С детства я любила рисовать. Однако, пока мы жили в Черкассах, негде было учиться рисованию. Чтобы ребенок хоть как-то развивался, мама определила меня в музыкальную студию при Доме офицеров. Ни слуха, ни голоса, ни музыкальных способностей у меня не было. Особенно ужасно я чувствовала себя на уроках сольфеджио, где нужно было петь, глядя на ноты, а потом писать музыкальные диктанты. Я совершенно не чувствовала, куда идет звук: вверх или вниз, поэтому списывала у всех, кто сидел рядом. Учительница сажала меня носом к двери и, чтобы предотвратить списывание, прикрывала плюшевой пыльной портьерой.



Дома я рисовала каждую свободную минутку. Отец снабжал меня тонкой белой бумагой, типа ксероксной. Она не выдерживала стираний резинкой. Поэтому, как только рисунок не получался, я листок выкидывала. В посылочном ящике лежала куча цветных и простых карандашей. Красками красить у меня не получалось. Иногда, когда выпадала свободная минутка, отец точил мне кухонным ножиком поломанные карандаши. На день рождения мне подарили большую коробку цветных карандашей. Они стояли в несколько ярусов и восхитительно пахли. Однако рисунки, выполненные цветными карандашами, были тусклые, неяркие.
Однажды папа узнал, что в городском Доме пионеров имеется кружок рисования, и отвел меня туда. В большой комнате по углам стояли несколько натюрмортов, и кружковцы разных возрастов рассаживались вокруг этих горшков, цилиндров и драпировок. Я походила по комнате, заглядывая в работы учеников. Меня восхитила техника штриховки, нанесенной на рисунок ровными полосками. Попробовав подражать такой «соломке», я почувствовала собственное бессилие. Руководитель ничего не объяснял, ни к кому не подходил. Он сидел отдельно и все желающие что-то узнать, направлялись к нему со своими рисунками и вопросами. Я еще покружила по классу, попыталась нарисовать какой-то кувшин и села, дожидаясь, когда меня заберут домой. Больше я в этот кружок не ходила. В 7-8 лет трудно делать какие-то выводы. Просто это было неинтересно. Интереснее было рисовать дома в компании с соседскими детьми.
Отец нашел в Черкассах какие-то художественные мастерские и договорился с художниками, что приведет к ним в гости дочку. Мы пришли в мастерскую, где на мольбертах стояли натянутые на подрамник полотна, покрытые карандашной сеткой. Один из художников по клеточкам писал на полотне копию картины «Ленин с детьми в Горках». Зрелище было такое удручающее, что, выйдя на улицу, и, держась за отцовскую руку, я с облегчением сказала: «Я никогда не стану художником!»

В классе моя сестра Наташа подружилась с девочкой. Ее тоже звали Наташа. Наташа Красноселова была сиротой. Раньше ее семья жила в Выборге. Когда девочка с сестрой потеряла родителей, Наташу взяла на воспитание бездетная тетка, живущая в соседнем с нами доме. Тетя была настоящей художницей. Она окончила Ленинградскую Академию Художеств. Я не помню, как ее звали. Мы с сестрой ходили к Наташе в гости. Стены квартиры были увешаны натюрмортами. Они не произвели на меня никакого впечатления.
Моя сестра любила что-нибудь мастерить. Причем фантазия у нее была необыкновенная. Нажевав зубами шарики из стеарина, сестра нанизала их на нитку. Получились необыкновенные бусы. Потом Наташа смастерила сумку из абажура от настольной лампы, обтянув его муаровыми лентами, купленными в магазине уцененных товаров. Вскоре моя сестра придумала, как можно сделать бусы из длинных узких треугольников бумаги, вырезанных из обложек журналов. Потом она принялась мастерить кукол для кукольного театра. Наташа лепила голову из пластилина, обклеивала заготовку кусочками размоченной газеты, потом высохшую бумагу разрезала, получив 2 половинки головы, склеивала их, получив полую внутри голову. Голова красилась зубным порошком, разведенным на воде. Вот с этими головами мы с сестрой отправились в гости к подружкиной тете. Художница развела на палитре масляные краски и мастерски расписала головки. Краска пахла чудом, головки были яркие, прекрасные, блестящие. Когда они подсохли, Наташа пошила куклам костюмы, приклеила нитки-волосики, и мы устроили дома кукольный театр. К нам пришли в гости соседские дети, мы натянули между стульями одеяло и принялись импровизировать на ходу. Успех был необыкновенный. Родители, заметив творческие наклонности у Наташи, договорились с художницей, чтобы та позанималась с сестрой живописью.
Был куплен набор масляных красок и кисточка, подготовлена картонка, и сестра под руководством подружкиной тети принялась рисовать натюрморт. Я бегала вокруг и заглядывала, как продвигается работа над картиной. Дальше этого натюрморта дело не пошло.



Мне, наверное, года 2, а сестре 7. Мы жили "на чемоданах". Все время ждали, что отца куда-то переведут на другое место службы. Мебель была КЭЧевская (КЭЧ- квартирно-эксплуатационная часть в дивизии), с бирками. На фото виден "туалетный столик" - чемоданы, накрытые скатертью. Это быт семьи военного.

Наша семья жила в общей квартире, ожидая получение отдельной 15 лет. Когда дом был уже построен, отец поругался с командиром дивизии, и вожделенная, долго ожидаемая квартира была отдана другому офицеру. Отец психанул и обратился к приехавшему с проверкой в дивизию генералу из штаба округа. Отец просил перевести его служить куда угодно, в другое место. Ему предложили преподавать топографию в Харьковском танковом училище. Папа переехал в Харьков, в общежитие, а мы остались в Черкассах. Наступили тяжелые дни. Работы для мамы в Черкассах не было. Теперь зарплата отца делилась на две части, часть он присылал нам по почте. Мама стала брать заказы на вышивку. В те годы модны были вышитые капроновые блузки. Мама вышивала ворот и рукава блузки на машинке. Это была кропотливая работа, требующая мастерства и аккуратности.
Мы писали папе письма, а я делала маленькие рисунки и вкладывала их в конверт. На рисунках были изображены герои книжек, которые я читала, какие-то вымышленные персонажи. Я пыталась выразить характер человека, а отец в письмах комментировал мои «шедевры», нажимая на точность передачи психологии в портрете.
Когда отец приезжал домой, то привозил мне книжки с репродукциями. Особенно мне понравилась книга с рисунками Бидструпа. Я часами рассматривала смешные истории в картинках, соседские мальчишки с удовольствием рассматривали книгу вместе со мной, выслушивая мои комментарии.
С боем отец добился получения квартиры в Харькове. В начале 60-х наша семья переехала в Харьков. Папа разузнал, что в городе есть детская художественная школа. Он сходил туда и продемонстрировал мои рисунки. В конце учебного года в художественной школе имени Репина проходил набор учеников. Я сдала экзамены и была принята во 2 класс. У меня начался учебный год в 6 классе и одновременно начались занятия в Репинке.
Ехать до школы было далеко: больше часа, около 20 трамвайных остановок. Я добиралась на занятия в битком набитом трамвае. Школа находилась в старом доме со скрипучими паркетными полами.
В начале 20 века в Харькове жил очень известный архитектор Бекетов. Все красивые здания города были спроектированы и построены Бекетовым. В доме, где располагалась художественная школа, когда-то жила первая жена архитектора. Рядом с этим домиком Бекетов выстроил красивый особняк, для своей новой семьи. А первая жена имела возможность из окон своего домика наблюдать семейную жизнь бывшего благоверного.
В нашем 2-м классе преподавал художник Леонид Ананьевич М. Сейчас я понимаю, что этого человека нельзя было и близко подпускать к детям. Он периодически выходил из учительской и прихрамывая, передвигался между мольбертами. Во всем его облике, в выражении лица можно было прочесть что-то недоброе. Казалось, он думал об одном: «Как вы мне все обрыдли!» В руках у него был огрызок карандаша, которым он, сильно надавливая, чиркал свои схемы поверх детского рисунка. Мешки с кружочками сверху изображали человеческие фигуры. Начиркав свои мешки, Л.А. удалялся опять в учительскую, где продолжал читать газеты. Я пыталась стереть преподавательские почеркушки, но бумага под резинкой превращалась в лохмотья. С бумагой в стране тогда была напряженка (как, впрочем, и со всем остальным), второго листика у меня не было.
Помаявшись еще какое-то время, я отправлялась тем же путем в переполненном трамвае назад, домой.
Поездив так месяц, я уже подумывала, что художественную школу пора бросать. Но есть, видимо, в этом мире какие-то Высшие Силы.
Наш класс в общеобразовательной школе перевели на вторую смену. Соответственно, поменялась и смена в художественной школе. Моим учителем стала Марья Яковлевна Винокурова. И все сразу же изменилось в моей жизни. Эта скромная голубоглазая женщина с узелком волос постоянно находилась рядом. Она помогала, подсказывала, приносила в класс репродукции. И дети менялись на глазах. Их работы были талантливы и прекрасны, и все получалось, и у ребенка появлялась уверенность в своих силах.
Потом у меня были другие прекрасные педагоги, и всех их я помню с благодарностью: Анна Ивановна Акишина — директор художественной школы, Евгений Валерьянович Надеждин, Анатолий Зиновьевич Житницкий.

После окончания 6 класса мама отправила меня на месяц в Ленинград. В этом городе жили две маминых сестры и два брата. Меня посадили в поезд, попросили соседей по купе присмотреть за мной, и я поехала в гости.
В Ленинграде меня как эстафету, родственники передавали из рук в руки. Я ходила по городу с альбомом и карандашами и рисовала все, что видела: памятники и соборы, тапки на траве и тетушек за столом. В сентябре в вестибюле художественной школы мои рисунки были вывешены в выставочных витринах.
На последнем году учебы в репинке, в 4 классе у меня появилась подруга, моя тезка, девочка, которая была старше на пару лет. Дружба с Таней очень много дала мне. Я стала увлекаться поэзией, историей искусств. Художественную школу я окончила с отличием одновременно с восьмилеткой. Я уже знала, что буду поступать в художественный институт.




Выпуск в художественной школе. Я - в первом ряду, сижу, в черной кофточке. За мной во втором ряду Марья Яковлевна Винокурова, 6-я слева - директор Анна Ивановна Акишина. Крайний справа- учитель истории искусств Анатолий Зиновьевич Житницкий. Сейчас он профессор в Академии культуры. Крайний мальчик слева в первом ряду - Витя Даниленко - ныне ректор Харьковской художественной академии.

Серия сообщений "рассказики":
Часть 1 - мемуарчики часть1
Часть 2 - мемуарчики часть2
...
Часть 5 - Об этнографии и не только
Часть 6 - Мелочи жизни
Часть 7 - Тяжело в ученьи
Часть 8 - Лена маленькая
Часть 9 - Лена большая
...
Часть 38 - Натурщики
Часть 39 - Запомнилось...
Часть 40 - Еду я, еду