ЗАПАХ ПЕЧАЛИ

После окончания института меня распределили художником по упаковке на парфюмерно-косметическую фабрику. В штатном расписании отдела новых сортов было четыре должности художников по упаковке с окладами 140, 2— по 110 и одна должность с окладом 90 рублей в месяц. Все они были свободны. Угадайте, на какой оклад взяли меня? Точно, на 90— «Чтоб было куда расти» — объяснила главная кадровичка. Её можно было понять: мне 22 года, опыт работы равен нулю. Первый день был ознакомительный. Начальник отдела поводил меня по фабрике, обрисовал горизонты и перспективы. Отдел планировал выпускать новые сорта кремов, шампуня, одеколона и лосьона. По сравнению с импортной продукцией, наша выглядела скорбно. Шампуни и кремы разливали в стеклянную тару— бутылки, поставляемые издалека. Моечные машины не успевали перемыть грязные бутылочки, и поэтому наливали продукцию в бутылочки, помытые чисто символически. В конце конвейерной ленты сидела контролер, и если на дне откровенно виднелся грязный осадок, то содержимое выливалось в помойное ведро. Техническая оснащенность фабрики находилась на диком уровне: вдоль конвейерной ленты сидели рабочие, инженеры, бухгалтеры, мазали декстрином доски, лежащие на столах, на них выкладывали этикетки, а потом лепили этикетки на проплывающие по конвейеру бутылочки. Другие специалисты с высшим образованием накручивали вручную крышечки. Сверху, по резиновым шлангам из чана стекала душистая жидкость. Разливщица втыкала металлические трубочки в узкие горлышки бутылок, и тут важно было не мешкать. Зазеваешься — и струя под напором плеснет тебе в лицо. Тогда нужно быстро пережать трубку и так же быстро утереться. Иногда, правда, коллоидные вещества, не растворенные из-за недовложения спирта, забивали трубку. На этот случай тут же дежурил слесарь. Он протыкал проволочкой забитость в шланге, и производственный процесс возобновлялся.
На второй день моего пребывания на фабрике меня отправили на конвейер мыть бутылки. Спецодежда мне не выдали, и к концу рабочего дня сарафан на мне не только вымок, но и полинял. Сначала я думала, что работа на конвейере — временное явление, и вот-вот я приступлю к своей непосредственной работе. Но конвейерная деятельность вскоре стала стабильной. О том, что я художник, как-то стало забываться. Я научилась упаковывать коробки, клеить этикетки, штамповать этикетки чернильным штампом. Единственно, что мне не удавалось— двумя руками одновременно накручивать крышечки на две бутылочки. Вопрос с оформлением продукции, оказывается, решался на фабрике просто. Заказы на выполнение упаковок и этикеток отдавались в торговую палату, где художники по приличным расценкам выполняли то, что должна была делать я.
Кожа на пальцах от воды и мыла стала «в складочку», и мелкую точную работу такими руками выполнить было уже невозможно. Я отправилась с претензиями к главному инженеру, но тот быстро меня «отшил»: « У нас все ИТРовцы так работают, и вы не голубых кровей». Дома я закрывалась в ванной, смывала под душем мыло, которым, казалось, пропитано было все тело, и рыдала. Мне казалось, что из-за шума воды родители меня не слышат.
Через два месяца на фабрику отправился с визитом мой отец. Отец был военным топографом, в войну воевал на ленинградском фронте. Характер у него был не из легких. Он вечно искал справедливости, кому-то помогал, спасал и выручал, резал правду-матку крупными ломтями и сражался за эту самую справедливость во всем мире. После его ссоры с командиром дивизии, квартиру, которую наша семья ждала 15 лет, отдали вновь прибывшему для прохождения службы молодому офицеру. Отец отправился с жалобой к полководцу-ревизору, и ему предложили служить в Харькове, преподавать топографию в танковом училище. Так наша семья оказалась в Харькове. Среди курсантов отец приобрел кличку «Бандит», а топография стала одним из главных предметов в училище. Отец рассказывал, как много военных погибло и попало в плен из-за неумения ориентироваться. Ориентироваться же, сидя в танке, было очень сложно. В это время, о котором идет речь, отец уже вышел в отставку и работал в строительном отделе горисполкома.
Надо сказать, что он не сказал мне ни слова о том, что собирается идти на фабрику. К слову, папа был очень красивым мужчиной, и директриса поговорила с ним любезно, изобразила крайнее изумление по поводу того, что художник вот уже два месяца моет бутылки на конвейере, пообещала разобраться в этом недоразумении. Молодой специалист должен был отработать по направлению 3 года. Отец просил о том, что если фабрике не нужен художник, то пусть отпустят этого самого художника на свободу с чистой совестью. Директриса согласно кивала головой, а как только дверь за посетителем закрылась, вызвала меня «на ковер» и, выворачивая все наизнанку, с ног на голову, принялась размазывать по стенке. Соратницы хором подпевали ей. Тут было все: « У нас никто так долго на конвейере не работает»; «Вас государство учило, а вы не хотите его отблагодарить»; «Какой вы художник? Из вас ещё жизнь будет лепить художника» (в этом она была права); « Какая хамка! (Это уже хором с соратницами)»; « Я напишу письмо в ваш институт о том, что при разговоре с начальством вы тычете ему в глаза пальцы!» (я стою на почтительном расстоянии от стола директора, между нами на стуле спиной ко мне сидит толстая тетка и возмущенно крутит головой); «Идите и работайте, и запомните: силы у нас неравные».
Когда в отделе позвонил телефон, и отец спросил, как дела, я, захлебываясь, выложила ему все. «Почему ты меня не предупредил о своем визите?! Ты знаешь, как меня вычитывали?» «Ладно!»— сказал папа и повесил трубку. На его работе коллеги-отставники, выслушав печальную повесть, посоветовали: « Нужно нанести упреждающий удар. Иди в райком партии». Они жили в своем времени.
Партия тогда решала любые вопросы: получишь ли ты квартиру и как выполняется производственный план, можешь ли ты поехать позагорать в Болгарию и какая картина должна была висеть на стене в сельском клубе. Именно там, в райкоме, горкоме или обкоме искали правду и защиту рядовые граждане. И, между прочим, иногда находили. Может быть, сейчас это выглядит смешно, но на статьи в прессе принято было отвечать, отчитываться, какие приняты меры. Не все, конечно, стоит брать на вооружение из прошлого опыта, но кое-что можно и оставить.
Отец пошел в райком, к инструкторше, которая опекала фабрику. Не откладывая дела в долгий ящик, партийная дама прямо тут же позвонила директору и попросила решить вопрос, а «если художник не нужен, то увольте его». Казалось бы, инцидент был исчерпан, но нет… Директор решила уволить меня по статье, как не соответствующую занимаемой должности. Вообще-то, на молодых специалистов эта статья не распространяется, но директор, видимо, об этом не знала. Срочно было собрано совещание под председательством главного инженера, которому даны были соответствующие инструкции. Я сидела в отделе и приходила в себя после выволочки, когда зазвонил телефон, и мне было велено продемонстрировать свои работы на совещании. Я чувствовала, что вокруг меня продолжают происходить какие-то недобрые события и подозревала, что отец продолжает действовать по одному ему известному плану. Я даже интуитивно поняла задачу, которую будет решать это совещание. За все время, пока я работала на фабрике, своей непосредственной деятельностью мне удалось позаниматься дней 5. За эти пять дней я сделала несколько эскизов упаковок. Все коробочки я сложила в кулек и, вздохнув, отправилась на растерзание. Главный инженер вертел в руках упаковки, рядом сидели инженеры, призванные ему в помощники. Упаковки, как упаковки. Пока еще эскизы. Возможно, их нужно изменить, возможно, что-то, где-то, как-то… Но на «несоответствие занимаемой должности» работы явно не тянули. А нужно было что-то сказать…
—А вот нет чего-то такого, чтобы мы сразу ахнули,— наконец-то изрек главный.
—Да вы дайте ей хоть поработать по специальности!— Взорвалась вдруг одна из присутствующих.— Она же все время на конвейере бутылки моет.
Главный инженер продолжал рассматривать коробочки.
—Так что, решили уходить?
—Конечно, сколько же можно пробки крутить? Ведь я художник, институт окончила!
На следующий день я написала заявление с просьбой уволить меня по собственному желанию, и получила новенькую трудовую книжку, где между двумя датами— приема на работу и увольнением срок был чуть больше двух месяцев.
Предстояло искать себе новую работу. Я не имела представления, как это делать.

 

Серия сообщений "рассказики":
Часть 1 - мемуарчики часть1
Часть 2 - мемуарчики часть2
Часть 3 - мемуарчики часть3
Часть 4 - мемуарчики часть 4
...
Часть 38 - Натурщики
Часть 39 - Запомнилось...
Часть 40 - Еду я, еду