Просто сон.

Тишина. Абсолютная, поглощающая, но не рождающая тревогу тишина. Простое отсутствие звуков, простое отсутствие даже их смысла. Здесь ничего нет: пространство, вакуум, бесконечность и бессмысленность всего насущного. И, кажется, что тебя тоже нет, ты - лишь  маленькая, совсем незначительная частица этой бессмыслицы, строго подчинённой законам естества. Картина бытия, сюрреалистичная, неясная по общему смыслу и понятная до мелочей по каждой составляющей. А затем свет… Даже не так. Яркая белая вспышка во всепоглощающей темноте. Как луч солнца, пробившийся сквозь пелену почерневшего неба, она подарила надежду, пока неосознанную, пока несвязанную с чем-либо и такую же далёкую, как луна в ночном небе. Свет ослепляет, заставляет зажмуриться, обжигает глаза немыслимым теплом, не причиняющим боли. И снова темно… но теперь появились звуки. До боли в сердце, до дрожи во всём существе знакомые звуки. Привычная песнь стонущих дров в камине, шум дождя за окнами, бурлит вода в чайнике, и…

Мелодия далёкая, родная, невообразимо знакомая слышится рядом. Мелодия из детства, из далёкого озорного и счастливого прошлого. Я помню её, слишком хорошо помню. Мама пела мне её в детстве, когда я, маленькая, рыжая и конопатая, боялась слушать рев ночного ветра за оконным стеклом, лёжа в своей кровати. Мелодия, воспроизведённая старенькой музыкальной шкатулкой, обволакивает сердце волнующим теплом. И уже кажется, что душа моя чуть больше, чуть ощутимее и чуть горячее столь привычных ощущений в реальной жизни. Я открываю глаза… И вместе с представшей моему взору картиной появляются запахи… Пахнет молоком, стиранными пелёнками, пахнет заботой и нежностью… Пахнет домом и детством, но уже не далёким, а реальным. Почему реальным?

За спиной раздаётся плач младенца. Громкий, пронзительный, призывающий родителей плач маленького беззащитного существа. Я оборачиваюсь и вижу колыбель. И я знаю, она сделана руками Бэна. Откуда? Этого я знать не могу. Но она наша… и малыш, который так яростно призывает родителей, совсем не чужой, не потерянный, не покинутый. У него есть родители. У него есть мать… И эта мать – я. Немыслимо, страстно хочется сделать шаг вперёд, осторожно коснуться кроватки, взять на руки своего ребёнка. Хочется обнять, чуть прижать к себе, согреть и успокоить. Хочется качать его на руках, говорить много, говорить нежно, ласкать и оберегать. И сейчас я знаю только одно, я нужна своему ребёнку. Но я упрямо стою на месте и не могу пошевелиться. Хочу, но не могу. Внутри что-то неизменно твердит: «Ещё рано, Нелли… ещё рано». В какой-то момент я отметаю прочь сомнения и перестаю слушать внутренний голос. Я твёрдо и уверенно делаю шаг вперёд… Напрасно. Картина рушиться, рассыпается, бьётся в дребезги… Понесло вонью из сточных вод, невыносимо запахло ржавчиной и тухлым мясом. Теперь сыро и холодно, как в подвальчике на Флит-стрит. Под моими ногами трещат осколки, разбиваясь на сотни мелких, бесполезных фрагментов мутного стекла. Сердце сжалось от чувства тревоги… Я всё ещё слышу плач своего ребёнка, но уже не так ясно и чётко как прежде. С дрожащих губ срывается только одно слово:

- Почему?

Ответ сам возникает в моей голове:

- Убереги его от собственного прошлого, убереги от себя.

Я совсем запуталась. Мне кажется, я разучилась оценивать ситуацию… Я, как ребёнок, ещё с трудом соображаю, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Моё прошлое не отступает ни на шаг, оно рядом. Вот кажется, только оглянись, и оно за спиной стоит и зло улыбается. Я боюсь его, я боюсь себя… И ради собственного ребёнка мне надо научиться жить в согласии с собой, надо научиться принимать себя такую, какая я есть, как бы мне это не нравилось… Так дальше просто не может продолжаться. Невозможно вечно скрываться от себя, от этого становится только хуже. Надо принять себя, надо научиться с этим жить. Даже Бэн сумел меня простить и принять, полюбить в конце концов, отчего же так сложно мне самой это сделать? Надо просто это сделать, Нелли… Просто сделать.