С детства я знал, что надо быть осторожным. Вопрос, почему Сталин хороших людей посадил в тюрьму, испугал мою первую учительницу, и она перевела разговор на другое (1965 год). Дома упоминали закрытые процессы. Ходили упорные слухи, что в каждой студенческой группе есть тайный агент, и в институте, где работала моя мама, студенты случайно нашли дневник доносов своего товарища. То же произошло в студенческой среде моего друга. Ощущение, что очень легко попасть под надзор, было всегда. Тем не менее, все мои друзья и родственники читали сам- и там-издат, зная, что о них нельзя говорить по телефону.
И в, когда я жил в Ленинграде в далеком 1980, в ближайшем окружении разразилось шумное дело. Жил-был поэт Лев Савельевич Друскин, инвалид с детства, ученик С.Я. Маршака. Среди моих знакомых в Питере того времени, преобладающим интерес был поэзия, и многие друзья Друскина помогали ему. Некоторые эмигрировали, но поддерживали связь и оттуда, в частности присылали книги через иностранцев, которые и сами быстро становились друзьями поэта. Получался открытый дом, не совсем соответствовавший облику советского писателя.
По-видимому, КГБ вело наблюдения за домом Друскина несколько лет, ввело в дом своего агента, которые некогда был членом семьи, и вдруг появился снова. Он проверил, на месте ли в шкафу книги заграничного издания, и на следующий день пришли с обыском. Сначала объявили, что будут искать незаконные рецепты, которые часто прячут в книги. Потом постепенно про рецепты забыли и перешли на книги, очевидно, и бывшие главной целью.
На обыске присутствовали кроме представителей властей и понятых, сам хозяин-инвалид, жена с сломанной ногой, старушка мама, а также мой тесть, который приходил к ним так часто, что это не удивительно. Моя теща навещала хозяйку в больнице, поскользнулась и сама сломала ногу, так что была дома.
На следующий день средь бела дня раздаётся звонок, и два высоких представительных посетителя предъявляют красное удостоверение КГБ – пришли беседовать с тещёй, которая как раз разбирала бумаги – не надо ли от чего-нибудь избавиться.
И вот тут началось самое интересное – я принес стул, сел в коридоре и стал слушать допрос. После всего того, что рассказывали об органах, слушать настоящий допрос в режиме реального времени и в безопасности, было довольно захватывающе.
Довольно быстро выяснилось, что они преследуют несколько целей – узнать, давали ли Друскины почитать антисоветские книги (тогда будет хорошо известная 70-ая статья УК), у кого они сами получили эти книги, а заодно и составить представление о людях вокруг писательского дома и припугнуть их.
Так, они «без рук» осмотрели библиотеку – ну да, ясно, обычный набор – Большая библиотека поэтов и другие интеллигентские штучки. Кто кому дал антисоветчину? Не отвечает. Начинается нажим: «А как на это посмотрят на работе?» Становятся ясным, что один гебешник – из группы, ведущей дело Друскина, а другой – куратор университета. Он знает место работы, имена коллег и начальников. Тут надо заметить, что теща проявляет полное бесстрашие.
- Как посмотрят на работе? - А наплевать! – Ах, наплевать… - угрожающе тянут офицеры невидимого идеологического фронта. – Да, наплевать!
Тут надо заметить, что работа для технической интеллигенции была одним из главных ценностей жизни. А работала допрашиваемая в ЛГУ на геологическом факультете, была очень хорошим преподавателем и занималась научной работой. Попасть на такую работу, не будучи членом КПСС и ещё с пятым пунктом, было довольно трудно.
После того, как они ушли, я не мог не выразить восторг перед таким стойким поведением и некоторое опасение, что будет дальше. Тестя к этому времени выгнали с должности начальника вычислительного центра за то, что некоторые его подчиненные уехали в Израиль.
Быстро выяснилось, что за один день после обыска было допрошено примерно в одно и тоже время несколько десятков человек, то есть дело было масштабное. Руководил всем делом полковник КГБ Павел Константинович Кошелев, который иногда назывался Коршуновым и Павлом Николаевичем. Он лично допрашивал особо важных фигурантов дела. Он восхищался, может даже искренне, моим тестем, который не предал друга и продолжал к нему ходить, как раньше, в то время как некоторые другие ходили под покровом ночи или вообще пропали.
Из дальнейших следствий было.
На следующий день я побежал относить всю «литературу» к старенькой бабушке. Тещу выгнали из университета мгновенно, как только она вышла с бюллетеня. Льва Друскина исключили из Союза Писателей. Для это коллегам раздали из отобранной на обыске рукописи избранные цитаты о них же, чтобы их разозлить. Написали пару гадких "клеветонов" в газетах. В конце концов, инвалидная семья была принуждена к эмиграции. На проводах в аэропорту агентов в штатском было примерно столько же, сколько и провожающих. Друскины достаточно благополучно осели в университетском городе Тюбингене. К счастью, удалось вывезти рукопись воспоминаний, один из вариантов которой отобрали на обыске, и издать её под названием «Спасенная книга». Главное предназначение дела – припугнуть интеллигенцию, было, в основном, достигнуто, хотя не все испугались так сильно, как можно было ожидать. Как попала к нему не- и анти-советская литература, КГБ так и не узнал.
С тех пор прошло более 30 лет. Друскин умер, тесть умер, теща и мы живем в Израиле, некоторые её стихи печатались. Она также написала мемуары. Самое удивительное, что П.К. Кошелев в настоящее время делает успешную карьеру в администрации города, называемого теперь Санкт-Петербург. Собчак было уволил его, но Яковлев восстановил. С трудом укладывается в голове, то, что П.К. Кошелев с 1999 года является первым зампредом комитета по культуре администрации Санкт-Петербурга! Все это наводит на основном грустные размышления о природе современной России, хотя и издалека.
Лев Друскин
