Иногда мне казалось, что Реборн специально надо мной издевается, я имею в виду, не столько физически, это-то пусть, оно даже полезно, сколько морально. Хотя, может это у него такой метод выработки стрессоустойчивости? В любом случае этот гад подстроил мне свидание с Сасагавой! Да лучше б я опять Хару сводил в парк развлечений, с ней хотя бы можно о чём-то говорить, а эта девушка не раздражает меня только тогда, когда говорит о еде и процессе её приготовления.

— Я так этого ждала! — восторженно воскликнула она, стоя на пороге моего дома и теребя ремешок сумочки. — Я очень рада сейчас, так что, пожалуйста, пойми меня, если я буду слишком шумной!

— Ничего страшного, Кёко-тян, — я с трудом выдавил из себя улыбку. — Я привык, что вокруг шумно.

До зоопарка мы добирались на электричке, так что было не очень удобно разговаривать, что не могло меня не радовать, ибо я совершенно не представлял о чём с ней можно говорить, а на месте она схватила меня под руку и куда-то поволокла.

— Ох, смотри, Тсуна-кун! Еноты! — радостно выдохнула она, чуть ли не просовывая нос между прутьев. А я смотрел на эту детскую непосредственность и никак не мог понять, неужели её не мог сводить зоопарк брат? Почему я должен за него отдуваться? Хотя, мысль была здравая – если воспринимать Сасагаву как младшую сестрёнку друга, то мне явно будет проще жить, особенно, учитывая, что её тринадцать, а мне уже, должно быть, двадцать один, если учитывать и время этой жизни.

— Смотри, они что-то моют! — подёргала меня за рукав Сасагава, заставив немного отвлечься от подсчётов собственного возраста.

Я присмотрелся внимательнее, и не удержался от тяжёлого вздоха – еноты пытались стирать Ламбо, видимо решив, что пятна на его костюме – грязь. Ребёнок вопил и вырывался, но, честное слово, так и надо мелкому проказнику. Это недоразумение же сидит у меня в печёнках, так что пусть мокнет.

— Этих зверей называют «енот-полоскун» как раз за их чистоплотность, — сказал я. — Наверное, им дали фруктов или что-то типа того...

— Так мило, — улыбнулась Сасагава, наклоняя голову к моему плечу.

И что ей от меня надо? Ну, понимаю, было бы ей хотя бы пятнадцать, но не рановато ли так к парням лезть? Я аккуратно отстранился и предложил пойти дальше, обернулся и увидел Рёхея, которого пытались удержать двое работников зоопарка, на которых он, впрочем, не обращал ни малейшего внимания.

— Дайте мне подраться с медведями! — вопил он во всю мощь своей лужёной глотки. — Сейчас же!!!

Потрясающе! Значит, с сестрой сходить куда-нибудь мы не можем, это я должен водить её за ручку и кормить мороженкой, а он в это время будит бузить и нарываться на проблемы? Ну и хрен тогда с тобой – арестуют за нарушение общественного порядка, сам будешь выкручиваться.

— Что-то случилось? — спросила Сасагава, не отводя взгляда от купающихся выдр. Поразительно, а она значит, брата не видит и не слышит? Или она решила, что он припёрся сюда присматривать за тем, чтобы я не слишком распускал руки с его сестрой? Нет уж, Сасагава, я с тобой точно встречаться не стану, хотя бы из-за твоего брата: с него станется и свечку держать, пока тебя в койку укладывать будут, и советы давать в процессе.

Но одним только Рёхеем дело не ограничилось – неподалёку обнаружилась Бьянки. А я-то думал, что она не выползает из своих учебников, готовясь к поступлению в университет. Но нет, ей приспичило раздобыть «деликатесов», и теперь сотрудники зоопарка силились объяснить ей, что удавы – это не еда. Тщетно, они совершенно не понимают, с кем имеют дело.

— Пойдём, посмотрим на львов, — предложил я. — Кажется, там ещё недалеко продают сладости...

Львы производили впечатление, впрочем, мне всегда нравилось ленивое изящество кошачьих, их надменность и грация. Вот и теперь мы любовались на развалившегося на солнышке и позёвывающего льва, тогда как львица изящно потягивалась, демонстративно выпуская когти и лениво порыкивала в сторону толпы.

— Эй, малыш, а ты не хочешь извиниться за то, что толкнул меня, а? — раздалось где-то позади нас, но голос был незнакомый, так что я решил не реагировать. — Не смей игнорировать меня!

Я с трудом удержался от смеха – это было так похоже на Ламбо. Судя по звукам, завязалась драка, и я решил, что нам стоит отсюда уйти, пока это не коснулось нас. Но было уже поздно – тот самый «малыш» оказался Гокудерой Хаято, причём очень разозлённым. Настолько, что даже почти забыл, что обещал мне не использовать взрывчатку против мирных жителей. То есть он сначала достал пару шашек, вспомнил, что обещал, и сунул их обратно. Он не был особенно хорош в ближнем бою, но его очаровательная привычка бить аккурат по болевым точкам и нервным узлам была вполне эффективна против всякого сброда. Но, на всеобщую беду, в суете схватки одна из шашек не скрылась в безразмерных карманах Хаято, а укатилась в сторону. А какой-то умник решил ей воспользоваться. Взрыв прогремел где-то неподалёку, я быстро окинул взглядом толпу, убедился, что и Гокудера, и Рёхей, и даже Бьянки в порядке, и буквально поволок Сасагаву подальше оттуда. Нечего ей смотреть на откровенный мордобой.

— Это было так весело! — воскликнула девушка, когда мы добрались до свободной беседки. — Я впервые обошла весь зоопарк!

Вот блин, ну неужели она не могла сходить сюда одна, причём в какой-нибудь другой день? Но нет, наверняка это всё затеял Реборн – знал, что сюда собирается Бьянки, сказал Гокудере, что я сегодня буду здесь, Рёхея предупредил и Ламбо подсунул в клетку, чтоб ему жизнь мёдом не казалось. Зачем, спрашивается? Столько усилий ради того, чтобы посмотреть, что я буду делать? Хренушки! Ничего я делать не буду! Надоело, что меня как собачку, дрессируют, добиваясь выработки каких-то рефлексов. Вот нафига? За прошедшие месяцы он уже должен был неплохо меня изучить, а я, не смотря на все старания, не произвожу впечатления человека, нуждающегося в подобного рода «тренировках». Или дело в самом Реборне? Если даже мне тяжело находиться в теле, что на целых восемь лет младше, тяжело соответствовать, и хочется наконец повзрослеть настолько, что эта разница в восемь лет станет уже не столь существенна, то каково взрослому, состоявшемуся как личность мужчине быть заключённым в тело пятилетнего ребёнка, без надежд на взросление? Может быть, он таким образом компенсирует неудобства? Садистский метод, но со стороны, должно быть и в правду забавно наблюдать за моими нелепыми попытками выплыть из очередной трясины, в которую он меня столкнул.

— Тсуна-кун… – снова начала что-то говорить Сасагава, но её слова перекрыло чьё-то рычание.

Я обернулся и с удивлением увидел приближающихся к нам львов. Чёрт! Неужели динамит взорвался настолько неудачно?! Вот только этого мне не хватало для полного счастья! Так, нельзя паниковать, нужно что-то придумать, причём срочно. Я схватил замершую в ступоре Сасагаву за ледяную ладонь и медленно, очень медленно и осторожно, потянул в сторону. Следить за движениями приближающихся зверей и не смотреть им в глаза, что у хищников означает агрессию, было непросто. Что я там говорил Хибари? «Некоторые хищники охотятся стаями»? Надо было ещё припомнить, что и прайдами тоже, маленькими такими семьями, маленькими, но очень опасными. Я никак не мог вспомнить, лазают ли львы по деревьям? Пантеры и гепарды – да, а вот львы? Достаточно ли будет взобраться куда-нибудь повыше, или нужно было не только оставить у себя тот пистолет, что дал мне Дино, но и повсюду таскать его с собой? А если и достаточно просто куда-нибудь залезть, то успеем ли мы?

А потом Сасагава закричала, громко и пронзительно, как пожарная сигнализация. Она вопила от ужаса на одной ноте, и, мне было трудно её в этом винить. Ей было тринадцать, и она хотела жить, ничего странного или нового. Всё, что я мог сделать, это отшвырнуть девчонку в кусты, когда лев прыгнул, но убежать я уже не успевал. Я не знал, что надо делать со львами, но вот про собак я читал, так что всё, что мне оставалось, это попробовать, хуже ведь всё равно не будет.

Дыхание у льва было тяжёлое, горячее, влажное, а из пасти несло тухлым мясом, и я почему-то подумал, что ему стоило бы сначала почистить зубы, прежде чем на кого-то кидаться. Шерсть слишком жёсткая, колючая, а ладони моментально покрылись холодным потом, но я каким-то чудом ещё удерживал его морду на приличном расстоянии от своего лица, судорожно вцепившись в складки кожи под нижней челюстью. Мелкие камушки больно впились в спину, а лапы льва топтались у самых плеч. Внутри меня поднялась волна жара, как будто кровь вскипала, как будто Пламя само рвалось наружу, безо всякой смерти, без Пуль или чего-то подобного. Я смотрел прямо в лишённые белков глаза животного, вспоминая, как в детстве играл в «гляделки» – проиграет тот, кто первый моргнёт или отведёт взгляд. Я всегда выигрывал, и от этой мысли губы сами расползлись в усмешке.

— Я постиг, что путь самурая – смерть, — почти безумно шипел я в львиную морду. — Днём и ночью, с самого утра нового года и до последнего удара колокола старого, я помню, что должен умереть[1]. Пасть порву, моргала выколю! Думаешь, что ты царь зверей, да? Хищник, как двинутый Хибари? Чёртова драная кошка!

Мне кое-как удалось упереться одной ногой в землю, а другой я со всей дури оттолкнул льва от себя, разжав пальцы в самый последний момент. Лев отскочил в сторону с недовольным мявом, как будто и не лев вовсе, а соседская кошка, которой кто-то наступил на хвост. Я чувствовал Пламя, оно заставляло меня встать и идти, мысли путались, сбивались в неопрятный комок, багровый туман застилал глаза. Мир снова переливался тысячами красок, цвета обретали вкус и запах, а пространство вокруг искажалось, будто решило сменить Эвклида на Лобачевского. Пламя билось внутри черепа, пыталось прорваться наружу через лоб, Пламя текло по венам вместо крови, густое, тягучее, ядовитое. Всё, что я хотел в тот миг, это разорвать, убить, стереть в порошок, напиться чужой крови, и собственная смерть была уже совершенно не важна, не то что бы не страшна, скорее я просто понял, что и так прожил дольше, чем должен был. Понял, что от смерти никуда не деться, что она теперь всегда со мной, где-то в глубине меня, липкая чёрная трясина. И чтобы избавиться от неё, надо просто зажечь Пламя, надо принять, что однажды, я всё-таки умру, ведь люди смертны. И цепляться за каждую минуту жизни, вымаливать секунды – унизительно. И вправду, лучше сгореть за минуту, чем тлеть годами. Лучше сожалеть о сделанном, чем о том, на что так и не решился.

И в тот момент, когда я уже сам был готов вцепиться в глотку зверю, на него налетел Рёхей, от души двинув кулаком по черепу. Два других льва валялись у ног довольно улыбающегося Гокудеры, оглушившему их взрывами, ещё одному зверю Бьянки всадила в горло шприц с какой-то гадостью, а по аллее к нам бежали Ямамото, посадивший Ламбо себе на плечи и Хару, в руку которой намертво вцепился Фута. И когда я понял, что опасности больше нет, Пламя отступило, забилось куда-то вовнутрь, но не погасло. Сасагава сидела на скамейке, отчаянно дрожа, Хару суетилась вокруг меня с бутылкой воды, салфетками и упаковкой пластыря – как оказалось, плечо мне всё же оцарапало, и теперь девушка промывала неопрятного вида ссадину жгучими обеззараживающими салфетками.

— Ну что, заберёшь этого льва с собой? — насмешливо поинтересовался Реборн.

— И что я с ним буду делать? — устало поморщился я. — И вообще, какого хрена?

Хару легонько стукнула меня пачкой пластыря полбу:

— Эй, не ругайся в присутствии девушек! Это неприлично!

— Ну, — довольно улыбнулся репетитор. — Я подумал, что тебе стоило бы подобрать себе домашнего питомца. Что-то вроде Леона или Энцио…

— Нахуй-нахуй! — замахал я на него рукой, не обращая внимания на продолжавшую меня колотить пластырями девушку. — Наш дом не резиновый, что бы ты там себе не думал, так что никаких львов!

Реборн безразлично пожал плечами, а Сасагава, наконец-то отмерев, разрыдалась на моём плече, судорожно комкая разодранную толстовку в пальцах, бормоча что-то неразборчивое. Я выразительно посмотрел на Реборна, стараясь одним только взглядом сказать ему всё, что я думаю и о его идеях, и о малолетних дурочках. Кажется, получилось.

***

Сакура должна была полностью расцвести сегодня, и, чтобы занять хорошие места, нам пришлось отправиться в парк ранним утром. Ханами[2] всегда казался мне очень интересным обычаем, да и для успокоения нервов должно подойти. Сейчас, во время коротких весенних каникул, заняться было практически нечем, кроме как смотреть на Бьянки, носящуюся с кучей фальшивых документов для поступления в университет и ворохом объявлений о сдаче жилья. Хаято наотрез отказался на пару с сестрой снять квартиру побольше, а мой дом и впрямь не был резиновым. Провести пару ночей на диване в гостиной для Бьянки никогда не было проблемой, но теперь, когда вот-вот начнётся учёба, и девушка будет вынуждена отлучаться гораздо реже, ей нужно было постоянное жильё, но все варианты ей казались неподходящими – всё-таки она была чрезвычайно требовательна и дотошна. Так что нервы однозначно требовали успокоения, а созерцание облетающих розовых лепестков для этого дела подходило ничуть не хуже всего прочего.

Мама и девушки обещали приготовить много вкусной еды, и мне оставалось только радоваться тому, что я в состоянии отличить стряпню Бьянки от любой другой. Всё-таки ханами красивое и радостное событие, нечего его омрачать отравлениями различной степени тяжести.

Вишнёвая аллея в парке выглядела просто потрясающе – узловатые ветки усыпанные целыми охапками нежных цветов, а самое главное – ни одного человека! Ни каких шумных семей с оравой малолетних детишек, ни влюблённых парочек, ни степенных старичков и старушек – никого! Это было одновременно и красиво, и странно. Но объяснение этому феномену нашлось достаточно быстро: незнакомый мне парень в форме дисциплинарного комитета нашей школы преградил нам дорогу и заявил, что все места возле сакуры зарезервированы.

Разумеется, нам это заявление не понравилось, а уж когда этот тип решил нам угрожать, Хаято вспылил и двинул ему коленом в живот.

— Мне стало интересно, кто тут шумит, а это оказались вы... — протянул вышедший из-за дерева Хибари. — Мне не хочется любоваться цветами среди толп народа, так что я приказал сюда никого не пускать. И к тебе, Савада, это тоже относится.

— Неужели нам вдвоём не хватит целого парка? — приготовился к долгому препирательству я. — Сядем так, чтобы друг друга не видеть, и отлично.

— Не видеть – ещё полбеды, — презрительно скривил губы он. — Твоё стадо слишком шумное, чтобы нам хватило места. К тому же, я пришёл первым. Тебе не кажется, что это вполне справедливо?

Потом он повернулся к своему подчинённому, явно намереваясь его наказать за то, что тот не справился с порученной ему задачей, но наткнулся взглядом на Шамала идущего по идеально выверенной синусоиде с открытой бутылкой вина в одной руке и давно погасшим окурком в другой.

— Прекрасная штука, эта ваша сакура, — заплетающимся языком сказал он. — Эй, парни! А почему вы не пригласили с собой хотя бы парочку миленьких девушек, а? Чем больше «цветочков»[3], тем лучше!

От этого зрелища Хибари прямо таки перекосило всего, но он видимо, посчитал, что разговаривать с пьяным ниже его достоинства.

— Как насчёт того, чтобы решить этот вопрос раз и навсегда? — спросил он у меня. — Сразитесь со мной. Кто первый коснётся земли коленом – проиграл. Не устраивают условия – ищи себе сакуру в другом месте.

— Я сделаю это, Джудайме! — тут же воскликнул Гокудера. — Позвольте мне участвовать!!!

— Раз я тоже хочу любоваться сакурой... — улыбнулся Ямамото. — Думаю, это не плохой выход.

Мне оставалось только вздохнуть. В прошлой моей жизни в этом возрасте я тоже недолго искал повод для очередной драки, но Хибари всегда удивлял меня тем, что даже не рассматривал других вариантов решения проблем. Впрочем, когда он вырубил Шамала, спросившего, есть ли у него сестра, я не мог не принять его сторону, тогда как сочувствовать врачу у меня не было ни малейшего желания. Но это послужило неким спусковым крючком. Первым в драку полез, конечно же, Гокудера. Он даже продемонстрировал новый трюк, который вывел бы из строя кого угодно. Но Хибари был не «кто угодно», а стальные тонфа – весомым доводом к его точке зрения. Так что, для того, чтобы уйти от ответного удара, Хаято пришлось пригнуться к земле и, пусть всего на секунду, но его колено коснулось молодой травы.

— Есть касание, — объявил Реборн, вызвавшийся быть судьёй. — Гокудера выбывает.

— Тогда я следующий, — тут же бросился в атаку Ямамото с катаной на перевес. Хибари даже немного удивился, увидев у него настоящее оружие.

— Посмотрим, как ты поступишь сейчас, — довольно оскалился парень, отводя лезвием оба тонфа.

— А ты как думаешь? — прищурился Хибари. Он отбил меч ещё несколько раз, а потом, когда лезвие оказалось очень близко к рукояти, он довольно улыбнулся, и тут же из тонфа выскочил какой-то загнутый штырь, которым он захватил лезвие меча, и буквально отшвырнул Ямамото в месте с его оружием в сторону. Возможно, он бы и смог устоять на ногах, если бы успел отпустить катану, но какой же японец добровольно выпустит меч из рук? Явно не Ямамото.

— Чёрт, — непривычно зло выдохнул он, поднимаясь на ноги. — Снова я тебе проиграл.

— Так, ты следующий, — глядя прямо на меня довольно улыбнулся Реборн. — Вставай!

— Но что я могу? — раздражённо буркнул я. — У меня и оружия нет.

— А кто со львом дрался в рукопашную? — тут же спросил Реборн, поднимая пистолет. — Дерись, ты же мужчина!

Деваться было некуда, а я окончательно уверился в том, что Пламя, вызванное Пулей, сильно отличается по ощущениям от того, которое я почувствовал в зоопарке. Слишком категоричное, не оставляющее пространства для манёвра, стратегии или смены приоритетов. Прямо в лоб и на пролом, как себя по жизни ведёт Рёхей, так и толкало меня вперёд искусственно вызванное Пламя. Леон сам прыгнул мне в руки, будто напоминая о том, что я жаловался на отсутствие оружия, превращаясь в обломок ржавой арматуры – наиболее привычное мне орудие, которое я мог бы использовать против тонфа Хибари.

— Ты такой непредсказуемый, — сказал он, когда я остановил его удар и пытался продавить, заставить отступить оступиться. — Временами – сильный, временами – слабый. Никак не могу прочитать тебя до конца.

Мы обменялись ещё несколькими ударами, и я с каждым из них чувствовал, что что-то идёт не так, даже сквозь марево, вызванное использованием Пламени: Хибари слабел, терял координацию, ошибался. Он буквально рычал, что забьёт меня до смерти, намереваясь решить всё до того, как... Что? Я так и не понял, что именно, когда едва удержал руку, готовую опустить железный прут на лохматую макушку парня, без всякой помощи с моей стороны рухнувшего на колени.

Гокудера вопил что-то радостное, Ямамото был откровенно удивлён, а я... меня почему-то дико взбесило, что нам не дали нормально подраться!

— Кто это сделал? — спросил я, с трудом держа себя в руках.

— Ну извини, — издевательски протянул Шамал, трепыхаясь в кустах, куда его отправил удар Хибари. — Мне показалось, что ситуация критическая, вот я и заразил его «Синдромом дезориентации сакурой».

— Шамал и врач, и киллер одновременно, — пояснил Реборн. — Его называют Трайдент Шамал из-за того, что он использует москитов Трайдента, несущих шестьсот шестьдесят шесть неизлечимых болезней.

Хибари с трудом поднялся на ноги, судя по его виду у него жутко кружилась голова и он старался держать глаза почти закрытыми.

— Правила есть правила, — недовольно пробурчал он, направляясь к выходу из парка. — Можете наслаждаться сакурой.

— Подожди! — крикнул я ему вслед. — Давай тебя сначала вылечат!

Но он только отмахнулся от моих слов, явно очень недовольный исходом поединка. Возможно, он, так же как и я, был недоволен, что кто-то помешал нам подраться.

— Эй, ребята! — раздался радостный возглас Хару. Я обернулся и увидел приближающихся к нам девушек, маму и детей.

— Ура! — счастливо взмахнул бутылкой Шамал, чуть было не вылив на меня остатки вина. — Дамы!

— Это просто потрясающе, что вы смогли отстоять самые лучшие места!

— Прекрасная работа, Тсуна!

— Даже не верится!

Наперебой восторгались девочки и мама, а Бьянки пыталась всучить мне бенто, уверяя, что оно наполнено её благодарностью. Хорошо хоть она была в очках, а то Гокудере бы пришлось очень не сладко. Как бы там ни было, я мог считать, что ханами прошёл весело, единственное, что мне не давало покоя – это болезнь Хибари. Что-то, то ли память, то ли хвалёная Интуиция Вонголы, подсказывало мне, что добром эта история не кончится.

***

Честно говоря, я несколько опасался того, как будут разделены классы в новом учебном году, потому что из памяти Тсуны следовало, что учеников параллели могли запросто перетасовать как угодно, следуя какой-то своей непонятной логике. Но, глядя на списки учеников в первый учебный день, я с облегчением увидел, что и я, и ребята значится в классе 2-А. Правда, Сасагава тоже была там, что меня несколько печалило, но не на столько, чтобы рвать на себе волосы, так что я бегло просмотрел список ещё раз и с некоторым недовольством отметил, что изменения всё же были – несколько совершенно незнакомых фамилий, а так же отсутствие в списке Кобаяси – нашей старосты. Это было довольно неприятно хотя бы по тому, что теперь нужно будет избирать кого-то другого, да и привык я как-то к ней – спокойная, ответственная, хоть и не слишком энергичная или инициативная Кобаяси хорошо справлялась со своими обязанностями, по крайней мере, мне не на что было жаловаться.

В первый день было шумно, все возбуждённо переговаривались, приветствовали друг друга, желали удачи в новом учебном году, знакомились, делились впечатлениями от прошедших каникул. Гокудера бурно радовался тому, что мы с ним в одном классе, Ямамото старательно изображал голливудскую улыбку, а лучшая подруга Кобаяси сказала, что той пришлось переехать, поскольку её отцу дали повышение и перевели в другой город, так что последние пару месяцев она вообще жила одна, просто чтобы не переводиться в другую школу в конце учебного года. Класс жужжал как растревоженный улей, и Садохара-сенсей с большим трудом смог нас угомонить. А после уроков ещё и объявили, что мы должны выбрать старосту как можно скорее, поскольку заседание совета школьного самоуправления уже назначено на конец этой недели.

Когда же на вопрос о кандидатах, с места вскочил Гокудера и заявил, что предлагает назначить меня, мне захотелось его чем-нибудь стукнуть. Не то что бы это могло помочь ему стать фиолетовым в крапинку, но его нездоровый энтузиазм меня уже достал. Так что мне оставалось только схватить его за рукав и зашипеть на ухо о том, что у меня уже есть они, вся эта мафиозная байда и чокнутый репетитор, так что времени ещё и на класс у меня нет, если только не в ущерб чему-то из перечисленного. Хаято умный мальчик, он сразу понял, что я имею в виду и сразу же отказался от своих слов, не желая, чтобы его променяли на какой-то там класс.

Тем не менее, из-за этого многие начали обсуждать эту идею: кто-то припомнил спортивный фестиваль, где команда А под моим руководством сыграла в ничью против объединённых команд В и С с капитаном Хибари Кёей, кто-то наоборот говорил, что я вечно сплю на уроках и прогуливаю, кто-то припоминал открытый урок… В общем мнений было много и все разные, так что пришлось брать ситуацию в свои руки.

— У меня есть предложение, — сказал я, вставая, чтобы привлечь больше внимания. — Раз уж я взял самоотвод, то позвольте мне предложить взамен другую кандидатуру.

Учитель посмотрел на меня с некоторой опаской, предполагая, что я могу предложить неадекватного Гокудеру, который, конечно умный, но вот всё остальное…

— Я предлагаю выбрать старостой Куракаву Ханну, — спокойно продолжил я. — Она хорошо учится, очень ответственная и относится ко всему гораздо более по-взрослому, чем большая часть присутствующих здесь раздолбаев, включая меня.

Такая формулировка изрядно повеселила класс, да и Садохара вздохнул с облегчением, услышав предложенное мной имя.

— С чего бы вдруг такая честь, а, Савада? — удивилась девушка. — Неужели самому не хочется постоять у руля?

— Поверь, — вздохнул я. — В моей жизни и без этого хватает рулей и прочих штурвалов. Причём тормоза давно сломались, если вообще были когда-то предусмотрены конструкцией.

Учитель, поняв, что мы можем ещё долго препираться в таком духе тут же предложил проголосовать, пока никто не передумал. Куракаву уважали как раз за перечисленные мной качества, так что квалифицированное большинство ей было обеспечено. Увидев это, Куракава тяжко вздохнула и посмотрела на меня в упор.

— Я соглашусь быть старостой при одном условии, — сказала она мне. Я подумал было, что она попросит об ещё одном свидании с Ламбо, но она меня удивила: — Если возникнут проблемы, ты поможешь мне справиться с этой оравой неандертальцев.

Я немного нервно хихикнул, услышав её предложение, но потом всё же серьёзно кивнул.

— Но только если тебе действительно будет нужна помощь, — в свою очередь оговорил условия я.

Мы пожали друг другу руки, и наш класс спокойно, а главное, с чувством выполненного долга, был отпущен на все четыре стороны.

Дома, первым, что я увидел, войдя в гостиную, были волосы Бьянки. Она лежала на диване, свесив вниз голову с подлокотника и просматривала какие-то распечатки. Узкие очки в тонкой оправе, которые я уже видел на ней в день Святого Валентина, надёжно защищали Хаято от психической травмы, но он всё равно только буркнул ей что-то приветственное и поспешил на кухню, помочь Нане накрыть на стол. Бьянки запрокинула голову ещё сильнее, помахала мне рукой и с раздражением шлёпнула пачку бумаги себе на живот.

— Ерунда какая-то, — скривилась она.

Я облокотился на спинку дивана и с интересом посмотрел, что она читает. Это были распечатки слайдов презентации, какие-то схемы и графики.

— Занятий сегодня считай, что и не было, — сказала девушка, недовольно поджав губы. — Просто все знакомились, старосту выбирали, обсуждали расписание. Материалы вот выдали…

Бьянки брезгливым жестом скинула ворох бумаги на пол, отчего вся пачка с шорохом разлетелась, что-то попало под журнальный столик, что-то заползло под диван. Бьянки чуть сползла вниз, так что голова уже не свисала вниз и сложила руки на груди.

— Ладно, хватит жаловаться, — чуть улыбнулась она. — Лучше скажи, как у тебя дела? Хаято ничего не натворил?

Я не мог не улыбнуться ей в ответ, и только покачал головой.

— Хотел, чтобы меня назначили старостой класса, — заговорщицким шёпотом сказал я. — Но я отбился и перевёл стрелки на Куракаву, ну ту, которая во взрослого Ламбо с первого взгляда втюрилась.

— Наш человек! — улыбнулась Бьянки, потрепав меня по волосам. — Любовь – это самое главное, а остальное приложится. Когда любишь, как будто крылья отрастают, и на душе так легко и светло… Ты сам-то не собираешься кого-нибудь осчастливить?

Я только вздохнул, надо было понимать, что говорить с ней про любовь, то ещё развлечение.

— Не стоит мне с этим торопиться, — сказал я, отлипая, наконец, от дивана. — И без того забот полно.

— Ну-ну, — фыркнула Бьянки. — Смотри, как бы поздно не стало.

Я только покачал головой в ответ. Уроков нам задали ещё мало, так что после обеда мы с Хаято в основном просматривали новые учебники и просто разговаривали.

На следующий день я отбивался от гиперактивного Рёхея, снова принявшегося агитировать всех вступать в его клуб бокса, что, в общем-то, было совсем неудивительно. Он в этом году выпускался из средней школы и явно вознамерился напоследок совершить нечто героическое. Под конец он даже жаловался, что бокс явно потерял свою популярность, что даже Кёко считает, что он просто расхаживает в одних трусах, и вообще, раз я периодически прихожу к ним потренироваться, то что мне стоит значиться в официальных списках клуба? Но всё, что я мог, это просто пообещал приходить к нему почаще.

Да ещё и когда я решил сбежать от него на крышу, то повстречал там Хибари, предложившего закончить драку, которой помешал Шамал. Не хватало только ещё и крышу с ним делить, что я и сказал ему. Мы проторчали там почти весь обеденный перерыв, я пытался выяснить, почему он не видит других способов разрешения конфликта, кроме драки, а Хибари решил поинтересоваться насчёт той истории со львами из зоопарка. Не иначе Реборн ему проболтался, больше, вроде бы не кому. А кончилось дело почему-то тем, что мы обсуждали бусидо и традиции якудза. Мне даже пришлось пообещать подраться с ним как-нибудь, только не в школе и не в учебное время.

А в выходные мы отправились в боулинг, чтобы отпраздновать начало учебного года. Я даже никак не мог вспомнить, как давно был там в последний раз: не то на первом курсе, не то и вовсе ещё в школе. Заранее зарезервировали пару дорожек, потом долго и со смехом возились с обувью. Оказалось, что в боулинг умеем играть только мы с Ямамото, так что ещё и учить всех пришлось. Мне показалось глупым пытаться делать вид, что я не умею играть, так что я просто позволил себе веселиться, как если бы был ещё самим собой: играть, смеяться, пить коктейли, разве что безалкогольные. Гокудера и Рёхей устроили настоящее состязание, которое в итоге выиграл Хаято, а Ямамото пытался ухаживать за Хару, которая не обращала на него внимания.

Играть у Хару получалось гораздо лучше, чем у Сасагавы, должно быть оттого, что она занимается спортом и с координацией у неё всё отлично, мне же поначалу пришлось некоторое время подстраиваться под новое тело, потому как в этом мире я ещё ни разу не был в боулинге. Хару весело хлопала в ладоши при каждом удачном броске, подпрыгивала, висла у меня на шее, под недовольными взглядами Хаято и хотела играть ещё и ещё. Сасагава же под конец разулась и с ногами забралась на кресло в обнимку с креманкой полной какигори[4], наблюдая за весёлой суетой.

А когда мы уже возвращались по домам Миура и Сасагава решили устроить перетягивание каната, используя меня вместо этого спортивного снаряда, но в этой атмосфере всеобщего веселья, мне даже это показалось забавным. Мы всей толпой довели Хару до дома, поздоровались и тут же попрощались с её отцом и разошлись по домам. Засыпая, я даже думал, что вернуться в детство может быть действительно здорово.

-----------
[1] Искажённые цитаты из «Хагакуре» и «Будосесинсю». Как помнит, так и говорит, хотя скорее всё же «чувствует», чем «помнит».
[2] Ханами (яп. 花見, любование цветами) — японская национальная традиция любования цветами. По телевидению уже в начале марта сообщают сроки цветения сакуры в каждом отдельно взятом районе, в Токио это обычно начало апреля, а также информируют о количестве деревьев в каждом из парков. Служащие фирм в день ханами идут в парк и проводят рабочее время на воздухе в окружении начальника и сослуживцев.
[3] Что именно имел в виду Шамал, зависит от уровня его образованности. С одной стороны, он мог иметь в виду просто девушек, с другой – мог намекать на ойран ( Ойран (яп. 花魁 оиран) — один из видов проституток в Японии. Кандзи 花 – может быть переведён как «цветок»). Решайте сами.
[4] Какигори (かき氷) - популярный японский десерт из политой сиропом стружки льда. Часто его украшают кусочками фруктов, шоколадом.

И маленький комментарий про Евклида с Лобачевским, на всякий случай: та геометрия, что мы изучали в школах, это евклидова геометрия. Геометрия Лобачевского отличается от неё аксиомой о параллельных прямых: «Через точку, не лежащую на данной прямой, проходят по крайней мере две прямые, лежащие с данной прямой в одной плоскости и не пересекающие её».