Наверное, это карма – встречать Хару в торговых рядах, по крайней мере, у меня создалось именно такое впечатление, после того как я столкнулся с ней там в очередной раз. Поскольку начало летних каникул для меня ознаменовалось причитаниями Наны о том, что мне срочно – ещё вчера! – нужно заказать новую школьную форму, так как из старой я уже основательно вырос, в этих самых рядах у меня было очень много дел. Как бы там ни было – это однозначно хорошая новость, ведь привыкнуть быть таким мелким я никак не мог, а тут всё наконец-то начало налаживаться. Вот и в один из первых дней каникул Хару обнаружила меня в очередном магазине с двумя парами джинс в руках, пытающегося понять, чем же они отличаются друг от друга. И всё бы ничего, но она вызвалась помочь мне с покупками!

Зная темперамент Миуры, я готов был увидеть нечто, вроде того, что обычно устраивала в магазине Настюха: с судорожными метаниями по отделу и охапкой из пятнадцати-двадцати вещей, с которой меня затолкают в примерочную, но не учёл, что в силу нашего финансового положения, одежду сеструха покупала на распродажах, где надо было копаться в огромных контейнерах со шмотками и чуть ли не драться за каждую нормальную тряпку. В итоге из этой кучи две-три вещи всё-таки подходили, и это было неплохо. Сейчас же не было ни толпы обезумевших тёток, ни сезонных скидок, ни распродаж, так что Хару, повертев меня и осмотрев со всех сторон, без проблем не только выбрала размер, но и определила, что на меня сядет, а что можно смело откладывать в сторону. Так что в примерочной я оказался всего-то с тремя парами джинсов и четырьмя футболками, несказанно радостный, что в этом своём театральном кружке Хару так наловчилась управляться с костюмами и мерками.

Правда, после того, как я разобрался со своими покупками, мне пришлось наблюдать целое дефиле в исполнении Миуры, поскольку каждый свой выход из кабинки та сопровождала настоящим представлением. Глядя на эти чуть ли не карнавальные наряды, на то, как она крутится на пальчиках, выделывая руками какие-то фигуры, я не мог не вспомнить, что помимо театрального кружка, Хару занимается ещё и гимнастикой. Она была такая лёгкая, такая живая и непосредственная, что было сложно не улыбнуться ей в ответ, хотя мне совершенно не хотелось давать девушке необоснованные надежды. Впрочем, теперь мне даже захотелось узнать, какой она станет лет эдак через пять-семь, если уж она и в тринадцать уже довольно хороша.

Оказалось, что помимо прочих достоинств, Миура ещё и довольно практична – она не стала, как я опасался, покупать всё перемеренное ей безобразие, выбрав вполне обычные вещи. Лёгкое летнее платье да костюм из джинсовых шорт и курточки, никаких чулок в горошек и многослойных юбочек с переливающимися всеми цветами радуги топами, которые она мне только что демонстрировала. Гениальная женская логика: «Я просто хотела померить», так и осталась мною не понятой. Зато я вдоволь отыгрался в обувном, выбирая себе кроссовки для тренировок. Поняв, что ничем мне в этом деле помочь не сможет, Хару удобно устроилась на пуфике в обнимку с нашими покупками и, подперев щёку рукой, смотрела, как я пытаюсь скрутить очередную пару кроссовок спиралью, проверяя, достаточно ли хорошо гнётся подошва. Помимо этого я подобрал себе ботинки на осень – прочные непромокаемые и на толстой рифлёной подошве.

После всего этого я, как истинный джентльмен, накормил девушку мороженым и проводил до дома, после чего поспешил домой, демонстрировать Нане, что я вполне справился с самостоятельной покупкой новой одежды, а то она слишком сильно переживала по этому поводу.

Но оказалось, что даже лицезрение Хару во всевозможных нарядах, не смогло в полной мере подготовить меня к зрелищу «Хару и Сасагава в купальниках на пляже», хотя по отдельности я их видел в подобном виде – Миуру в общественном бассейне, а Сасагаву – в школьном. Видимо рядом они смотрелись гораздо лучше, чем по отдельности – блондинка и брюнетка, одна милая, другая – яркая. В общем – шикарное зрелище, на которое половина пляжа свернули себе шеи, пытаясь рассмотреть девушек получше.

На пляж мы пошли благодаря Рёхею, который устроился сюда подрабатывать спасателем за компанию с семпаями из старшей школы Намимори, добираться до него было не очень-то близко, но никто из нас не жалел о потраченном времени. Ямамото уже втыкал зонтик, Гокудера раздобыл лежаки, а я пытался разобраться с нашими вещами, найти Сасагаву Рёхея и не слишком при этом обращать внимание на всевозможные отвлекающие факторы. Впрочем, Рёхей обнаружился довольно скоро – сидящим на наблюдательной вышке и сурово осматривающим вверенный ему участок пляжа.

Когда мы, разобравшись с местом для отдыха, оставили девушек выгребать из сумок фрукты, а сами решили пойти поздороваться с другом, то совершенно не ожидали никаких проблем. Рёхей разливался соловьём об ответственной работе и о том, как здорово, что все мы здесь. Это было вполне в его духе, не обошлось даже без привычных уже криков про экстрим и битья себя пяткой в грудь. Тем временем, объявились те самые «семпаи», чьё поведение не очень-то вдохновляло на подвиги, скорее уж они на поминали какую-то школьную банду, даже удивительно, как они умудрились выжить в нашем городке, где всё, чем не заправляет Мамокё-кай, находится под контролем Хибари Кёи и его Дисциплинарного Комитета. Для начала они запрягали какого-то мальчишку убирать мусор чуть ли не на всём пляже, а потом, свалив на нас и Рёхея присмотр за пляжем, принялись приставать к девочкам. И если Сасагава только что-то испугано блеяла и оглядывалась на шокированного таким оборотом событий брата, Хару поморщилась и отстранилась от них с таким брезгливым видом, что даже таких чурбанов должно было пронять.

Не знаю, что там творилось в голове у Рёхея, но Ямамото с Гокудерой такого отношения не оценили, высказавшись весьма конкретно на тему того, что делать чужую работу они не нанимались. Да и девочки тут же заявили, что пришли они с нами, а значит и отдыхать тоже будут с нами, а все остальные могут идти и утопиться с горя, если их это не устраивает. Не знаю, из какой-такой берлоги выползли эти типы, но подобное отношение к их выдающимся персонам их удивило и основательно покоробило. Но они всё же попытались сделать хорошую мину при плохой игре:

— Раз уж мы спасатели, то почему бы нам не устроить соответствующее спортивное состязание? Трое против троих, проигравшие становятся рабами победителей.

Не могу сказать, что я был в восторге от подобного предложения, но, судя по счастливой улыбке Ямамото, в сочетании с его же ледяным взглядом и тому, как демонстративно похрустывал костяшками пальцев Гокудера, небрежно выплюнувший очередной окурок прямо под ноги нашим оппонентам, ребята хотели раскатать этих умников тонким слоем по любой природной для этого поверхности, да и я придерживался на этот счёт похожего мнения.

Итак, мы должны были доплыть до острова, обогнуть его и вернуться обратно. Никаких ограничений по стилю, две победы из трёх засчитываются за общую победу. Видимо, эти горе-спасатели, полагали, что плавание – их стихия, хотя вполне могло статься, что этим дело не ограничилось, и они приготовили нам какую-то пакость, о чём я и сообщил ребятам, недовольно прислушиваясь к невнятному бормотанию интуиции.

Девочки пообещали болеть за нас, а Рёхей выстрелил из стартового пистолета. Первым в заплыв отправились Ямамото с обладателем какой-то откровенно нелепой завивки, причём они ещё успевали переругиваться – этот умник пытался похваляться какими-то тренировками, и перед кем? Перед Ямамото! Не удивительно, что он легко ушёл вперёд, вот только из-за острова выплыл только один наш противник – Ямамото нигде не было видно, а моя интуиция противно зудела и не давала покоя.

— Может у него ногу свело и он отдыхает на острове, — ехидно заявил пожав плечами крашенный тип, явный заводила в компании наших противников. — Ну, раз один вернулся, мы можем продолжать.

Второй парой отправились Гокудера и бритый наголо тип, неприятно напоминающий мне скинхедов. Хаято настороженно хмурился и, поймав мой взгляд, утвердительно кивнул, как бы говоря, что он всё понял. Но, не смотря на это, он тоже остался где-то за островом, заставляя меня всерьёз беспокоиться. Может быть, в последнее время наши отношения несколько охладились, но это отнюдь не означало, что я спокойно отнесусь к подобным выходкам по отношению к моим – и только моим! — людям, что бы я там ни говорил вслух.

— У меня предложение, — усмехнулся крашенный. — Я говорил, что двое из трёх – победа, но решил дать тебе шанс! Если ты приплывёшь первым, то победил!

Подобное предложение было весьма необычно, а то, что пыталась мне сказать Гипер-интуиция, заставляло хорошенько задуматься. Но, с другой стороны, какого-то особого выбора у меня не было – ребят надо было вытаскивать. Так что мы поплыли, но где-то на полпути до острова я услышал крики о помощи.

— Погоди, надо взять таймаут, ты же спасатель! — крикнул я, не особенно на что-то рассчитывая, так и вышло.

— Я устроился работать спасателем только для того, чтобы клеить девчонок, — фыркнул мой противник. — Не поплыву я в опасную зону, эта малявка сама виновата, что поплыла туда!

От подобных заявлений мне стало очень мерзко и, посчитав, что Гокудера и Ямамото вполне себе большие мальчики и могут сами о себе позаботиться ещё немного, я повернул в сторону девочки.

— Хочешь поиграть в героя? — услышал я себе вслед. — Море не такое доброе и великодушное, как ты думаешь, идиот!

Девочка лет четырёх-пяти судорожно вцепилась в круг и даже не пыталась грести к берегу, а только заливалась слезами и звала на помощь. Хорошо, что она такая маленькая – дотащить до не такого уж и близкого берега кого-то более крупного у меня могло бы и не хватить сил. Да и то, что у неё был круг – тоже хорошая новость, так что все, что мне нужно было сделать, это взяться за этот самый круг и поплыть вместе с ним к берегу, под радостные повизгивания малышки. А к тому времени как я доставил ребёнка на берег и передал на руки перенервничавшим родителям, до берега добрались и ребята, приволоча заодно и порядком избитые тела тех, кто был столь неосмотрителен, чтобы устроить на них засаду с обратной стороны острова. Так что горе-спасатели вынуждены были убраться с пляжа, потому как мы пообещали им много приятного, если увидим их тут ещё один раз, и наделе продемонстрировали «аванс».

Ну, а после всех этих физических нагрузок было вдвойне приятно на растянуться на шезлонге с куском арбуза. Хару и Сасагава намазывали друг друга кремом от загара, Ямамото довольно прикрыв глаза, из под ресниц рассматривал пляж выискивая очередную «любовь всей недели», а Гокудера в лицах пересказывал произошедшее за островом. Отдых, определённо удался.



Летние каникулы проносились мимо со скоростью синкансена – вроде бы только начались, а уже перевалили за середину. И нельзя сказать, чтобы мы потратили это время впустую: я продолжал бегать по утрам, получая от этого процесса гораздо больше удовольствия, чем год назад, периодически забегая в додзё Ябе, которое мы браво защищали от нападок где-то с полгода назад, поскольку Иное-сенсей однажды буквально подкараулил меня на пробежке и настоятельно рекомендовал «навещать старика». Он много говорил о том, что для моей комплекции бокс и другие западные стили совершенно не подходят, с чем я и не думал спорить, целиком признавая его правоту. Не обделял я вниманием и подвал с импровизированным тиром, да и Реборн вечно требовал от меня каких-то нормативов.

Помимо этого я ещё несколько раз сходил на пляж, помог Футе с заданием на лето, съездил с ним, другими мелкими и Бьянки в Токио на выставку. Мы даже умудрились выполнить всё наше домашнее задание ещё в первые дни, просто чтобы не оставлять на потом, и теперь решали, что бы ещё такого особенного сделать в оставшиеся дни каникул. Что необычно, идею очередного безумства подал Ямамото, а не вечно страдающий от излишней инициативы Гокудера.

Мы как раз сидели в Такесуши за самым дальним от входа столиком, который вполне можно было считать «нашим». Народу не было совсем – время обеда уже прошло, а время ужина и вечерних посиделок, ещё не наступило. Мы мирно распивали какой-то очередной особенный чай, когда Ямамото ни с того, ни с сего заявил:

— А может нам стоит поучаствовать в мацури?

Сходить на мацури я был совершенно не против, можно сказать, что всеми конечностями «за», но вот формулировка «поучаствовать» заставила крепко задуматься.

— Мацу-что? — переспросил Гокудера. — В чём-чём поучаствовать?

— Мацури – это как карнавал, или фестиваль... — задумчиво поскрёб в затылке Ямамото, пытаясь подобрать хоть сколько-нибудь подходящую аналогию.

— Это немного похоже на день какого-нибудь особенно почитаемого в городе святого, — попробовал объяснить я, поняв, что Ямамото не справится.

— Ну да, в день Святой Розалии, например, строят колесницу, на которой провозят её статую и мощи, — сообразил Гокудера. – А в Неаполе и вовсе три раза в год кровь Святого Януария закипает…

— Вот-вот, а у нас мацури один-два раза в год устраивают синтоистские храмы, — обрадовался я, что подобрал подходящее сравнение. — Уважаемые люди проносят микоси – переносное святилище-носилки в котором находится божество, вокруг храма выстраивают целые улицы из прилавков и павильонов, а в довершении всего вечером, когда стемнеет, будут фейерверки.

— Вот я и предлагаю, организовать какой-нибудь торговый павильончик, — довольно улыбнулся Ямамото. — А что, вполне достойное занятие...

— Для начинающих якудза, — буркнул я, припоминая все, что я слышал и читал об этой милой особенности японских праздников. — Деньги, не облагаемые налогами... «Папа, смотри какие рыбки!», «Мама, купи мне банан в шоколаде!».

— Бананы в шоколаде? А что, хороший вариант! — тут же подключился Ямамото. — Готовить просто, а покупать будут хорошо.

Как-то так вышло, что за этот год я до безобразия много узнал о якудза, частично случайно, из разговоров и многозначительных намёков, частично – целенаправленно. И, хотя я в основном искал информацию об итальянской и сицилийской мафии, такую, со всех сторон актуальную для меня тему, как мафия японская, я просто не мог обойти вниманием. Не могу сказать, что мне было не интересно посмотреть на мацури изнутри и оценить все прелести его изнанки, но я не очень-то был уверен, что это, да некоторое, вряд ли большое, количество денег, стоят того, чтобы лезть в очередные приключения. Почему-то я был абсолютно уверен, что без проблем мы просто не обойдёмся.

— Допустим, — вздохнул я. — А как быть с распределением мест? Так нам Мамокё-кай за красивые глаза выдадут прилавок на главной улице?

— На главной – не дадут, — спокойно подтвердил Ямамото. — Но это не значит, что не дадут вовсе. У них уже который год торговцев недобор, так что мы вполне можем попробовать.

Как говорится, попытка – не пытка, пытки будут при отсутствии попыток, и мы попробовали: за пару дней до мацури заявились к храму, незадолго до начала Сёба Вари – церемонии распределения мест. Без проблем обнаружили знакомую физиономию кумитё, украшенную приметным шрамом, и отправились договариваться насчёт участия. Стоит заметить, что нас тоже узнали и не испытали по этому поводу ни малейшей радости, но наши с Ямамото дружелюбные улыбки и недвусмысленный оскал Гокудеры навели кумитё на верные мысли, и он не сильно возражал против нашего участия. Правильно, после нашей прошлой встречи ему срочно потребовался новый офис, а половине его людей – длительная госпитализация.

Последними к храму прибыли нервные и постоянно озирающиеся по сторонам люди, по видимому, это были торговцы, не имеющие отношения ни к Мамокё-кай, ни к какому-либо другому клану. В назначенный час сидящий за специальным столиком мужчина развернул карту, изображавшую многочисленные улицы прилавков, каждый из которых, начиная от храма и дальше, был пронумерован, и список участников. До нас очередь дошла только после всех местных, но до не принадлежащих к числу якудза. Мы передали заранее приготовленный конверт с деньгами, узнали свой номер и отошли обратно, ожидая окончания церемонии. Большинство заранее знали свои места, некоторые из них не менялись уже много лет, Намимори маленький город и на мацури приходит не так уж много людей, так что и торгуют только местные – ехать сюда издалека невыгодно. А Мамокё-кай, клан контролирующий наш город, явно переживал не лучшие свои времена. Я догадывался об этом стоя в их развороченном офисе чуть ли не год назад, но сейчас окончательно убедился, видя с какой лёгкостью мы получили место – за нас никто не просил, мы и сами ничего такого не говорили. Просто пришли и сказали, что хотим место, без положенных поклонов и церемоний. Что уж говорить про присутствие здесь катаги[1]? Когда все присутствующие узнали свои номера и пошли готовить свои прилавки, кумитё Мамокё-кай взял перевязанный чёрными лентами конверт и отправился относить положенную дань храму.

На удивление нам досталось довольно неплохое место, хотя я думал, что нас засунут на самую окраину. И, хотя казалось, что до праздника ещё много времени, нам предстояло много работы. Никогда раньше не торговал едой, хотя в той жизни перепробовал массу подработок. Я был курьером, раздавал листовки, проводил опросы, перепечатывал рукописный текст, расшифровывал диктофонные записи, был рерайтером и копирайтером. Но никогда не участвовал в подобных, с позволения сказать, ярмарках, хотя это оказалось довольно интересно.

В день мацури все вокруг превратилось в место, изобилующее цветами, звуками, музыкой, криками продавцов, голосами детей в ярких кимоно, вечером загорелись красные бумажные фонари. Куда ни глянь, нас окружали лица, пылающие от саке и пива. Повсюду скакали и смеялись ликующие дети, и даже жёсткие лица по другую сторону прилавков и те порой смягчались при виде детей. Чего только не втюхивали бедным обывателям! Здесь были и пирожные в форме животных, оленей, лягушек, жирафов, мишек панда, и жареные осьминоги, и запеканки из яиц и овощей с большим количеством имбиря, и футболки, дешёвые юката и кимоно, целые горы товаров.

Отовсюду слышалось голоса торговцев:

— Эй! Ты, ты! Малыш! Иди сюда, подходи! Золотые рыбки! Трансформеры! Смотри, какие животные! Скажи-ка папе!

— Семь видов невиданных приправ, мадам! Смесь, приготовленная специально для вас! Вот, я готовлю только для вас! Попробуйте, попробуйте, мадам! Секретный рецепт с горы Осорэ-сан! Рецепт жрецов Ямабуси! Для здоровья! Для постели! Для приправ! Для похудения! Для хорошей памяти! Для забывания!

Были здесь и игры на меткость, и игры на везение. Всевозможные вещи, игрушки, декоративные рыбки, деревца бонсай, разные предметы, освещённые в храмах, маски, лекарства, средства от недугов. Здесь можно было найти всё, что угодно, всё, на чём можно сделать деньги.

Мир, по ту сторону прилавков – мир якудза, возводящих свою историю к коробейникам текия, мир торгашей, денег, жестокости, своеобразной и чуждой другим людям морали. Там, по ту сторону прилавков, а не на Мафия-лэнд, я увидел тот мир, к которому принадлежу в этой жизни – гокудо – путь беспредела. Здесь нет ни одного товара, который не был бы подделан частично, или полностью, оказывается, это не так уж сложно отличить, когда смотришь с этой стороны. Я видел, как опрыскивают птенцов позолотой, дабы привлечь внимание детей, которые будут тянуть за рукав родителей и просить, чтобы те купили им немного «таких милых цыпляток». Я слышал, как улыбающиеся продавцы говорят, что это «цыплятки-самочки», что, быть может, они снесут яички. Про кукурузу на прилавке говорят, что она привезена из прекрасных ферм на Хоккайдо, но я знал, что она была куплена час назад в супермаркете соседнего квартала. Как и деревца бонсай без корней.

О, все эти чудодейственные снадобья, эликсиры и средства и продавцы, усердно восхваляющие чудеса, которые они творят! Они восхваляли громкими голосами имена учёных («из самого Токийского университета и из Гарварда, что в Америке!!!»), открывших их после долгих и тщательных исследований. Но я-то видел, кто и как приготовил их и какими лечебными свойствами они на самом деле обладают. Но, может быть, они правы, кто знает. Кто знает, откуда появляются лечебные свойства. Быть может, есть здесь такой-то корень, сорняк, рог африканского носорога, печень сибирского медведя, лапа бангладешского тигра, порошок из панциря индонезийской черепахи, перемолотая ящерица из Сечуаня, череп обезьян с Хоккайдо, огромный цветок с Суматры, сушёный морской конёк с Таити, зелёный гриб с берегов Амазонки, птичье гнездо из пещер залива Халонг, лягушачья слюна из Кюсю, которые послужат лекарством от боли в сердце или спине, потери зрения, слабого желудка, потускневших надежд, неизлечимой утраты, изогнутой спины или тяжести в коленях. Кто знает?! В тот день я даже не заметил, как успел превратиться в опытного продавца.

Все эти люди из Мамокё-кай, они отличались искусной торговлей, умелым представлением товара, громкостью голоса, лёгким сумасшествием в словах. Они словно танцевали с толпой, получая от этого явное удовольствие и мы танцевали с ними в одном ритме, подмигивали окружающим и едва успевали распечатывать очередную коробку с бананами. Но здесь были и молодые продавцы, не такие как мы, заглянувшие сюда больше из любопытства, чем ради денег или, тем более, карьеры. Они были совсем другие — собранные, враждебные. Для них работа здесь — это только начало, курс молодого бойца, который поможет занять «весомые» места в мире якудза. Места, где есть большие деньги, уважение, опасность, волнение и статус. Мы отличались от них хотя бы по тому, что это всё получим совсем другим путём.

Где-то к середине вечера к нашему павильону подошли Хару и Сасагава, нарядные, в юката и с канзаши[2] в волосах, буквально светящиеся от радости. Они купили по банану и принялись рассказывать, как долго они нас здесь искали, поскольку Нана сказала им, что мы уже давно ушли. Ну ещё бы, мы здесь торчали с самого утра, украшали павильон, таскали коробки с бананами, грели шоколад. А ещё они сокрушались, что мы не сможем вместе посмотреть фейерверки, на что я ляпнул, что если мы продадим все бананы до начала, то сходим с ними.

К тому моменту, как у нас осталась последняя коробка, я внезапно понял, что остался за прилавком один – Ямамото отпросился разорить какого-то незадачливого торговца, проводившего конкурс с киданием мячей, видимо в солидарность с Реборном, уже успевшим похвастаться, как порезвился в стрелковом тире. А Гокудера очень не вовремя отлучился в уборную, так что с подозрительно улыбчивым Хибари я остался наедине.

— Хочешь банан в шоколаде, Хибари-сан? — спросил я. — Всего четыреста йен!

— Не ожидал увидеть тебя за прилавком, особенно без этого твоего стада, — проигнорировав меня, сказал он. — Впрочем, это ничего не меняет: с тебя пятьдесят тысяч в пользу Дисциплинарного Комитета.

Что ж, стоит учесть на будущее, если Хибари Кёя улыбается, ты ему что-то должен, осталось только понять за что.

— Таки прямо пятьдесят? — переспросил я. — Хибари-сан, поимей совесть, пока она не поимела тебя! Да и с чего я должен платить тебе? Я уже заплатил всё, что положено за это место.

— Мою совесть не трогай, я с ней как-нибудь договорюсь, — хмыкнул он. — А ты мне заплатишь, потому, что иначе мои ребята здесь всё разнесут.

Не верить ему у меня не было оснований, но расставаться с только что заработанными деньгами не хотелось совершенно, к тому же что-то подсказывало мне, что в данный момент, Хибари – не единственная моя проблема. Так и оказалось – пока я отвлекался на препирательства с ним, какой-то тип в надвинутой на лицо кепке схватил нашу кассу – запирающийся металлический чемоданчик с прорезью для денег – и дал дёру. Тут уж мне стало не до Хибари и его претензий!

Бегал этот тип быстро, но и я тоже на тренировках время зря не терял, да и груз в виде ящика с мелочью не прибавлял ему скорости, так что воришку я догнал без проблем, а вот потом увидел очень знакомую рожу – тот самый крашеный «спасатель», у которого ещё не сошёл финал под глазом, оставленный «на долгую память». И выражение лица у этого типа было весьма красноречиво.

— О, смотрите-как кто к нам пожаловал, — ухмыльнулся он. — Тот самый Тсуна-сан, спасатель маленьких девочек, защитник всех сирых и убогих!

Характеристика, конечно, довольно точная, вот только не полная, но ведь он меня почти не знает. Пускать в ход что-нибудь серьёзное, вроде заныканного пистолета, который я на всякий случай приучил себя всегда брать с собой, мне не улыбалось по целому ряду причин, так что мне оставалось тянуть время до подхода подкрепления и надеяться, что это самое подкрепление соизволит явиться, а то больно меня напрягает тот факт, что из оружия у этой толпы, возглавляемой моим пляжным знакомцем, присутствуют не только бокены и синаи, но и вполне себе настоящие, а не тренировочные, ножи.

— Каждый раз, когда после того случая я смотрюсь в зеркало, то жажду мести! — заявил этот тип, собираясь схватить меня за грудки, но я увернулся. — Я заставлю тебя замолчать навсегда!

Девиз моей прошлой жизни был прост и безукоризнен: «Возьми кирпич и дай им сдачи!», в этой он ничуть не изменился, хотя конкретно кирпичей мне что-то не попадалось. Жаль, конечно, что для них не сезон, но это значит лишь то, что мне стоит подсуетиться и поискать что-нибудь с аналогичными свойствами в пределах досягаемости. Ни кирпичей, ни камней, ни обрезков труб или арматуры мною не было обнаружено, зато объявился Хибари, недовольный тем, что наш высокоинтеллектуальный спор – должен ли я ему денег, или нет – прервали.

— Думал, это просто компания нарушителей спокойствия, а это, оказывается, большой улов, — лениво протянул он, после того, как съездил тонфа прямо по всё ещё не зажившему синяку главаря. — Вы избавили меня от массы проблем – я заберу все украденные вами деньги себе.

Глупо было бы думать, что Хибари пришёл мне на помощь, но он был весьма кстати – дал мне достаточно времени, чтобы треснуть по запястью какого-то зазевавшегося типа и отобрать у него бокен. Я не ахти какой специалист по обращению с подобным оружием, но против настоящих ножей не хотелось бы выходить совсем уж с голыми руками. Хибари, конечно, узнали – кто в лицо, кто по повязке на рукаве, но с мозгами у ребят точно было туговато, а иначе, почему бы они пришли к выводу, что раз нас всего двое, да и ещё мы всего лишь из средней школы, когда они из старшей, то они с нами сладят. Чёрта с два! Не на тех бочку катите!

— Только двое? — внезапно раздался насмешливый голос Ямамото.

— Вы что, считать не умеете? — фыркнул Гокудера, щёлкая зажигалкой. — Нас тут четверо!

При таком раскладе можно было вообще не волноваться – Ямамото не поленился прохватить с собой ту самую усовершенствованную биту, а Гокудера ещё ни разу в жизни не забывал динамит. Будь всё не так серьёзно, я бы сказал, что было весело. Я бил, уворачивался, снова бил, по рукам, головам, шеям. О чью-то, чрезмерно прочную голову, ухитрился поломать свою невезучую деревяшку – слишком дешёвый, наверное, попался бокен, по идее, он вполне должен был выдержать. И собственных сил катастрофически не хватало. В тот миг, когда я явственно увидел летящий прямо в лицо нож, то понял, что жив до сих пор только благодаря Гипер-интуиции и тому, что мне хватает сноровки поспевать за её сигналами. Пока хватало, но...

Тягучая чёркая трясина всколыхнулась где-то в самой глубине, а губы сами прошептали: «Я постиг, что путь самурая – это смерть», будто это было командой, паролем – переключателем на боевой режим. Жаркая волна пламени поднялась прямо к коже, огонь потёк вместо крови по венам, но... Так и остался внутри. Мир не взорвался буйством красок, вкусов и запахов, но стал глубже, объёмнее, а самое главное – медленнее. Или это я сам стал быстрее? Я уклонялся и бил на одних только рефлексах, казалось, что вполне можно закрыть глаза и ничего не изменится. Такое странное чувство, как весной в зоопарке, но полнее, чётче. Тогда я толком и не успел ничего сделать, а сейчас...

В себя я пришёл только тогда, когда не осталось никого, кого надо было бить. Голова кружилась, ноги подкашивались, в глазах двоилось, в общем, на лицо и другие части тела наблюдался результат хорошей пьянки, хотя пить мы сегодня ничего не пили, а по голове мне не прилетало. Тем не менее, соображал я вполне неплохо, поблагодарил очень вовремя объявившихся Гокудеру и Ямамото и, прихватив нашу «кассу», направился обратно. У нас же ещё целая коробка бананов не распродана!

— Куда это ты собрался, Савада? — раздался у меня за спиной голос Хибари. — Это мои деньги.

— А ты ничего не путаешь? — обернулся я. — Нас – трое, а ты один. Скажи спасибо, что мы только своё забираем, а не делим всю добычу на четыре части, чтобы забрать себе три из них! Совесть, Хибари-сан! Помнишь, что я тебе о ней говорил?

Недовольно скривившийся Хибари только махнул на нас рукой и принялся обдумывать, как бы одному забрать и унести всё награбленное.

Оставшиеся бананы мы, конечно, продать не успели, зато нас успели отловить девочки и утащить на склон холма, откуда открывался наилучший вид на фейерверки, так что праздник удался. Да и посчитав выручку мы с удивлением обнаружили, что не только окупили затраты на продукты и «взнос», но и остались в плюсе.



Хару мирно шла с тренировки по художественной гимнастике, когда что-то заставило её сделать крюк и пройти мимо дома Тсуны. Хотя почему «что-то»? Она просто хотела его повидать, ничего особенного в этом не было, ведь она собирается стать его женой! У самого Тсуны на этот счёт было довольно странное мнение – с одной стороны он был вроде как не против, девушке он симпатизировал, к проявляемой ей заботе относился благосклонно, но ни о какой инициативе с его стороны не шло и речи, скорее он честно признавался, что кавалер из него никудышный.

И вот, придумав очередной повод посмотреть на окна своего незадачливого жениха, Хару остановилась как вкопанная – судя по доносящимся из дома крикам и невнятным силуэтам, Савада обижал бедного маленького Ламбо-тяна! Это было как-то не очень логично и совершенно не вязалось с тем образом Тсуны, который уже успел сложиться у Миуры. Верить в то, что ей прекрасный принц на белом коне... то есть не принц, конечно, а наследник мафиозного клана, и не на коне, а на велосипеде, потому как с другими средствами передвижения у школьников как-то не сложилось... В общем, верить в негативную сторону Савады, Хару не хотела совершенно, хотя ей прекрасно было известно и про труп в его комнате, и про вечные драки, да он со своими друзьями и на мацури продраться ухитрился! Но вот детей он, вроде бы, не обижал, до сегодняшнего дня.

Расстроенная и не знающая, что и думать, Хару отправилась «заедать» обиду, а поскольку любимая кондитерская уже была закрыта из-за позднего времени, она отправилась к той самой ятай, где когда-то давно первый раз поговорила с Бьянки-сан. И, что странно, снова увидела её там, с меланхоличным видом поглощающую оден.

— Если ты не знаешь, можешь ли доверять любимому человеку, — сказала старшая девушка, выслушав сбивчивые объяснения подруги. — То проверь его.

Идея была здравая, а вот воплощение порядком подкачало – всю ночь Хару изобретала хитроумные тесты, чтобы понять, что же за человек Савада Тсунаёши, но даже сама понимала, что вышел какой-то бред. Для начала она подбросила мелкую монетку на его обычном маршруте пробежки, чтобы посмотреть, как он поступит. Она даже написала с обратной стороны адрес и телефон, на случай, если он захочет вернуть деньги. Но, заткнув уши наушниками и оглядываясь по сторонам, чтобы не попасть под машину, Тсуна под ноги даже не думал смотреть, так и пробежал мимо первого теста на порядочность.

Следующим тестом Хару хотела проверить его на сочувствие к старшим, переоделась в один из сценических костюмов, тщательно загримировалась под дряхлую старушку и приготовилась ждать Тсуну на перекрёстке, чтобы попросить его проводить «бабушку» до аптеки, когда он побежит обратно. Но тут уже Миуру подвела погода – оказалось, что грим в такую жаркую и влажную погоду, особенно на улице, держится крайне плохо. Хорошо хоть она вовремя почувствовала неладное и достала зеркальце – ужаснулась и побежала смывать всё это безобразие.

Оставался последний шанс – Хару нарядилась Намахаге[3], радуясь, что уж с этим-то костюмом на погоду можно не обращать внимания, и решила попугать детей, надеясь, что Тсуна их спасёт от жуткого чудовища. Вот только дети попались странные – они смеялись, хватали её за руки и тянули в разные стороны, тут уж даже непонятно было, кому от кого впору спасаться.

Тсуна посмотрел как детишки буквально рвут её на части, задумчиво почесал в затылке, пожал плечами и пошёл дальше, видимо, в открывшейся его взору сцене он не увидел ничего странного.

— Тсуна-сан! — бросилась ему в след Миура. — Подожди!

Но не рассчитала, что бегать в этом костюме страшно неудобно, запнулась о бордюр и растянулась на тротуаре. Голова Намахаге покатилась в сторону, а детишки разочарованно разбрелись.

— Хару? — удивился парень, помогая ей встать на ноги. — Прикольный костюмчик, а что сегодня какое-то представление?

Но ответить ему Миура не успела, потому что их обоих подхватили под руки полицейские и отконвоировали в участок. Так страшно Хару было только во время той истории с трупом, когда они проверяли мёртв ли тот мужчина, или ещё нет. Савада же выглядел практически спокойным, разве что был чуть напряжён и насторожен. К счастью, это оказалось просто недоразумение – кто-то пожаловался, что видел «странного типа с ножом», вот их и задержали из-за куска крашеного кантона, бывшего частью её костюма.

Правда им ещё долго читали мораль, о том, как нехорошо нарушать общественный порядок, и чем чревато нарушение закона о ношении оружия. Причём Миура прекрасно понимала, что всё это совершенно бесполезно – с оружием или же без, Тсуна всегда останется наследником странной итальянской якудзы, и как бы он сейчас не изображал из себя совершенно обычного школьника, как бы ни кивал на каждое слово полицейских, ничего не изменится.

Она натворила столько глупостей, но так и не выяснила, считать ли Тсуну «хорошим», или плохим, а никаких новых идей для испытаний ей не приходило в голову. Когда же их отпустили, оказалось, что Хару не может идти – падая, она умудрилась подвернуть ногу, и теперь она опухла и страшно болела. Увидев в чём дело, Савада не задумываясь, взвалил девушку, вместе с её необъятным рюкзаком, себе на закорки, и понёс её домой.

— Отпусти меня, — тут же попросила Миура, не зная как к такому относиться.

— Ага, сейчас, — фыркнул парень. — Только шнурки поглажу.

Судя по всему, это означало «нет», но Хару настаивала.

— Зачем тебе строить из себя альтруиста? — бормотала она у него над ухом. — Ты же бессердечный человек, с чего бы это тебя начали волновать окружающие?

— Эээ, Хару, а ты когда падала, головой, часом, не стукнулась? — спросил он. — А то иначе непонятно, с чего бы это тебе такие странные мысли в голову лезут.

Пока они вот так вот вяло переругивались, мимо пронёсся Ламбо, узнал их, повернул обратно и принялся бегать вокруг них кругами.

— Эй, Тсуна! — кричал он. — Тсу-на! Ты же поиграешь со мной снова, да! Поиграешь! Поиграешь! Поиграешь!

Хару недоумённо уставилась на ребёнка. Он что, называет эти издевательства игрой? Да они все ненормальные! Ламбо продолжал прыгать вокруг, зацепился за рюкзак Хару и принялся раскачиваться на его лямках. Тсуна такой подлости от него не ожидал, оступился и чуть не рухнул на них обоих, но вовремя перехватил девушку на руки, оставив Ламбо и рюкзак друг другу. Мелкий, явно ожидавший, что его тоже покатают, растеряно смотрел на парочку и явно собирался заплакать.

— Так, без паники! — заявил Савада. — Ламбо, иди, пожалуйста, домой, я вернусь как только смогу и мы снова поиграем в те видеоигры, раз уж тебе так неймётся, только оставь рюкзак в покое!

— Ладно, только помни, что ты мне обещал! — весело заявил ребёнок и побежал дальше.

Тсуна кое-как подхватил рюкзак, повесил его себе на плечо и пошёл дальше, продолжая держать Хару на руках.

— Прости меня, — пробормотала девушка через некоторое время, уткнувшись носом ему куда-то в плечо.

— Да ничего, ты лёгкая, — усмехнулся Тсуна.

— Я не про это, — смущённо завозилась Миура. — Просто я кое-что увидела, не так поняла и подумала про тебя плохо.

— Хуже, чем о убийце и якудзе? — чуть хохотнул парень. — Это, однако, постараться надо!

— Я решила, что ты обижаешь Ламбо, — призналась она.

— Ну да, какой кошмар! — фыркнул Тсуна, а потом, немного помолчав, добавил: — Хару, ты же умная девушка, как говорится, умница, красавица, спортсменка... Что ж ты глупости иногда такие творишь, будто не старше того же Ламбо? Ты же прекрасно знаешь, что я на самом деле из себя представляю, что я ни разу не добрый и не хороший. Просто я привык относить тебя к числу тех, за кого отвечаю, вот и выходит... Чёрте что.

Хару от такого заявления чуть не упала, а потом только сильнее прижалась и обняла его за шею.

— В общем, чем устраивать очередную акцию, направленную на высокие моральные цели, сначала спроси у меня всё, что не понятно, — добавил он. — Если смогу, то всё объясню, а не смогу... Честно скажу, что в дела клана тебе не стоит лезть, женщина!

Последнюю фразу он произнёс нарочито грубым тоном, отчего они оба потом расхохотались. А Хару только и могла, что пообещать и приутихнуть до самого дома.

Уже у калитки они буквально столкнулись с отцом Хару, невысокий, полноватый, он тут же принялся немного бестолково суетиться, увидев, что его дочь не может идти сама. Ребятам пришлось его успокаивать и просить придержать калитку, а потом и дверь, открытыми, пока они входили. Тсуна посадил Хару на диван в гостиной, помог ей разуться и внимательно осмотрел и ощупал распухшую щиколотку. Девушка замерла, то ли испуганно, то ли смущённо.

— Ничего страшного, — успокоил её Савада. — Просто вывих, но сустав на месте и не повреждён. Нужно зафиксировать и приложить что-нибудь холодное.

— Я принесу лёд, да-да, сейчас! — снова засуетился Миура-сан, но в этот раз хотя бы по делу. Хару объяснила, где лежит аптечка, так что к тому моменту, как её отец принёс пакет со льдом, парень уже заканчивал бинтовать её ногу эластичным бинтом. Правда, судя по грохоту и звону, на кухне у них теперь царил полнейший бедлам и разгром.

— Ну, вот и всё, — улыбнулся Тсуна, закрепляя пакет ещё одним витком бинта и скалывая его специальной булавкой. — Постарайся не напрягать ногу хотя бы пару дней, а завтра с утра намажь чем-нибудь противоотёчным, кажется, я видел что-то подходящее в аптечке. Тебя отнести в твою комнату?

— Ох, не беспокойся, Савада-кун, — замахал руками её отец. — Я сам отнесу мою крошку…

— Папочка! — отчаянно покраснела Хару. — Я уже давно не маленькая, и…

— Маленькая, — с улыбкой возразил Савада. — И лёгкая, как пёрышко!

Миура, покраснела ещё сильнее, и надулась, а её отец наконец-то успокоился и тихо засмеялся, глядя на них. У него оказался очень приятный смех, и вообще, со всей своей рассеянностью и неуклюжестью, с его трогательной заботой о дочери – он производил приятное впечатление. Действительно, не «отец», даже не «папа», а именно «папочка». Тсуна даже немного позавидовал Хару – в прошлой жизни он так ни разу не видел своего отца, а в этой… Иемитсу был далеко не образец идеального родителя.

Когда Миура-сан вышел проводить Саваду и закрыть дверь, он ненадолго задержал его у порога.

— Я рад, что ты есть у Хару-тян, — как-то очень просто и искренне сказал он. — Знаешь, я почти всегда занят, да и сложно мне с дочкой-то… Так что спасибо тебе, Савада-кун, и обязательно передай мою благодарность своей матушке.

Тсуна постарался улыбнуться ему как можно искренне, и пообещал и дальше присматривать за Хару. Из-за его слов он опять задумался о том, в какую грязь тащит за собой всех. Если бы этот человек только знал, во что он впутывает его дочь, он никогда бы не позволил ему подойти к ней и на пушечный выстрел. Тсуне оставалось только улыбаться, и говорить, что всё будет хорошо. Но он чувствовал приближающуюся беду, как холодную тень, уже коснувшуюся их всех.

Время уходило неумолимо и безвозвратно, время спокойствия и безобидных приключений. Он чувствовал необъяснимую тревогу и всё нарастающее беспокойство о людях, ставших ему близкими. Напрашивался только один вывод – скоро им станет не до игр и не до шуток. «Неужели Рокудо Мукуро уже приближается?» — напряжённо думал он всю дорогу домой.

-----------------------------------------
[1] катаги это все, кто не якудза, по хорошему, даже полицейские, и те катаги, но к полиции они всё же несколько иначе относятся, чем ко всем остальным.
[2] канзаши (яп. 簪, встречается также написание 髪挿し ) – японские традиционные женские украшения для волос.
[3] Намахаге (яп. 生剥 ) – ками-ряженые, характерные для празднеств северо-востока Японии. Слово «Намахагэ» происходит от местного слова для прыщавого ленивого человека, который зимой слишком долго сидел за котацу, и слова «корка». Некоторые этнологи и фольклористы предполагают, что намахагэ связаны с приходом духов, которые уносят несчастье и приносят счастье, а другие считают, что это священный визит духов из гор. Не совсем понятно, почему Хару выбрала именно этот образ, чтобы пугать детей. Возможно, что это просто самая «страшная» маска, из тех, что у неё были.