В Японии более тёплый климат, и мне было непривычно, что в ноябре ещё можно ходить по улицам в распахнутой куртке, даже дождей практически не было. Я чувствовал себя странно, порой мне казалось, что я всю жизнь провёл здесь, а в другой момент – что только вчера целовал сонную сестру на прощанье, уходя в институт. Днём я, на пару с Гокудерой воевал с географией и японским языком, а по ночам ковырялся в архиве, пытаясь выжать из доступной мне информации ещё хоть капельку смысла.

Впрочем, мои попытки изучать Архив напоминали поиски Снарка, как и большая часть того, что я делал в этом мире. Важен процесс, а не результат, потому, что те, кто ищут Снарка, рискуют найти Буджум. А вот от этой встречи не стоит ожидать ничего хорошего. Та самая книга, из коробки номер один, состояла из подобных предостережений чуть менее чем полностью, а Реборн не имел ни малейшего желания отвечать на конкретные вопросы, всегда переводя разговор на что-нибудь другое.

Гокудера закопался в книги о бусидо, будто заучивал их наизусть, и даже несколько раз просил меня высказать своё мнение на счёт тех или иных вещей, старательно записывая после этого мои слова. Мне было до ужаса неловко, что я – великий специалист по этому вопросу, что ли? Но потом мне на глаза попалась эта его тетрадь с записями, и я начал немного понимать причины его поведения. На чуть желтоватом листе дешёвой бумаги было выведено чётким, почти печатным подчерком Хаято:

«Когда господин говорит тебе что-то приятное или неприятное, и ты выслушиваешь его, не сказав ни слова, он может подумать, что ты растерялся. Поэтому важно дать ему правильный ответ. Для этого нужно исполниться решимости заранее»[1].

Не знаю, что такого ему сказал Ямамото, что он решил, будто должен следовать именно этому своду правил, но всё же теперь он хотя бы старался вести себя сдержанней, правда, получалось у него это не очень, что уж поделать – горячий итальянский темперамент и пламя Урагана, иначе и быть не могло.
На следующий день после нашей с Реборном вечеринки, я спросил у Гокудеры, когда у него день рождения, и с удивлением узнал, что он у него уже был, причём Хаято сильно удивился моему вопросу, будто ему и в голову не приходило, что я могу хотеть его поздравить. Порой, я его совершенно не понимал, скорее всего, от того, что не привык воспринимать себя выше других, хотя Реборн пригласил его сюда явно именно для того, чтобы я научился. Возможно, со временем я начну понимать логику его поступков, но явно не слишком скоро, даже хвалёная Гипер-интуиция Вонголы не помогала разобраться, где и когда он по-настоящему искренен, а когда действует в соответствии с его представлении о «правильном поведении».

Но видеть его удивлённый и радостный взгляд, когда я, старательно изображая смущение и неловкость, презентовал ему толстую «Энциклопедию необъяснимых явлений», было приятно. В конце концов, он никогда и не был знаком с тем Тсуной, и я с полным на то основанием мог считать его именно «своим» другом, и плевать на то, что он никак не разберётся, что он делает искренне, а что только потому, что «надо». Человек, готовый на всё, ради одного лишь моего одобрения, заслуживает гораздо большего, чем я могу ему дать.

Появление И-пин ещё раз напомнило мне о том, что я совершенно ничего не знаю об окружающем меня мире: там, откуда я пришёл, как-то было не принято нанимать пятилетних детей для того, чтобы они кого-то убили. Да и вопрос, как она попала в Японию из Китая, тоже оставался открытым, как, впрочем, и аналогичная ситуация с Ламбо. Понятия не имею, где она жила эти дни, но на следующее утро после неудавшегося покушения она спокойно пришла к нам домой, предупредила маму о собирающемся дожде, чтобы та успела убрать с улицы развешанное для просушки бельё, и теперь сидела у нас за столом, в ожидании обеда.

Нана ещё вчера решила, что она друг Реборна, поэтому совершенно не удивилась тому, что И-пин решила нас навестить, а то и вовсе остаться жить. Вообще, оказалось, что девочка с большим удовольствием помогает маме по хозяйству, так что та была в полном восторге. Ну, хоть кто-то в этом дурдоме приносит пользу – нас тут столько народу, что за всеми просто невозможно уследить, хорошо хоть Бьянки опять уехала куда-то по своим делам. Но всё хорошее всегда заканчивается слишком быстро – в наше мирное застолье ворвался Ламбо, громогласно возвестивший о своём появлении. По какой-то непонятной мне причине, этот ребёнок искренне считал, что все от него без ума и должны быть неимоверно счастливы его лицезреть. Боюсь даже представить, что творилось у него дома и даже в чём-то понимаю его родственников, не спешащих его забирать. Впрочем, клан Бовино – это ещё один вопрос, пока остающийся без ответа.

В поведении Ламбо не было ничего не обычного, но вот И-пин среагировала на него совершенно не адекватно – она вскочила на стол, опрокинув мою плошку с рисом, и принялась что-то орать Ламбо. Я никак не мог вспомнить, в чём дело, впрочем, я настолько плохо знал канон, что это было совершенно не удивительно, наоборот, было странно, что я вообще хоть что-то помню.

— «Это брокколи-монстр», — со смешком перевёл Реборн. Да уж, со своей невероятной шевелюрой, Ламбо, при богатом воображении и определённом освещении мог бы напоминать силуэтом брокколи, но вот так вот? Хотя меня она тоже с кем-то спутала, так что со зрением у неё реально проблемы, надо будет озаботиться этим, сводить её к окулисту, например. Ламбо же от этого заявления сначала впал в ступор, потом вроде бы расстроился, я даже попытался его утешить, но в ответ он в полном восторге взвыл «У-у-у-у! Я приведение!» и замахал руками, бегая вокруг стола. И откуда у детей столько энергии? В происходящем не было бы ничего страшного, если бы И-пин не погналась за ним, а вместе они напоминали маленькое торнадо, сметающее всё на своём пути.

— Ну, я пошла, — помахала рукой мама из прихожей. — Тсу-кун, пожалуйста, присмотри за детьми.

— Что? — удивился я, подхватывая со стола уцелевшие тарелки. — Ты надолго?

— Мама собирается с друзьями на концерт фортепьяно, — восторженно закатила глаза Нана, я даже почувствовал некоторую зависть – может быть я тоже хотел бы пойти на концерт?

— Подожди минуточку, ко мне сегодня придут Гокудера-кун и Ямамото, мы будем вместе делать дополнительное задание...

— Не беспокойся, я приготовила много еды, хватит на всех, достаточно будет достать из холодильника и разогреть в микроволновке, даже ты справишься, — беззаботно махнула рукой мама.

— Маман, предоставь детей нам и иди, наслаждайся концертом, — встрял Реборн, довольно ухмыляясь, наверняка задумал какую-то пакость.

— Помощники вы мои, — умилённо сказала Нана. — Я куплю вам что-нибудь вкусненькое.

Она ушла, а я остался спасать её драгоценную кухню от малолетних монстров, вздыхая о том, что жизнь ко мне определённо несправедлива. К тому моменту, как пришли Гокудера и Ямамото, я смог локализовать стихийное бедствие в гостиной, и теперь Ламбо и И-пин прыгали по дивану и креслам, носились вокруг них, но, по крайней мере, здесь было больше места гораздо меньше посуды.

Плотно закрыв дверь на кухню, мы с ребятами поднялись в мою комнату, нам предстояло сражение с учителями, разум которых в очередной раз возобладал над здравым смыслом. То стихи писать надо, то им творческое задание о родном крае взбрело в голову...

Ямамото лепил из пластилина рыбок и рассказывал какой-то забавный, как ему казалось, случай, произошедшей во время тренировки бейсбольной команды. Рыбки, кстати, были вполне ничего, особенно в сравнении с авангардной горой Фудзи в исполнении Хаято и моими корявыми попытками нарисовать сакуру. Посмотрев на это безобразие, я подумал, что совместная инсталляция у нас будет странная – закрученный конус Фудзи, мои картонные деревья и сверху пластилиновые рыбки в натруску. Нет, на картонном листе, который должен был изображать землю, уже было нарисовано море и отмечено место расположения горы, но количество рыбок намекало, что ими будет заполнена вся поверхность...

В тот момент, когда мы уже начали крепить креативную Фудзи на её законное место, в комнату ворвался Ламбо и пронёсся прямо по столу, за которым мы сидели, опрокидывая баночки с краской и пепельницу, которую я завёл тут специально для Хаято. Судя по тому, во что превратилась наша «земля», проект из описательного стал иллюстрацией доклада о проблемах экологии, который взялись писать Сасагава и Куракава, а ведь второго такого большого листа картона у меня нет.

Взбешённый Гокудера схватил Ламбо и принялся трясти его за плечи.

— Ты ведь нарочно это сделал, да? Я знаю, нарочно!

Я подумал, что ещё немного, и он его придушит, и попытался его остановить. Ямамото же только улыбался и заметил, что «они неплохо ладят». Интересно, как в его представлении выглядит «плохо ладят»? С расчленёнкой и насилием над трупом?

— Что ты делаешь, Гокудера-сан?! — раздался уже привычный голос взбешённой Хару. — Пойми, нельзя обижать маленьких детей!!!

Вообще-то, когда она говорит спокойно, то голос у неё довольно приятный, но только она повышает тон, как срывается на истошный визг. Зато, она действительно любит детей, должно быть, она была бы потрясающей старшей сестрой и станет хорошей матерью.

Ламбо, пользуясь тем, что Гокудера выпустил его из рук, заполз на колени к Ямамото и прижался к нему в поисках защиты. А Гокудера, недовольно взглянув на непонятно откуда вылезшую гостью, щёлкнул зажигалкой, заново раскуривая выбитую у него изо рта сигарету.

— Ещё одна надоеда пришла, — скривил он губы, отворачиваясь.

— Между прочим, меня попросила мама Тсуны-сана, — ответила ему девушка, поджав губы. — Она беспокоилась за детей, поэтому позвонила мне и попросила заглянуть сюда. Потом она наклонилась к незнакомой ей ещё девочке, радостно улыбаясь. — Ты ведь И-пин-тян, да?

Но та, вместо того чтобы поприветствовать её в ответ, совершенно невежливо показала на неё пальцем и снова принялась лопотать по-китайски.

— Что она сказала? — шёпотом спросил я у Реборна, но тот ответил в полный голос:

— «Это монстр шу май»[2].

По-моему, тут уже проблема не в плохом зрении, а что-то покруче... Услышав это заявление, Хару растерянно посмотрела на И-пин, а потом всхлипнула, опускаясь на корточки.

— Я не шу май... — тоненько протянула она, и я испугался, что она сейчас разрыдается. Никогда не знал, что делают с плачущими женщинами, особенно, если им всего тринадцать, а значит, нельзя заткнуть им рот поцелуем. Не то, чтобы я часть пользовался этим способом, но кое-кто из приятелей говорил мне, что это помогает.

— Не надо так переживать, — попробовал я её успокоить. — Ничего не поделаешь, И-пин очень плохо видит.

— О, — моментально успокоилась Хару, начиная копаться в своей сумке. — Так у неё близорукость? В таком случае, можно попробовать это.

С этими словами девушка протянула И-пин очки. Я сильно удивился, мне всегда казалось, что она хорошо видит, или она всё это время ходила в линзах?

— Ты носишь очки? — спросил я её, но тут же понял, что ошибся – оправа очков, которые двумя руками пыталась удержать перед лицом И-пин была совсем не женской, и уж тем более не подходила молодой девушке.

— Нет, это папины, — подтвердила мои подозрения Хару. — Он просил меня забрать их из ремонта. Он такой рассеянный, постоянно их роняет, а недавно вообще умудрился на них сесть!

И-пин кое-как пристроила очки на носу и повернулась к Хару. «Я вижу девушку» — услужливо перевёл Реборн, чем окончательно успокоил Хару. Потом И-пин, со смешно-серьёзным видом всем телом повернулась к Ламбо. «Я вижу идиота» — снова взял на себя роль переводчика репетитор. Кажется, он это специально, не думаю, что И-пин настолько не воспитана.

— Почему ты не носишь очки? — спросил её Ямамото, пока Ламбо подбирал достойный ответ на прозвучавшее оскорбление. Я его горячо поддержал, а Реборн, выслушав ответ, перевёл нам: «Потому, что они всегда соскальзывают». Не знаю, не знаю, наверное, она пробовала надевать только модели для взрослых, вот как сейчас, а для детей тоже делают очки.

Пока мы обсуждали этот вопрос, Ламбо окончательно потерял терпение. Этот ребёнок совершенно не выносил, когда уделяют внимание кому-то другому, поэтому он толкнул И-пин с криком: «Не смейте игнорировать Ламбо-сана!». Та, разумеется, разозлилась, а поскольку она уже знала, что это не брокколи-монстр, то решила атаковать его всерьёз, достав откуда-то свою уникальную пельмешку.

Попавший под удар Ламбо отлетел в угол, где был поднят на руки переживающей за него Хару. Ямамото выглядел впечатлённым тем, что удар был нанесён без контакта, а Гокудера, судя по его сосредоточенному лицу, прочитывал все возможные варианты применения техники Гёдза-кен.

— Толь-ко спо-кой-стви-е! — бормотал Ламбо, прижавшийся к Хару, а потом, принялся вырываться, смешно болтая в воздухе ножками. — Я не проиграю какому-то чудику со странной головой!

И-пин, раздражённо отвернулась от него, медленно, но верно, заливаясь краской, я почувствовал, что дело плохо.

— Эй, Ламбо, не смущай И-пин, — попросил я его, но, кажется, сделал только хуже, потому, что тот принялся вырываться ещё пуще и вопить: «Яйцеголовый!».

Хару в растерянности посмотрела на подорвавшихся со своих мест Гокудеру и Ямамото, но я был ближе и, подхватив И-пин, выставил её на балкон. К сожалению, чёртова дверь заела так некстати, и мы всё равно оставались в опасности. Если бы рядом с И-пин не было бы никого живого, то её беспорядочные атаки не причинили бы никакого вреда, а так...

— Надо срочно убираться от сюда, Джудайме! — закричал Гокудера, оттаскивая меня от заклинившей двери и прикрывая собой. Глядя на этот дурдом, подключилась и Хару, возмутившись нашему обращению с ребёнком. Ямамото помогал мне с дверью, но такими методами, мы скорее вышибли бы из неё все стёкла, чем смогли закрыть.

Интуиция подсказывала мне, что «взрыв» уже близко, поэтому я поднял с пола Ламбо и послушался совета Гокудеры, собираясь покинуть комнату, но проклятый ребёнок, непонятно с чего, достал свою базуку. Хорошо хоть Реборн успел развернуть её в сторону И-пин. Тоже, неплохой вариант – взрыв произойдёт в будущем, а мы останемся в порядке.

— Ох, почему я оказалась здесь, я же выполняла доставку? — удивилась появившаяся из облака розового дыма девушка. На ней была какая-то белая униформа с косынкой, прикрывающей волосы, из-под неё на плечи спускались две тонкие, туго затянутые косы. И вся она была такая тоненькая, что казалось невероятным не только то, что она прекрасный боец, но и то, как она ещё не надорвалась со своим ящиком.

— Тсуна-сан, ты её знаешь? — удивлённо спросила Хару, а я не знал, что ей ответить.

Ямамото едва ли не присвистнул, увидев, как сильно И-пин изменится за десять лет и пробормотал: «Такая миленькая», а услышавший это Гокудера только скривился и буркнул: «Чё, правда что ли?». И-пин посмотрела на крохотные часики и забеспокоилась.

— О нет, рамен же испортится, а Кавахира-сан очень суров на счёт этого, — протараторила она, осматриваясь по сторонам. По-японски она теперь говорила бегло и совершенно без акцента, даже не верилось, что вот только что она ничего не могла сказать, хотя, надо признать, понимала нас довольно неплохо.

— О, Савада-сан! — обрадовалась она, увидев меня. — Привет!

— И-пин, ты очень похорошела, — вежливо сказал я, а что, правда же, да и девушкам нравятся комплименты.

— Ой, что на вас нашло? — замахала она рукой, слегка покраснев. — Вовсе нет, правда!

Мне было приятно видеть, что её смущение больше не может привести к катастрофе, видимо, за прошедшие годы она научилась держать себя в руках.

— Как твоя техника Гёдза-кен? — решил спросить я, гадая, насколько сильно она могла усовершенствовать её за целых десять лет.

— Савада-сан, вы что, не помните, что я отошла от дел? — удивилась она. — Я теперь зарабатываю деньги для поступления в колледж. А бомба Пинзу была заблокирована с помощью пароля моим учителем в Китае, когда я навещала его в крайний раз[3].

— Так ты теперь обычная, — с некоторым даже разочарованием заметил Гокудера.

— Иногда, люди меняются, — пожал плечами я.

— Приятно было увидеться, — улыбнулась И-пин. — Мне пора работать.

Она уже собиралась было выйти с балкона, как ей под ноги бросился Ламбо.

— Эй, а что случилось с тем яйцеголовым? — противным голосом вопросил он.

И-пин уставилась на мелкого каким-то странным взглядом, как будто затуманенным, и прошептала вмиг побелевшими губами: «Брокколи-монстр!». Колючая проволока стиснула меня так, что я на секунду даже дышать перестал, а потом схватил Ламбо в охапку и ничего не понимающую Хару за руку. Думать о том, зачем и почему, я буду в другой раз, а сейчас надо бежать, и срочно! Гокудера и Ямамото с готовностью выбежали вслед за мной, Реборн так и вовсе уже давно был в коридоре. Я захлопнул дверь и прижался к ней спиной, из комнаты доносились подвывания И-пин: «Моя голова-а-а-а-а!», но я ничем не мог помочь девушке. А ещё я гадал – что это за шутник додумался установить ей именно такой пароль?

А потом она начала атаковать и даже дверь нас не спасла, в себя мы пришли раскиданными по разным концам коридора, мучимые дикой головной болью, как с жесточайшего похмелья. Да уж, за десять лет, она и правда стала гораздо сильней. Когда мы смогли вернуться в комнату, то обнаружили там только маленькую И-пин, растеряно вертящую головой, должно быть, она гадала, куда мы все подевались.

Времени было уже много, а проект наш являл собой зрелище откровенно жалкое, к счастью, Хару согласилась нам помочь, так что оценку мы всё-таки получили, правда, именно что в качестве иллюстрации того, что будет, если не уделять внимание вопросам экологии, а ребята из класса обозвали нашу инсталляцию «Постапокалипсическая Япония», очень точно, на мой взгляд.

В этом происшествии со взрослой И-пин был один момент, который плотно засел у меня в мозгу и не давал покоя: она сказала, что отошла от дел, и теперь развозит рамен, чтобы накопить на учёбу. Большего бреда мне слышать ещё не доводилось, ни в той жизни, ни даже в этой. Потому, что из её слов следовало, что за этот чёртов рамен, она получает денег больше, чем за «мокрую» работу! Я вспоминал её лицо, в тот момент, когда она говорила это, выражение её глаз… А потом понял, что страдаю откровенной хренью – она же просто пошутила! Эта работа – возможность объяснить наличие денег, прикрытие. А курьеры, уборщики, электрики и прочие носители униформы – это же самые незаметные люди, они могут пройти куда угодно и остаться незамеченными, не узнанными. Если их кто-то и запомнит, то только форму, никто не присматривается к их лицам, не задаётся вопросом о том, что они здесь делают! А этот её здоровенный ящик для рамена? Да в нём что угодно пронести можно!



Однажды, уже через несколько недель поле того, как И-пин объявилась в тихом городке Намимори и решила остаться у нас жить, я случайно столкнулся с Хару в торговом квартале. Мне нечасто выпадала возможность провести хоть немного времени в одиночестве, и я старался пользоваться каждым таким шансом, но Хару – это Хару, она бывает просто восхитительна в своей настойчивости. Можно было даже не пытаться от неё отделаться, только девушку расстраивать и себе нервы портить. Так что пришлось пройтись с ней за покупками, благо она не потащила меня по шмоточным магазинам, за что ей великая моя благодарность. Всего лишь купить новый томик манги и пополнить запас канцелярских товаров, правда, пришлось с ней эту мангу обсуждать, спасибо хоть читает она сёнон, а не сопливое сёдзё. Я даже смог найти на полке знакомую обложку, когда она спросила, что мне нравится, а потом и вовсе прикупил пару томов, которые не читал в прошлой жизни. До этого момента я даже и не думал их искать, полагая, что здесь я вряд ли найду знакомые мне вещи, хотя мог бы и догадаться, когда заказывал книги – авторы были те же, хотя содержание, как мне показалось, несколько изменилось.

Так что я не думал, что прогулка совсем уж не удалась, пока меня не потащили в кандитерскую и принялась выбирать пироженки. Это, конечно, не так утомительно, как бесконечные примерки платьев, кажущихся мне чуть ли не одинаковыми, но тоже что-то с чем-то. А ещё в кондитерской обнаружилась Сасагава, из-за чего мне пришлось усиленно обдумывать, как себя вести. Может быть, сделать вид, что Хару моя девушка? Или после этого сама Хару начнёт вести себя ещё более... хотя, куда уж дальше, если она прямо говорит, о том, что собирается стать моей женой?

— Ой. Тсуна-кун? — почему-то испуганно пролепетала девушка, увидев меня. Она отчаянно покраснела, прижимая к груди фирменную коробку магазина. — Это только один раз в месяц!

Я даже не знал, что ей ответить на эти слова и смотрел на неё с недоумением.

— Я решила, что каждое третье воскресенье месяца я могу съесть столько пирожных, сколько захочу, — принялась тараторить она. — Не то, что бы я каждый день ела по три пирожных!!!

— О, понятно, — пробормотал я, успокоившись. Оказывается, даже в этом возрасте девушки уже пекутся о фигуре и боятся, что кто-то может решить, что они невоздержанны в еде. В этом было даже что-то милое и привычное, по крайней мере – понятное.

— У Хару так же! — радостно возвестила Миура, явно счастливая, от того, что встретила единомышленницу. — Каждое третье воскресенье я называю «Днём самоблагодарения Хару».

— Как здорово звучит, — восхитилась Сасагава. — «День самоблагодарения»! Пожалуй, я теперь буду так же называть эти дни!

Они так увлеклись обсуждением прелестей здешней кухни, что совершенно обо мне забыли, так что я мог совершенно спокойно идти по своим делам, но это было бы не вежливо. Поэтому я ждал, пока они всё обсудят, ждал, ждал... Я бы там, наверное, до вечера простоял, если бы не появился Реборн.

— Вместо того чтобы разговаривать стоя, почему бы не пойти к нам и не поговорить в более приятной обстановке? — спросил он. — Я обеспечу чаем.

Такому предложению девушки очень обрадовались, особенно Сасагава, которая так давно не видела моего репетитора, что умудрилась соскучиться, мне бы так. У меня дома Кёко первым делом познакомилась с И-пин и выдала потрясающую фразу о том, как ей нравится бывать у меня, мол, весело у нас тут. Ну, кто бы спорил, скучно нам никогда не бывает, Реборн позаботился.

Так что за столом мы сидели большой компанией, правда не на кухне, где мама колдовала над ужином, а у меня. Нана, конечно сказала, что мы испортим себе аппетит пирожными, но я клятвенно пообещал съесть все овощи, даже брокколи, хотя на самом деле её – в первую очередь. Тсуна всё больше питался фаст-фудом, даже удивительно, что такой тощий был, я же правильное питание уважал, к вящей радости своей новой мамы.

В какой-то момент за чаепитием к нам присоединился взрослый Ламбо, но девчонки на него не обратили ни малейшего внимания, продолжая общаться между собой и учить И-пин выговаривать японские слова. Теперь она знала названия выбранных девочками пирожных и столовых приборов. Глядя на эту сцену я в который раз подумал о родственниках Ламбо: Реборн говорил, что языковые пули могут быть опасны для детей младше хотя бы восьми лет, поэтому учитель И-пин решил, что не стоит рисковать. А, судя по тому, как чисто говорил по-японски Ламбо, без пули там не обошлось. Странные они люди, клан Бовино.

Девочки уже доедали свои порции и договаривались о следующем походе за сладким, когда растроганная их вниманием, И-пин решила угостить их особыми пельменями. У меня возникли серьёзные подозрения, что добром это не кончится, но я не знал, как этому помешать, не выставив себя полным идиотом. Ну, какой нормальный парень будет запрещать девушкам кушать вкусное?

И Сасагава, и Хару были в восторге от пельмешек, на которые я даже смотреть не мог без внутреннего содрогания. Что-то похожее у меня вызывала стряпня Бьянки – вроде бы всё красиво, аппетитно, но есть нельзя ни в коем случае. Глядя на моё выражение лица, взрослый Ламбо заметил:

— Похоже, ты совсем не знаешь женщин, молодой Вонгола. Они, как котята с загадочными пищевыми предпочтениями.

Мысль была странная, но на котят они действительно иногда походили, особенно сейчас, когда с интересом принюхивались к необычному блюду. Девушки осторожно откусили по кусочку и расплылись в довольных улыбках, нахваливая вкус и аромат, а у меня всё нарастала паника. Когда же они повалились на пол, я даже почувствовал некоторое облегчение, от того, что не ошибся, но только на долю секунды. А потом я почувствовал ужас – ведь никто не гарантирует, что в этом мире всё будет точно так же, как в аниме, скорее наоборот, здесь уже обнаружилась целая масса отличий! И глупо полагать, что они будут в порядке только по тому, что я помню, что они переносились в будущее.

Тот труп в моей комнате был настоящим, никаких придуривающихся идиотов, и изгвазданный в его крови ковёр пришлось перекладывать так, чтобы пятно оказалось под шкафом. Пока неразговорчивые ребята в форме дисциплинарного комитета заворачивали тело в мешок из-под мусора и стягивали его скотчем, мы с Гокудерой и Ямамото двигали мебель, чуть быто не повалив на себя стеллаж. Хару в это время отвлекала Нану, попросив её научить печь какие-то особенные пирожки, гарантировав, что нам хватит времени привести комнату в порядок. Я до сих пор иногда просыпался в холодном поту, от того, что мне снился этот мужик или Сасагава с пистолетом у лба. Теперь же к моим кошмарам явно прибавился ещё один.

— И-пин, а разве учитель не говорил тебе, что не стоит давать эти пельмени другим? — совершенно невозмутимо поинтересовался Реборн. Хитрожопый умник! Если заранее знал, чем всё закончится, мог бы и помешать им!

— Выходит, эти пельмени могут употреблять только мастера кенпо? — переспросил я, понимая, к чему он клонит. — И что же будет с неподготовленным человеком?

— У них нет и шанса, — пожал плечами Реборн.

И-пин начала в панике бегать по комнате, я никак не мог понять зачем, пока она не вытащила откуда-то свою сумку, а из неё бумажный пакетик.

— Учитывая, какой из неё непутёвый убийца, — насмешливо сказал Реборн. — Её учитель должен был дать ей противоядие.

У меня прямо от сердца отлегло: всё будет хорошо, никто не умрёт, все будут счастливы и довольны. Смерть слишком мерзкая штука, чтобы иметь с ней дело слишком часто. Но, как оказалось, я слишком рано начал радоваться – у И-пин осталась только одна таблетка.

— Пришло время испытать силу твоей любви, — издевательски протянул мой учитель. — Кого ты предпочтёшь спасти?

— Кто бы ни умер, всё равно это ужасно! — я схватился за голову, не желая делать такой выбор. Плевать, что присутствие Сасагавы вызывает у меня откровенно дерьмовые воспоминания, плевать, что Хару шумная и постоянно твердит, что станет моей женой, в конце концов, мне действительно нужно будет жениться. Я успел привязаться к ним, таким живым, бесцеремонным. Я не желал их смерти!

— Хороший ответ, — похвалил меня Реборн, трансформируя Леона в два пистолета. — Попробуем исправить ситуацию.

Сколько я ни спрашивал, как Леон становится оружием и другими вещами, я всегда получал один и тот же ответ: «Ну он же хамелеон!». Сначала я даже подумал, что просто чего-то не знаю, но описание хамелеонов в учебнике биологии не дало мне никакой информации. А Леон продолжал превращаться, то в одно, то в другое, а сегодня и вовсе в два предмета одновременно, это было поразительно!

— Первый раз стреляю Возрождающей Пулей два раза одновременно, самому интересно, что получится, — заинтересованно сказал киллер.

— А какие возможны варианты? — напряжённо спросил я, вглядываясь в лица девушек.

— Сила может возрасти, — пожал плечами Реборн. — Конечно, если они жалели об одном и том же. Если же нет... может вообще ничего не выйти.

Я сомневался, что такие разные девушки могут жалеть об одном, но я действительно не всегда понимаю женщин – воскреснув, они направились в кондитерскую, причём так быстро, что я их насилу догнал! Более того, там они принялись жрать. Именно жрать, другого слова даже подобрать сложно. Но тут подоспел Реборн со своим Однотонным Возвратом и утихомирил девочек, оставив меня расплачиваться за пирожные и разгром в кондитерской, благо карточка у меня была с собой. А в понедельник Сасагава едва слышно жаловалась Куракаве, что следующий поход за пирожными придётся отменить – весы показали ей страшное. Всё-таки женщины, совершенно не объяснимы, так переживать из-за подобной ерунды!




Бьянки появилась так же внезапно, как и всегда, просто однажды вечером пришла домой, грохнув об пол дорожной сумкой, повесила на крючок плащ, разулась и прошлёпала босыми ногами в гостиную, где без сил плюхнулась на диван. Под глазами у неё залегли тени, но улыбка была довольной, а значит, всё было хорошо. Я никогда не спрашивал её, куда и зачем она уходит, в конце концов, она уже большая девочка и вполне может сама о себе позаботиться, хотя это не значит, что я о ней совсем не беспокоился. У Бьянки была работа и обязательства перед семьёй, тогда как здесь она была по велению сердца. Иногда я даже задумывался, не будет ли у неё проблем из-за того, что она помогает с моим обучением, ведь я из другого клана? Хотя Бьянки всегда говорила, что она «вольный наёмник», мне было сложно это представить, особенно, зная, что их с Хаято отец – глава какой-то итальянской Семьи.

Моя безвольная тушка покоилась на соседнем кресле, и я поприветствовал девушку вялым помахиванием руки, получив в ответ невнятное мычание. Вечер был поздний, дело близилось к ночи, так что Гокудере сильно повезло, что его сестра не объявилась часа на три-четыре раньше, а то он снова свалился бы от боли в желудке. Всё, что нам оставалось, это дождаться Нану, внезапно обнаружившую, что у нас закончились все продукты, из магазина, хотя я был вымотан очередной тренировкой настолько, что даже почти не хотел есть – в ответ на любой мой вопрос Реборн снова и снова увеличивал нормативы. Но всё же, когда снова хлопнула входная дверь, во мне встрепенулось что-то радостное. Мне не хотелось думать, что это просто из-за того, что моя новая мама вернулась домой, это было бы не уважительно по отношению к моей настоящей маме, которая делала для нас с сестрой гораздо больше, чем Нана делает для Тсуны.

Я с кряхтением поднялся с кресла и побрёл в прихожую, помогать женщине с сумками, наверняка опять накупила целую кучу всего. Но, к своему удивлению, я не увидел ни одного пакета, Нана медленно переобувалась, потом принялась подравнивать стоящую у края татами обувь и старательно не смотрела на меня. Все её движения были неловки и суетливы, она даже ухитрилась повалить на пол подставку с зонтиками. Глядя на её подрагивающие губы, я не мог не чувствовать тревоги, она поднималась откуда-то изнутри, вязкая и липкая, это не было похоже на обычный сигнал Гипер-интуиции, это были мои собственные чувства, заставляющие до боли сжимать кулаки. Что бы я сделал в прежней жизни, если бы мама пришла домой в таком состоянии? Мне не хотелось об этом думать. Тсунаёши просил быть добрым к ней, и я изо всех сил старался быть хорошим сыном, но сейчас от меня явно требовалось нечто большее.

— Пожалуйста, простите меня, сегодня мы останемся без ужина, — тихо сказала Нана, пройдя в гостиную. Это заявление настолько всех шокировало, что даже уже почти заснувшая Бьянки вскочила с дивана, а И-пин, бросившаяся накрывать на стол, как только услышала, что мама пришла домой, уронила тарелку.

— Я слышала, что в последнее время много краж и старалась быть осторожной, — сбивчиво говорила Нана, а её губы дрожали всё сильней с каждым словом. — Но у меня всё равно украли кошелёк.

Такая дикость – у жены мафиози, матери будущего главы клана кто-то копался в сумочке, пока она ходила по магазинам. Я почему-то сразу подумал, что тот, кто это сделал настоящий идиот, ведь он не знает, какие проблемы он сейчас огрёб на свою задницу. Судя по выражению лиц Реборна, Бьянки и И-пин с Ламбо, они были со мной полностью согласны, более того, готовы были устроить ему эти проблемы немедленно.

— Стойте, я отдам вам свой рамен! — воскликнул я, вспоминая о запасах быстрорастворимой лапши, сделанных ещё тем Тсуной. Не то что бы я не хотел поквитаться с преступником, просто полагал, что мы не сможем его быстро отыскать, а мотаться всю ночь по каким-нибудь подозрительным местам мне не улыбалось. Где-то в глубине души я понимал, что если бы речь шла о моей настоящей маме, я бы не думал ни секунды, просто взял бы монтировку из ящика с инструментами и пошёл бы искать вора. Но всё же, там мне было двадцать, а не тринадцать, и там я хотя бы знал, кому задавать вопросы. И не смотря на это, я чувствовал стыд, говоря эти слова.

Рамен несколько отвлёк всех, я выпотрошил ящик с «неприкосновенным запасом», достав оттуда ещё и сухарики, чипсы и прочую ерунду, мы поужинали, правда, без особого аппетита, и Реборн заявил, что завтра, когда Нана снова пойдёт за покупками, мы все будем её охранять. На самом деле, мы скорее будем искать виновника сегодняшних проблем, чем именно охранять Нану от новых покушений, даже я понимал это, и не меньше других хотел доходчиво разъяснить этому типу, насколько крупно он попал.

На следующий день, когда мама, сняв деньги в банкомате, снова направилась в торговый квартал, я понял, что у нашего плана – пойти всем вместе – есть существенный недостаток: мы привлекали слишком много внимания. Потом оказалось, что Реборн хочет кофе, Ламбо – мягкого мороженного, а И-пин – горячих каштанов. Они хватали Нану за руки, волокли куда-то, даже Бьянки, имела своё мнение о том, куда мы должны идти в первую очередь. Складывалось впечатление, что все вызвались идти вместе с ней именно по этой причине – получить что-нибудь вкусненькое, но я чувствовал подвох. Именно Реборн первым начал это представление, спровоцировав Ламбо, а мой репетитор никогда не делает ничего просто так. А значит, он сознательно привлекает как можно больше внимания к Нане, скорее всего, желая подвигнуть вчерашнего вора на новую атаку.

Пока все мельтешили вокруг, я беспечно глазел по сторонам – нет ничего более естественного, чем подросток, решающий, что бы такого выклянчить у мамы, взамен того, что он поможет нести сумки с продуктами. И всё же я его пропустил – не думаю, что Бьянки стала бы сбивать с ног случайного человека. Он подошёл к нашей компании сзади, скорее всего, намеревался обогнать Бьянки и протиснуться между мной и мамой и, пользуясь суетой и давкой, снова стащить у неё деньги. Возможно, я бы и не успел вовремя схватить его за руку.

Совершенно невзрачный тип, длинные волосы и опущенная голова затруднили бы опознание, одежда самая обычная, так что кроме волос – никаких особых примет. Он сидел посреди дороги, пытаясь понять, что же его сбило с ног, как к делу подключилась И-пин, заявив, что это её любимая кукла для отработки ударов Гёдза-кен. Судя по выражению лица этого подозрительного типа, он понял, что его разоблачили. Желания чем-нибудь облегчить его участь у меня не было, поэтому я просто отвернулся, продолжая присматривать за Наной. Так что я совершенно искренне мог сказать, что не видел, как непонятная сила отшвырнула парня в сторону и протащила лицом по асфальту. Если у этого типа есть сообщники, то надеюсь, это зрелище послужит им уроком.

Второго типа я уже заметил заранее, слишком уж целеустремлённо он двигался в нашу сторону, придерживая на плече аляповатую вазу. Нана возилась с Ламбо, который снова клянчил мороженного, и совершенно не смотрела по сторонам. Зачем преступнику ваза? Чтобы разбить её и потребовать денег? В общем-то, расчёт верный, Нана бы не раздумывая согласилась бы заплатить, да ещё и извинялась бы полчаса. Но что же делать мне? Этого преступника не поймаешь за руку, когда он сунет её в чужой карман, остаётся только не дать вазе разбиться или сделать так, чтобы она разбилась не по нашей вине.

— Ей, а где те конфеты, что я дал тебе утром? — спросил я у Ламбо. План был кривой, косой и откровенно трещал по швам, но ничего другого я не мог придумать так быстро. Вариант подстраховать падение вазы я оставил про запас и именно его считал основным, но попробовать-то можно было?

— Были где-то тут, — обрадовался Ламбо и принялся шарить по безразмерным карманам своего неизменного спортивного костюма. И, как я и думал, первой он вытащил гранату, он всегда доставал их в первую очередь, что бы ни искал. Наверное, это какая-то особенность подобной одежды, вроде техники безопасности – сунул руку за пазуху – вытащил оружие, чтобы в случае опасности не копаться там три часа, натыкаясь на разные мелочи. Граната без раздумий полетела куда-то назад, я совершенно ни на что не рассчитывал, а надеялся на знаменитый русский «авось» и, как оказалось, не прогадал. Граната попала точно в вазу, уверен, даже если бы Ламбо специально целился, ему бы не удалось достичь такой точности! Грохнул взрыв, Нана покрутила головой в поисках лотка с фейерверками, но так ничего и не нашла, а незадачливый вор остался лежать на дороге, судорожно подёргивая ногами. Хорошо хоть Бовино понимают, что Ламбо швыряет свои гранаты куда ни попадя, и присылают не слишком разрушительные модели, на способные серьёзно покалечить. Я не испытывал жалости к этому человеку, но не хотел проблем с законом.

Больше ничего странного в торговом квартале не произошло, и я решил, что объявившаяся в наших краях банда состояла всего из двух человек. Мама наконец-то смогла купить продукты по списку и сверх него, так что тащить сумки домой пришлось всем, хотя, в основном мне и Бьянки, поскольку давать детям что-то тяжёлое мама решительно отказалась. Дома же ей позвонила одна из подруг, и Нана умчалась к ней, клятвенно пообещав, что ненадолго. Я искренне надеялся на это, поскольку приближалось время обеда, а я что-то проголодался за это неспокойное утро. В ожидании маминого возвращения я уже успел разобрать покупки и устроиться в кресле с учебником географии, но меня отвлёк требовательный звонок в дверь. Единственный, кто мог бы прийти к нам – Гокудера, но он звонил совсем не так, он два раза коротко нажимал на звонок и никогда не входил, пока ему не открывали дверь, даже если та не была заперта. Этот же человек нажимал на звонок долго, длинная противная трель заставила меня поморщиться, но я отложил учебник и пошёл открывать, а гость снова и снова давил на кнопку звонка, это раздражало.

За дверью обнаружился мужчина примерно тридцати лет на вид, в слегка мятом костюме, при галстуке и в очках. Он улыбался так приторно, что меня начало мутить.

— Я занимаюсь продажей учебных пособий, способных повысить вашу успеваемость в кратчайшие сроки, — начал он, не удосужившись поздороваться. — Ваш отец или мать дома?

Мне очень захотелось отправить его к отцу, к пингвинам в Арктику. Или в Антарктику? Не помню, откуда там Нане придёт открытка, но я заставил себя вежливо улыбаться. В конце концов, у меня не было никаких оснований грубить человеку, который просто выполняет свою работу, даже если этот человек мне не нравится.

— Нет, но думаю, что она скоро вернётся.

— Тогда я подожду её внутри, — счастливо заявил продавец. Мне почему-то показалось, что он чем-то очень доволен.

— В доме? — удивился я. Мне не слишком хотелось его пускать к нам, но с другой стороны, если здесь с ним что-нибудь случиться, это будет только его вина.

— А разве вы против? — продолжил улыбаться мужчина. — Всё-таки я проделал такой путь...

Я проводил его до кухни, где он попросил не обращать на него внимания, но я всё равно сел напротив, стараясь не слишком явно следить за ним. Этот человек казался мне подозрительным, особенно в свете сегодняшних событий. Возможно, это третий сообщник. Возможно – у меня просто разыгралась паранойя.

Мимо нас прошла Бьянки, небрежно поставив на стол кружку с чем-то, весьма отдалённо напоминающим чай. Мужчина поблагодарил её, но девушка никак не показала, что заметила это. Продавец выпил, я с интересом ждал его реакции, впервые мне было совершено не жаль того, кто пал жертвой Ядовитой Кухни Бьянки, ведь он не пострадал бы, если бы не был столь бесцеремонен. Мужчина позеленел, потом побледнел, схватился за горло и судорожно попросил показать ему уборную. Я улыбнулся ему так же, как и он мне, когда я только открыл дверь, и проводил его. Судя по доносившимся оттуда звукам, его неудержимо рвало на родину.

— Ну и зачем ты это сделала? — устало спросил я Бьянки, стоявшую в дверях кухни со сложенными на груди руками.

— Я просто оставила кружку на стол, — небрежно пожала плечами девушка. — Никто не заставлял его это пить.

По коридору весело проскакали Ламбо и И-пин, на полном ходу ворвались в ванную, а потом я услышал характерный грохот сработавшей Базуки. Мне оставалось только вздохнуть и понадеяться, что уже привычный мне дурдом заставит непрошенного гостя убраться отсюда как можно скорее.

Из ванной выскочила встрёпанная взрослая И-пин с ящиком для рамена на перевес.

— Только не это! — причитала она, глядя на свои крохотные часики, и бросилась к выходу, бесцеремонно протоптавшись по незваному гостю. — Кавахира-сан опять будет жаловаться, что лапша переварилась!

Я едва сдержал улыбку, а потом посмотрел на взрослого Ламбо, и чуть не расхохотался – на нём были смешные очки с приделанным к ним носом, в волосах запутались конфетти и серпантин, а в руках он держал маракасы, но при всём при этом, лицо его сохраняло привычное уже сонно-безразличное выражение.

— Здравствуй, молодой Вонгола, — равнодушно сказал он. — А я как раз с вечеринки.

В доказательство озвученного он ритмично потряс правым маракасом, потом посмотрел на лежащего на полу продавца и в том же ритме попинал его ногой, но поскольку не услышал никаких звуков, тут же потерял к нему всякий интерес.

— Эй, вы в порядке? — спросил я, наклоняясь над телом, не подающим признаков жизни. Эта фраза из боевиков всегда казалась мне забавной, я можно сказать, полжизни мечтал её кому-нибудь сказать в соответствующих обстоятельствах. Мужчина уставился на меня непонимающим взглядом, а потом зажмурился и принялся трясти головой. Бедненький, наверняка решил, что у него глюки.

— Ой, кто это? — прозвучал из прихожей удивлённый голос Наны. — Гость?

Мужчина, обнаружив в доме взрослого и адекватного, как оно полагал, человека, поднялся на ноги, поправил съехавший чуть ли не на спину галстук, и попытался безмятежно улыбнуться.

— Приятно познакомиться. Я продаю учебные пособия, вашему сыну они обязательно пригодятся!

Услышав это, мама улыбнулась и беззаботно помахала рукой:

— О, этого добра у нас предостаточно, у Тсуны даже репетитор есть!

— Все успокаиваются, едва в доме появляется репетитор, а зря, — продолжал гнуть свою линию мужчина. — Что может сделать простой репетитор?

Вот это он явно зря сказал, особенно учитывая тот факт, что его услышал Реборн. Сидя на комоде, он как раз упирался дулом пистолета в висок незадачливого продавца и очень нехорошо улыбался.

— Ну-ка, повтори, — усмехнулся он. — И я снесу тебе бошку.

К сожалению, некоторые совершенно не понимают намёков, вот и мужчина решил, что с ним шутят, и проигнорировал мой совет не оскорблять репетиторов. Когда же я услышал его слова: «Репетиторы – ничтожества» и последовавший за ними выстрел, то уже успел решить, что позвоню Гокудере, мы запихнём тело в мешок с камнями и, дождавшись темноты, утопим в речке, как можно ниже по течению от города. Уверен, Хаято поможет мне тащить его. Но всё относительно обошлось, пострадала только причёска хама, и его гордость.

— Будь предельно осторожен в том, что ты собираешься сказать, — наставительно заявил Реборн, покачивая горячим после выстрела дулом пистолета прямо перед носом мужчины. — Скажешь что-нибудь оскорбительное, и ты труп.

Это уже его основательно проняло, он бросился бежать вниз по улице, оглашая окрестности дикими воплями.

Мама растеряно посмотрела по сторонам, а потом подняла с пола брошенный в панике портфель несостоявшегося продавца.

— Ох, нет, — взволнованно сказала она мне. — Он так спешил, что даже забыл свою сумку!

Она открыла портфели и заглянула в него, то ли от любопытства, то ли надеясь найти адрес, по которому можно вернуть потерянную вещь.

— Хм, какой знакомый кошелёк, — задумчиво сказала она, вытаскивая на свет что-то розовое и с блёстками. Ни один здравомыслящий мужчина не стал бы пользоваться таким, но это ещё полбеды – я прекрасно знал, почему кошелёк показался Нане «знакомым».

— Мам, — тяжело вздохнул я. — Это вообще-то твой. Так что этот мужчина...

— Догони его и врежь, как следует, — напутственно заявил мне Реборн, прежде чем выстрелить в меня.

Вломить им всем, а я теперь ясно видел всех троих мошенников, убегающих по улице, я хотел и без всякой пулей, а уж с ней и подавно, но возникли сложности, которых я опасался с того самого момента, как первый раз услышал про мафию в этом мире: преступники успели сдаться полиции раньше, чем я их догнал, и мне пришлось просидеть до вечера в отделении, отвечая на неудобные вопросы.

Что меня особенно позабавило, так это то, что узнав, что я учусь в средней школе Намимори, меня первым делом спросили, не состою ли я в Дисциплинарном комитете. Видимо, Хибари с ребятами уже основательно засветились. Я честно сказал, что не состою ни в одном из клубов, а потом долго и подробно объяснял про мамин кошелёк. Домой я явился только к ужину, но его обильность помогла мне примириться с действительностью.

Всё бывает в первый раз, и проблемы с полицией не исключение.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Отрывок из книги «Хагакуре» Ямамото Цунэтомо.
[2] шу май – открытые китайские пельмени с начинкой из рубленой свинины и креветки. [3] Я просто не знаю, какое слово используют в Японии или Китае для того, чтобы не говорить «последний». Люди, чьи профессии связаны с риском для жизни, его никогда не употребляют, это дурная примета.