Фото: PhotoXPress

Но это книга не о бизнесе. Она — о психологии и нравственности, о том, как на протяжении нескольких месяцев в Высоком суде Лондона выворачивалась напоказ изнанка современной истории России — не только личное грязное белье, но и следы жизнедеятельности многих политических персон страны и крупнейших представителей ее бизнеса.

Автор не занимает ничьей стороны, он дает возможность разобраться во всем читателям: в чем трагедия Березовского, почему он проиграл, а Абрамович выиграл, что такое «крыша» и почему некоторые из представителей российского бизнеса без нее не могли существовать? Причем разбираться в этом во всем можно в режиме реального времени: книга выстроена на стенограмме судебных заседаний. И читатель, словно сам, попадает в зал суда и выслушивает главных действующих лиц. И уже первые, включенные им в книгу стенограммы дают отчетливо понять: история развития взаимоотношений Березовского и Абрамовича — это история всего государства российского конца 90-х — начала 2000-х.

Книга «Счастливы неимущие», проиллюстрированная рисунками, вышла в двух томах в издательстве «Новая газета». Сегодня мы беседуем с ее автором.

— Михаил Юрьевич, с чего это вы вдруг решили книгу написать про этот процесс? Зачем вам понадобились Березовский, Абрамович, Путин и все остальные…

— Сначала все это напоминало дурной анекдот. 1 апреля 2013 года, ближе к концу дня, телефонный звонок: «Миша, привет! Это Иосиф Райхельгауз. Я хочу заказать тебе пьесу». Дело в том, что несколько написанных мною пьес идут в московских театрах, в том числе у Иосифа. Но на этот раз он говорит: «Я хочу, чтобы ты сделал документальную пьесу о процессе Березовский — Абрамович. Возьми стенограмму судебных заседаний, ты юрист, в этом разбираешься, понимаешь, что важно, что не важно, что оставить, что лишнее убрать».

Я знал об этом процессе только по тем выдержкам, которые публиковались в прессе. Процесс действительно был скандальным и неординарным. Я пообещал Иосифу подумать. Но приехал в конце дня домой и понял, что сегодня 1 апреля и Иосиф меня, конечно, разыграл. Какая пьеса?! 2 апреля я ему перезвонил: «Хороший розыгрыш. Я посмеялся». — «Какой розыгрыш? Я совершенно серьезно».

Дальше начался бег с препятствиями. Дело в том, что в распоряжении Иосифа была стенограмма только на английском. Я говорю по-английски, но работать со стенограммой по-английски достаточно трудно. И за двое суток я раздобыл стенограмму на русском. Причем в достаточно хорошем литературном переводе. Но когда я посчитал количество страниц, то изумился: их там 7,5 тысячи, а пьеса должна состоять максимум из 80. Я понял, что подписался под нечто совершенно нереальное. Но мой умный друг Даниил Дондурей, когда я ему это рассказал, выпалил: «Дурак, книгу делай! Пьесу всегда успеешь». И я понял, что он прав: книга-то может получиться историческая. Вот я, например, понял дух сталинских времен, читая именно стенограммы судебных процессов того времени. И этот лондонский процесс тоже является носителем духа определенного времени.

— Очень много характеристик было дано этому процессу от людей разных политических взглядов. Но все без исключения сошлись во мнении, что процесс этот грязный, зашкаливающий по количеству вылитого друг на друга компромата. Люди под присягой сказали вещи, которые они, наверное, в российском суде не стали бы говорить. Ваше мнение?

— Да, этот процесс действительно отодвинул занавесочку в политической закулисе конца 90-х. И многие, в том числе свидетели — достаточно известные сегодня люди, — вынуждены были там раздеться, и мы увидели довольно интересные татуировки на их теле. Несмываемые. Многие начали выглядеть для меня совсем не такими, какими я привык их видеть.

Скажу тупую банальность: чтобы не было ошибок в будущем, надо хорошо знать прошлое. Вот с этой точки зрения процесс был очистительный и познавательный. И главное — многие сегодняшние действующие политические и экономические персонажи понимают: их в будущем может ждать такой же процесс. И это вынуждает их сегодня действовать куда более чистоплотно.

Для себя же я из этого процесса сформулировал вывод: большие деньги — всегда большая подлость. Говорят, что политика — грязное дело, но в этом я не очень уверен. А вот в том, что мегабизнес — дело грязное, — да. Я понял, что не смог бы заниматься большим бизнесом. Просто по своим каким-то человеческим представлениям о добре и зле. Потому что если не ты, то тебя. Но, будучи человеком неверующим, я тем не менее исходил из неких библейских правил. В частности: «Не суди, да не судим будешь». Я не могу сказать, что испытывал чувство брезгливости или осуждения, когда читал эти стенограммы. Я лишь могу сказать, что это не мое: не моя жизнь, не моя система ценностей — не нужны мне сотни миллионов и миллиарды такой человеческой ценой.

— С личным отношением Михаила Барщевского все предельно ясно, а что думает о лондонском разбирательстве юрист Барщевский?

— Что этот процесс стал для меня неким учебным пособием. Он показал, каким должно быть правосудие в России. И, работая над этой книгой, я параллельно стал поднимать в средствах массовой информации тему необходимости судебной реформы в нашей стране. Книга сподвигла меня на конкретные предложения по этой реформе. Я бы хотел, чтобы, как и в Англии, у нас судья имел возможность вести процесс неторопливо, чтобы не было такой сумасшедшей загрузки, чтобы была элементарная физическая возможность разбираться в деле. Это первое. Второе. Мне очень нравится западное правило — обязательное раскрытие информации до начала судебного процесса. То есть все доказательства, все показания свидетелей и сторон — все это в письменном виде представляется участникам и суду задолго до начала гласного процесса. В этом лондонском разбирательстве нельзя было поступать, как у нас: из кармана вдруг вынуть тайного свидетеля и всех удивить.

Ну и не могу не сказать о наболевшем. В этом процессе было уважительное отношение судьи к адвокатам. На практике, к сожалению, редко с таким сталкиваешься. Исключение — лишь Конституционный суд России, где к адвокатам тоже уважительное отношение. И этот Лондонский суд по стилистике напомнил мне наш Конституционный.

— То есть для юристов, можно сказать, эта книга — обязательная программа?

— Думаю, да. Ну просто необходимо посмотреть, как работает английское правосудие, как ведет себя незаинтересованный, объективный судья в процессе, посмотреть на высококлассную работу адвокатов. Я, естественно, видел некоторые ошибки адвокатов, но в большинстве своем они поразили меня своим профессионализмом и высочайшим мастерством.

На мой взгляд, обязательной программой эта книга может стать и для людей, которые интересуются историей России и хотят ее понимать. Я не знаю ни одной другой книги, которая бы так точно передавала атмосферу того времени: конца 90-х — самого начала нулевых. Я так ничтоже сумняшеся хвалю эту книгу не потому, что я ее автор. Мой вклад в нее не такой большой. Моя задача была лишь изъять из стенограммы ненужный текст, повторы, длинноты. В итоге 7,5 тысячи страниц стенограммы были сокращены в четыре раза. Осталось приблизительно 1800 страниц.

— И все это стенограмма?

— Нет. В книге есть комментарии нескольких известных людей. И они вовсе не комментируют сам суд. Вот затрагивается, например, в ходе процесса вопрос об алюминиевых войнах. В этой связи я попросил Глеба Фетисова, который был участником этих войн и даже, можно сказать, пострадавшим от них, написать свой комментарий, чтобы у читателя была более полная картина, что это за явление такое. Относительно залоговых аукционов я попросил комментарий от Михаила Прохорова, который разбирается в этом. Кстати, от него я узнал вещь, которую, к своему величайшему стыду, не знал. Оказывается, коммунисты в свое время голосовали в Госдуме за залоговые аукционы, которые сами же потом активно критиковали. Тему транспарентности и открытости бизнеса (один из конфликтов между Березовским и Абрамовичем основывался именно на этой почве) я попросил раскрыть Михаила Ходорковского, через адвокатов естественно. Он рассказал, как бизнес переходил к открытости, что такое трансфертное ценообразование, и т.д. Ну и поскольку есть еще такое понятие, как «личность Березовского», то я попросил трех совершенно разных людей, которые много по жизни сталкивались с Березовским, — написать свои воспоминания о нем. Это Евгений Примаков, Геннадий Зюганов и Павел Крашенинников. Можно считать, что Крашенинников и Примаков лишились своих постов благодаря Березовскому, а Зюганов благодаря Березовскому не стал президентом России. То есть это трое таких потерпевших. Насколько объективна их точка зрения — обсуждать не будем. Но факты, которые они приводят, и эмоции, которые показывают, весьма характерны.

— Вам самому-то кто ближе из героев оказался?

— У меня не было никакой симпатии или антипатии ни к Березовскому, ни к Абрамовичу. Когда я работал со стенограммой, поверьте, я ничего не выбрасывал, исходя из желания кого-то выставить в хорошем или плохом свете. Здесь были две личности очень большого масштаба, которые мне были интересны. Вот посмотреть на них в момент, когда они раздеваются сами и когда еще им в этом активно помогают адвокаты противоположной стороны и свидетели, — это, конечно, жутко интересно. И опять же в эти моменты ты понимаешь дух того времени.

Правда, честно скажу: когда я брался за эту работу, у меня было ощущение Александра Матросова, потому что я понимал, что делаю книгу, которая «разоблачает» нынешний режим. Но когда я ее почти сделал, то вдруг понял: эффект-то ровно обратный. Получилось, что этот процесс и решение по делу, которое вынес английский суд, — они, наоборот, оправдывают действия Путина в начале нулевых и показывают, скажем так, обоснованность и необходимость его действий. Есть такое выражение: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». То, в каком виде предстает Березовский в процессе, объясняет, почему с Путиным они стали врагами.

— Кстати, в последнем своем интервью Березовский говорил, что очень хочет вернуться на родину. После его смерти всплыла информация, что он даже писал письмо Путину. Эта тема в книге как-то поднимается?

— Письмо действительно было, и не одно, а три. Я видел только одно. И в книге я рассказываю, когда письмо было получено адресатом, и даю понять его содержание. Но это уже пускай кто хочет возьмет книгу в руки и прочитает послесловие, где речь идет об этом письме. Я хотел его опубликовать. Но все дело в том, что, с моей точки зрения, публиковать переписку можно с согласия отправителя и адресата. Ну или, по крайней мере, одного из них. Получить согласие Березовского было невозможно по техническим причинам. А Путин вначале был склонен дать мне разрешение на опубликование одного письма, может быть, не полностью, а по крайней мере нескольких абзацев. Но, когда уже книга практически уходила в типографию, мне передали, что Владимир Владимирович решил, что по нравственным соображениям публиковать это письмо он не готов. Хотя на самом деле, зная содержание письма, я могу сказать, что с политической точки зрения Путину было бы очень выгодно опубликование этого письма. Очень выгодно. Но, видимо, определенные нравственные представления о добре и зле привели к тому, что он отказался.

— Этот процесс стал своеобразным началом конца Березовского как в переносном, так и в настоящем смысле. Проигрыш, в его понимании, оказался проигрышем всей жизни. Какое впечатление он произвел на вас в этом процессе, каким он там был?

— Его образ к концу написания книги вызывал у меня колоссальную человеческую жалость. Конечно, меня не оставляла мысль, что этот процесс стал подготовкой к его смерти. Вот смотрите: он вступает в процесс с уверенностью и почти до конца процесса абсолютно убежден в собственной победе, причем легкой победе. И его адвокаты считали, что они уверенной поступью идут к громкой победе, и поэтому сделали очень много ошибок.

Юридическая же команда Абрамовича отработала процесс просто блестяще. Они из абсолютно проигрышного дела, как мне кажется, сделали выигрышное. Ведь в суде находят не истину —  в суде выясняют, чьи аргументы достовернее, больше похожи на правду. Вот с этой точки зрения команда Абрамовича сработала даже не на пять с плюсом, а на пять плюс один.

А Борис Абрамович Березовский… Он во время процесса сказал одну гениальную фразу: «Поймите, меня не интересовали миллионы. Меня интересовали миллиарды и судьба России». И в этом его трагедия. Его интересовали миллиарды и судьба России. У него в мозгу это вполне сочетается. Его трагедия в гениальности. Трагедия стала платой за гениальность. А то, что он гений, — это абсолютно. Ни хороший, ни плохой. Просто неординарный необычный гений и крайне интересная личность. Но все, к чему он стремился, чего пытался добиться, окончилось полным фиаско. А он искренне верил в то, что он хотел принести пользу России. Он был патриот России, стопроцентнейший. В своем понимании, конечно же, этого патриотизма и интересов России. Но вдруг он оказался никому не нужен, его все предали. Он остался один. Вообще один. Ведь к моменту процесса в Лондоне уже умер Патаркацишвили, и у Березовского начались проблемы с определением его, Березовского, доли в имуществе, которое было записано на Бадри. То есть Березовский еще во время процесса сильно беднел. В драке между Березовским и Абрамовичем адвокаты Бадри очень хорошо помогали последнему. В материальных интересах семьи Бадри было, чтобы Березовский проиграл. И Березовский это воспринял как еще одно предательство.

Судьба очень жестоко с ним поступила. Может, он это заслужил, может, он сам такую судьбу себе создал. Наверняка это не случайность, а закономерность. Но от этого все равно менее жалко его не стало.

— А что касается Абрамовича, как он выглядел в этом процессе?

— Он совершенно закрытая фигура. Если Березовский в процессе открытый, эмоциональный, то Абрамович абсолютно человек в скафандре. Может быть, еще и поэтому он выиграл процесс. Это было рационально. В конце процесса по-человечески он стал вызывать у меня больший интерес, я захотел понять его. Но так и не понял.

Но больше всего мне было очень интересно наблюдать за развитием личных отношений Березовского и Абрамовича. Абрамович в процессе говорит: «Для меня Березовский был чем-то недосягаемым. Сам факт того, что я могу рядом с ним постоять, был для меня комплиментарен». Это начало их отношений. А конец их отношений — это Лондонский суд. Вот эта трансформация человеческих отношений меня поразила.

Вообще эту книгу я не могу назвать художественной литературой, но одному критерию художественной литературы она отвечает точно. Это книга о людях, судьбах, психологии, нравственности и развитии отношений между людьми. Только форма, в которой все это использовано в книге, — судебные протоколы, которые охватывают 43 дня процесса. И о взаимоотношениях Березовского и Абрамовича рассказывают ведь не только они сами, но и их свидетели. Психология развития их отношений выписана на 100 процентов. Читать эти протоколы для меня было просто пиршеством духа.