Глава 4. Книги и Зелья.

 

Энн Грейнджер никогда не считала себя хорошей матерью. Слишком уж была увлечена своей работой, как, впрочем, и её муж Джон. Принадлежащая супругам стоматологическая клиника отнимала всё их время, и Гермиона выросла чрезвычайно самостоятельной, но замкнутой девочкой. Письму из Хогвартса очень обрадовались: закрытая школа для одарённых детей, полный пансион. Там об их дочери позаботятся, решили Грейнджеры. К тому же там Гермиона сможет найти друзей, ведь в обычной школе сверстники не хотели общаться «с этой заучкой». Энн понимала, что сама виновата в проблемах дочери и уже собиралась принять меры, но… Письмо пришлось очень кстати. Ведь одарённые дети наверно все такие. Энн не задумывалась о том, что иметь талант к магии это не то же самое, что и, например, к математике.

Её надежды оправдались: вернувшаяся на зимние каникулы Мионе выглядела более счастливой, чем всегда, а горевшие азартом глаза лучше всех слов говорили о том, что девочка нашла своё место. И, разумеется, у неё появились друзья: в первый же вечер на родителей был вывален ворох информации о Гарри и Роне. Такие непохожие друг на друга, они, тем не менее, имели и много общего. Энн решила, что эти трое очень подходят друг другу: Рон, по словам дочери, был лентяем, но отличным шахматистом, Гарри имел склонность попадать в неприятности и при этом был очень внимателен к своим друзьям и чрезвычайно вежлив. Мальчики смогут вытащить Гермиону из-за книг, а она, в свою очередь, проследит, чтобы её друзья прилежно учились и не нарушали дисциплину. Такое положение дел более чем устраивало супругов.

Но из года в год, в начале летних каникул их дочь выглядела всё более встревоженной. От вопросов она уходила, отнекивалась и сваливала своё состояние на напряжение от сдачи экзаменов. И до этого лета причин не верить дочери у Энн не было. До этого лета. Мионе сколько угодно могла говорить, что переживает за результаты С.О.В., но любая мать поймёт, когда ей так нагло врут. Сначала женщина даже подумала, что тут замешаны дела сердечные. Да только не похоже: ни мечтательных взглядов, ни стремления хорошо выглядеть. Вместо этого постоянное напряжение, лихорадочное ожидание писем и газет и просьбы: быть осторожными, сообщать обо всём необычном. Как будто в их жизни есть что-то более удивительное, чем дочь-волшебница.

Сейчас Гермиона сидела в саду. Один Бог знает, какого труда стоило её уговорить не запираться в комнате, а подышать свежим воздухом. Ну а пока Энн решила немного прибраться. И начала с комнаты дочери, справедливо полагая, что в саду она надолго не задержится. Нельзя было сказать, что в помещении был беспорядок, но ведь протереть пыль и сложить бумаги поаккуратней не помешало бы. Начать она решила с письменного стола: переложила всё на стулья, стряхнула на пол какие-то крошки, попыталась оттереть пятно от чернил, выбросила сломанное перо. Потом сложила книги в стопочку, удивилась названиям, но решила, что Мионе хочет поступить на «юридический» или как это у них там называется. Однако когда Энн взяла «Магическое уголовное право», из него выпал листок. Обычный, в клеточку, мелко исписанный шариковой ручкой. Так дочка писала только черновики, да и то редко. Просто писать чернилами подложив книгу и сидя в постели совсем неудобно. Это было письмо, хотя больше похоже на отчёт по научно-исследовательской работе. Что-то про магию, присущую исключительно чистокровным и список прецедентов, «на которые мы можем сослаться на предстоящем суде».

Настроение резко упало. В голове зашумело, сознание захлестнула паника. «На предстоящем суде»! Интересно, дочка готовится к защите или обвинению? Да какая разница! Важно лишь то, что её дочь ввязалась в опасное дело. Пытаясь прийти в себя от шока, Энн решила внимательно просмотреть <i>все</i> бумаги Мионе. Причина беспокойства там непременно должна найтись. Пергаментные свитки, тетради, заметки о проведении слушанья по уголовным делам, заметки о какой-то «Памяти Крови» с комментарием: «тогда он должен быть чистокровным! Или это что-то другое».

— Газеты за последнюю неделю… вряд ли что-то важное, — бормотала себе под нос Энн. — А это что?..

Гигантский заголовок: «БИТВА В МИНИСТЕРСТВЕ! САМИ-ЗНАЕТЕ-КТО ВЕРНУЛСЯ!» и фотография… Шесть подростков перепачканные в крови и грязи… на фоне закопчённых стен и каких-то обломков. И среди них её дочь. Как и на всех магических фотографиях, изображённые фигуры двигались. Мионе, отмахиваясь от кого-то, бинтовала руки рыжему парню, скорее всего, Рону Уизли, и судорожно стирала кровь с собственной щеки, время от времени заходясь в мучительном кашле. Энн буквально вцепилась пальцами в газетные листы. Хмурый брюнет в очках успокаивал рыжую девушку, пытаясь поправить пропитавшиеся кровью бинты на ноге. Гарри Поттер и Джинни Уизли — догадалась женщина. Хрупкая блондинка выдирала осколки из спутанных волос, ей помогал немного полноватый юноша со странным выражением лица. Их Энн не узнавала, но предположила, что они тоже учатся в Хогвартсе.

Выражение их лиц… Дочь была взволнована, испуганна, огорчена… Рон — раздражён, зол, тоже испуган… Горе и ярость на лице Гарри и странная смесь горечи и удовлетворения на лице незнакомого мальчика… Страшная фотография, такие не ставят на полку, такие печатают на передовицах военных хроник…

Содержание статьи ей тоже не понравилось. Очень уж быстро она поняла, как была права на счёт военных хроник. Пятеро погибших, несколько десятков раненых. Разгром в министерстве, всеобщая истерия. Журналистка писала едко и накатила на власть предержащих не одну бочку. И Гарри Поттер из текста получается не школьник, а какой-то политический деятель. Хотя нет, военный. Он-де предупреждал, но никто не слушал. И странные намёки, будто бы это их министерство ему что-то должно, чем-то обязано. Скиттер называла его Избранным. Это было, по меньшей мере, странно. Миссис Грейнджер даже представить не могла, что её дочь, всегда такая спокойная и рассудительная, способно ввязаться в нечто подобное.

Не желая закатывать истерику, Энн решила успокоиться и взять себя в руки. Надо поговорить с дочерью. Но не сейчас, когда она на взводе, лучше отложить это до вечера. Как раз вернётся с работы Джон, его отпуск начинается только через неделю. Они вместе всё обсудят. Наверняка она просто что-то не так поняла. Закончив уборку подметанием полов и выбрасыванием мусора, женщина вышла в сад. На своей любимой скамейке, той, что под развесистой яблоней, сидела Гермиона. С толстой книгой на коленях, с блокнотом и ручкой. «Что ещё можно ожидать от моей дочери» — грустно подумала Энн. Она так редко видела свою девочку, что иногда ей казалась, что скоро они с мужем просто забудут, как она выглядит. Тяжело вздохнув, мать хотела уже возвратиться в дом, как заметила нечто, что ей очень не понравилось. Плечи Мионе судорожно вздрагивали, сама она заходилась в мучительном кашле. Когда это, наконец, прекратилось, Энн увидела, как её дочь размазывает ладонью выступившую на губах кровь. Не думая ни минуты, миссис Грейнджер подбежала к дочери.

— Что случилось, дорогая? Ты не заболела? — Немного истерично причитала мать.

— Всё в порядке, не волнуйся, — Гермиона попыталась слабо улыбнуться. — У меня есть нужное лекарство, профессор Снейп – очень хороший специалист в таких вещах. Вот.

И девушка, показав матери флакон из тёмно-зелёного стекла, сделала из него несколько глотков.

— Каких вещах? И что это за лекарство? — Продолжала допытываться Энн.

— Это зелье. Очень хорошее, правда. У меня просто последствия травмы, ничего особенного. Если буду пить лекарство, все пройдёт уже через пару недель.

— Так, дамы. — Раздался голос Джона Грейнджера. — Сейчас мы пройдём в дом, и вы мне всё подробно расскажете.

***

В дверь стучать всё равно бесполезно – не услышит. Поэтому Дадли просто приоткрыл дверь и, убедившись, что Гарри опять с головой ушел в очередную книгу, зашел в комнату. Брюнет не реагировал. Толстенный том «Судебный процесс по уголовному делу» покоился на его коленях, на столе стояла чернильница. Сам Поттер с бешеной скоростью что-то записывал в пергаментную тетрадку, разбрызгивая темно-зеленые чернила.

— Ушла, вернется только к вечеру, — попытался отвлечь его Дадли. — Так что у тебя есть часа четыре. Хватит?

Оторвавшись от своей писанины, Гарри не сразу понял, что он него хотят, но, сообразив, о чем говорит кузен, прикинул необходимое ему время.

— Хватит. Если не отвлекаться, то еще и останется. — Заявил он, наконец.

— Тогда давай поторопимся, а потом пойдем гулять, ты ж с начала каникул на улицу не выходил. Мой тренер говорил, что это вредно! — С умным видом заявил будущий боксер.

— Ну, раз тренер… — Пробормотал маг, выискивая все нужные ему ингредиенты и инструменты. — Я весь прошлый год был отстранен от соревнований… Если так пойдет и дальше, то я совсем не смогу играть. Да где же этот рецепт!

— Посмотри в «Магической юриспруденции», ты ее вчера листал, когда сова прилетела. — На автомате предположил Дадли. Ему как-то не приходило в голову, что брат занимается спортом, да еще и планирует продолжать, несмотря на ранение.

— Нет, вот он, я его в учебник по зельям положил, — возразил брюнет. — Ну что, пойдем?

Прихватив пергаментный свиток, странного вида песочные часы и свалив все ингредиенты в котел, Гарри спустился на кухню.

Дадли было интересно, как маг будет варить зелье по рецепту, присланному его профессором. Судя по тому, как ворчал Гарри, читая его письмо, учитель явно сомневается в способности своего студента сварить всё правильно. Но рецепт прислал…

На кухне он обнаружил своего брата, с крайне скептическим видом, стоящего перед газовой плитой.

— Что-то случилось? — Поинтересовался он.

— Да так… Ничего особенного. Просто я ещё ни разу не варил зелья…эээ... в таких условиях. Впрочем, это не должно повлиять на результат. — Гарри уже раскладывал всё необходимое.

— Ты не против, если я останусь? — Спросил Дадли.

— А что? — Оглянулся маг, пытаясь одновременно и зажечь газ и установить котел.

— Да мне домашку делать надо. Боюсь, если пойду к себе, ничего толком сделать не смогу – отвлекусь и прощайте, латинские глаголы! — Неловко усмехнулся блондин. В сравнении с Гарри, доверявшим своим знаниям настолько, что способен готовить себе обезболивающее и успокоительное, его собственные потуги хоть что-то выучить, выглядели откровенно жалко.

—Тогда оставайся, только под руку не лезь. — Не оборачиваясь, бросил маг, раскладывая перед собой всякие баночки, коробочки и пузырьки. Убрал подальше обычную посуду, даже разделочную доску и ножи достал свои.

Дадли же устроился со своими тетрадками и учебниками прямо за обеденным столом. Тяжело вздохнув, он в который раз пришел к выводу: введенная в программу с этого года латынь – это не его. К тому же она навевала на него <i>такую</i> скуку, что впору было завыть.

Мерное постукивание ножа, бульканье воды и позвякивание колб подействовали на юношей на удивление умиротворяюще.

— Audio, audis, audit, audimus, auditim…— БормоталДадли.

— Не auditim, а auditis. — На автомате поправил кузена брюнет.

— Audio, audis, audit, audimus, auditis[1], — послушно повторил Дадли и поднял взгляд от тетрадки. Гарри на него даже не смотрел – он помешивал стеклянной палочкой зеленоватую жидкость. Три раза по часовой стрелке, два против, и снова. При этом в котёл он и не думал смотреть, был слишком занят, взвешивая какой-то красноватый порошок на медных весах. Такие Дадли видел только в каком-то историческом фильме: изящная конструкция, малюсенькие гирьки.

— Ты знаешь латынь? — Удивился он.

— Не совсем… подожди, — маг закончил помешивание восьмеркой, всыпал отмеренный порошок, дождался изменения цвета на синий, уменьшил огонь и прикрыл котел крышкой. Отчеркнув ногтем нужную риску на песочных часах, сверился с рецептом. И только после этого развернулся к кузену.

— Всё дело в том, что большинство заклятий либо на латыни, либо на санскрите. В крайнем случае, на староанглийском. И, сам понимаешь, с подобными вещами шутки плохи: один неверно произнесенный звук и в лучшем случае можно взлететь на воздух. Поэтому с произношением у меня хорошо, как и у всех нас. Правда, есть и еще одна причина того, что я знаю латынь, но она несколько паранормального характера... — пробормотал себе под нос Гарри, вспоминая, что сегодня ночью ему снилось, что Зар читал какой-то пыльный фолиант по зельям, решив, в качестве подарка, сварить Рику зелье для исправления зрения. Книга была на латыни… А сегодня выясняется, что он знает этот язык… На произношение он и раньше никогда не жаловался, но сам язык… Это всё очень странно… Остается только дождаться ответа от Мионы. Может, за прошедшие дни она смогла что-то узнать?

— В общем, предлагаю считать, что я знаю латынь, — заключил брюнет.

Песок в часах достиг светящейся отметки, и по кухне раздался странный звон, заставивший Дадли вздрогнуть.

Гарри снял крышку, помешал своё варево и выключил огонь. Бормоча себе под нос что-то вроде «теперь оно должно остыть», положил на подоконник старую разделочную доску, которой тетя Петуния уже не пользовалась, и водрузил на нее котелок.

— Поскольку зелье сейчас трогать нельзя, а второй подходящей посудины у меня нет, то следующие двадцать минут я могу посвятить латыни.

***

Была почти половина первого ночи, когда Рон Уизли оторвал взгляд от покрытых мелким шрифтом страниц и размял затёкшую спину. Перед ним лежали две практически одинаковые книги. «Полуденный Кодекс» и «Полуночный Кодекс». Он аккуратно завернул обе книги в плотную бумагу. Завтра он пойдёт в ближайшую деревню и отправит их магловской почтой. Его Сыч не способен выдержать такой вес, да и привлекать лишнего внимания он не хотел. А значит магловская почта, это то, что надо.

[1] Спряжение глагола «слушать», настоящее время. Источник: учебник Боровского Я.М. и Болдырева А.В. «Латинский язык», Москва, 1949г.

[|MORE]