«…И чёрной мглой заволокло рассвет. Моя душа - хозяйка пепелища. Того, что было, больше нет. А ветер ноет, воет, свищет, разносит пепел и уносит боль.
И время тихо совершает чудо забвения» (с)

«Она была прекрасна. Она была добродетельна. Она была…» Я повторяю себе это ежедневно, ежеминутно, цепляясь за воспоминания о ней как за спасательный круг, неистово, жадно, боясь потерять, боясь упустить, боясь забыть. Её образ, женственный, прекрасный, изящный, - символ ангельской чистоты, - уходит. Всякий последующий день она всё дальше от меня. Я пытаюсь вспомнить каждую чёрточку, каждое лёгкое, непринуждённое движение, каждый ласковый взгляд. Пытаюсь, бесконечно пытаюсь, проклиная самого себя, пытаюсь и пытаюсь. Но… её силуэт окутан лёгкой дымкой слепого и жесткого наваждения. Я одержим безумным желанием мести. Ненависть теперь мой верный спутник, она – мой друг и враг, мой проводник в этом грязном мире. Всё в тумане. Всё моё прошлое – одна тупая боль, застилающая глаза беспросветной пеленою на пути к будущему. Моё сознание помутнено.
Прости, если сможешь, и отпусти. Меня не спасти.
Сам Дьявол уже распахнул предо мной врата ада. Он терпеливо ждёт, когда я, наконец, сдохну, когда устану бороться с самим собой. Но я не боюсь мук преисподней, по сравнению с тем, что я уже пережил, это лишь детская забава сотен мелких и трусливых чертей. Вряд ли можно придумать наказание страшнее, чем моя проклятая жизнь. Разве что, мучить меня непрерывно, заставляя проживать этот кошмар раз за разом, бесконечно, не давая вздохнуть свободно, не останавливаясь… вынуждать проживать этот ужас вечно. Я не боюсь смерти, не боюсь боли, ничего не боюсь. Я всё это уже когда-то пережил: и счастье, и радость, и рождение чуда, и невыносимую боль, и смерть. Жди меня, Сатана, жди, я не тороплюсь. Я ещё поживу. Лондон должен заплатить сполна. Этот холодный и мрачный город никогда не забудет Суини Тодда! Ты, Властитель Тьмы, дай ещё один час, ещё один день, ещё неделю, ещё месяц… год. Я за всё заплачу. Только не мешай, уйди, забери своих преданных слуг: призраков и бесов! Оставь меня.
Я схожу с ума… И мысли подобно молитве исчезают в пустоте, рассыпаются в прах. А люди слепо продолжают верить, ставить свечи, просить у Всевышнего счастья, благословления, удачи. Но он глух, он не слышит их, он не слышал меня… Когда пятнадцать лет назад, кроша камни и стирая пальцы в кровь, я чертил на покрытой плесенью стене священный крест. Когда, стоя на разбитых коленях, я продолжал молиться, просил о помощи, умолял освободить меня от этих мук. Пятнадцать лет в сырой и загаженной камере, где, кроме смрада, ничего, за что? ЗА ЧТО?! За то, что я был глуп, за то, что не уберёг их? Но я сам себя уже наказал, довольно! Бог не слышал меня, он не хотел меня слышать, он отвернулся от меня. Почему же я должен продолжать верить? ЕГО больше нет во мне. Вера мертва.
Зачем я живу? Чтобы отомстить? Я сотню раз представлял, как разделаюсь с этой крысой, как моя бритва пройдёт по его горлу, как хлынет кровь, орошая рукава моей рубахи. Я буду смотреть в его глаза, пусть почувствует, что он – ничтожество, никчемное мелкое существо перед лицом смерти. Я назову ему своё имя, пусть знает от чьих рук он подохнет! Тварь. Вкус мести сладок, мгновенен, ничтожен, но ради этого стоит продолжать жить. А что потом? Ничего… Ублажать любящую, но не любимую женщину, дарить ей то, чего когда-то лишили меня? Она вцепилась в умерщвленного Баркера, как будто я и есть её последняя надежда на счастье. Неглупая женщина оказалась столь же слепа, как и я в юности. Значит не в уме дело. Есть что-то другое, заставляющее человека бездумно следовать своим чувствам. То, что я называл любовью.
Теперь я часто вижу сон. Пустой, безлюдный Лондон. Я иду, блуждая по тёмным узким улочкам. Куда иду, не знаю. Только ничего в этом городе не осталось: дома заброшены, разбиты окна, двери совраны с петель… Ветер свищет в переулках, жутко воя, словно раненное животное. Дождь противно моросит, прибивая пепел к мостовой, превращая дорогу в одно сплошное грязное месиво. Ноги тонут в этой вязкой жиже. И каждый шаг даётся всё труднее. Я поднимаю голову и чувствую, как по лицу неспешно стекают капли дождя. Медленно, оставляя неприятное, странное тепло на коже. Я касаюсь лица и, взглянув на ладонь, понимаю, что на ней кровь. Моя ладонь в крови, мои руки все испачканы этой яркой красной жидкостью. Кровавый дождь… Жижа на улицах превращается в одно сплошное багряное болото. И эта топь постепенно начинает засасывать меня, один неверный шаг - и я проваливаюсь в трясину. Я не кричу, но отчаянно пытаюсь встать на ноги, ощутить опору… Только уже поздно. Я тону в кровавой трясине, глотая эту дрянь и погружаясь куда-то в темноту. И просыпаюсь, жадно хватая ртом воздух, боясь вновь вернуться в тот кошмар, я гоню прочь остатки жутких сновидений. И так теперь каждый день. Во что я превратился?..
Внутри пусто. Мои мысли отдаются эхом в пространстве, где когда-то жила душа. Осталось только эхо, бесконечное, болезненное, бессмысленное. Одна сплошная беспросветная темнота, ни огонька, ни одной светлой мысли. Всё так же, как и в этом мёртвом городе. Лондон покрыт плесенью холодного расчёта, эгоизма и душевной тупости. Мёртвый город, вечно серый, грязный, сырой и равнодушный. Ты стал таким же, как и я. Или… я стал подобным тебе.
Хватит! Довольно пустых сожалений! Я не сдамся. Не дождётесь, черти! Пусть я сдохну, утонув в грязной крови этого проклятого города, но я отомщу, освобожусь. Когда-нибудь я успокоюсь и только тогда умру. Но не сейчас. Ещё рано, ещё не все заплатили по долгам. Некоторые продолжают творить беззаконие, лгать и продаваться за гроши. Город шлюх и последних ублюдков, я не успокоюсь, слышишь? Слышишь… конечно, слышишь. Тебе осталось недолго.
До встречи в аду, господа.