите аппарат, он уже не нужен.
- Смотрите, бабочка залетела!
- Завтра сделайте сетки на окна. И вызовите, наконец, санитаров!