Михаил Берг

Русский патриотизм — географический. Территориальный в принципе, пространственный по преимуществу. То есть главное, что греет душу, — это широта, неделимость и необъятность, и чем больше здесь, тем лучше. Поэтому нет прощения бывшим братским советским республикам, которые, уйдя и плюнув в душу за все хорошее им сделанное, уменьшили нашу родину и оттяпали столько-то пядей некогда родной земли.

Чего ей здесь не хватало?

Поэтому пенсионер в Калуге готов сутками стоять на гневном митинге, протестуя против того, чтобы Японии отдали ее острова на Южных Курилах, хотя сам там никогда не был, не будет и никакой, казалось бы, выгоды от принадлежности этого острова России не имел и иметь не станет. Но сама мысль, что русская земля уменьшится в размерах, приводит его в бешенство. Казалось бы, почему?

Заморские патриотизмы, в основном, другие. Где-то гордятся своей банковской системой, точной работой муниципального транспорта и абсолютной честностью при любых расчетах. Где-то средним доходом на душу населения и размером пенсий, уровнем жизни и чистотой на улицах. Где-то достижениями соотечественников в культуре, науке и технике: там скребут любого более-менее известного художника или изобретателя, чтобы найти у него еврейские, итальянские или немецкие корни.

Нам этого не надо, мы гордимся широтой и необъятностью, а также тем, что граница на замке. Одна моя приятельница — наша соотечественница, профессор русской литературы в Гарварде — рассказала мне следующую историю. Был вечер встречи ее одноклассников спустя, скажем, 25 лет после окончания, и на него пришла старенькая учительница литературы. И вот ей, чтобы сделать приятное, говорят: а вот ваша бывшая ученица такая-то теперь профессор в самом Гарварде. Ответ старой женщины был характерен: "И чего ей здесь не хватало?"