«I'm alive at last! » (с) Sweeney Todd

Тошно. Пусто. Уныло. То есть всё как всегда. Ничего не меняется. Грязи слишком много, чтобы разглядеть проблески утонувшей в ней справедливости. Даже утренний дождь не способен смыть налёт этого дерьма. Капли на запотевшем, мутном стекле окна, которое не мыли ровно столько же лет, сколько я пребывал в заточении, капли дождя, как слёзы по безвестно почившему в своём пороке городу. Лондон, что же с тобой сделали? Я смотрю на тебя сквозь это мутное стекло, но вижу только мрак. Взгляни же на себя. Посмотри, что они с тобой сделали, эти жирные крысы правосудия. Ты потерял краски, ты стал равнодушен к редким лучам солнца. Они больше не радуют тебя, ты не способен улыбаться этому свету. Я вижу только плесень, загаженные канавы, серые дома и равнодушие. Город пропитан равнодушием и ненавистью ко всему живому. Скопище людишек, не способных чувствовать, любить и сострадать. Смотри, они говорят друг с другом, желают доброго утра, пыжатся, смеются. Это пока… Но завтра всё может измениться. Один из джентльменов продаст другого, одна из этих милейших дам отравит другую по причине того, что последняя увела у неё мужа. Тысяча причин для ненависти и злобы. Но ни одна из них не стоит и ломаного гроша. Человечество не способно любить и сострадать, тогда почему я должен быть другим? Нет, я уже перекормлен человеческим дерьмом, я не хочу понять вас, никчемные людишки. Вы все уже давно превратились в машину по уничтожению друг друга. Кто я такой, чтобы мешать вам пожирать себе подобных? Одни из вас способны только вытирать ноги о других. Такие люди пойдут по головам ради достижения собственных эгоистичных целей. Для них нет и не было ничего святого. Есть ещё и вторая группа, состоящая из людей, которые всю свою сознательную жизнь вынуждены пресмыкаться перед теми, кто по воле судьбы оказался сильнее. Две категории людей, не способные существовать друг без друга. Вы нужны друг другу, чтобы выжить. Если останется только первая категория, то её представители просто как крысы сожрут своего противника: вечная делёжка, вечная война. Если же останется вторая… Нет, это сборище цветных тряпок способно только пресмыкаться. Ты перестал радоваться жизни, Лондон. Тогда почему ей должен радоваться я? Я, человек, который приговорил себя к вечной ненависти. Я сам разучился сострадать. Я тоже заслужил смерти. Мы все её заслужили. Крысы должны умереть, чтобы более не мучить других, слабых и беззащитных. «Тряпки» найдут в смерти утешение. Как мог бы найти в ней утешение я, которого пятнадцать лет назад выбросили на обочину жизни, лишили семьи, чьё счастье растоптали. Но нет, если бы я смирился, всё вновь и вновь повторялось - вечная ложь, вечная подстава, выгода крыс и унижение «тряпок». А что толку? Что я исправил? Каннибализм продолжается. И мы с миссис Ловетт тут не при чём. Кто мы такие, чтобы остановить это? Люди пожирают друг друга. Выживает сильнейший, тот, кто успел погубить другого, более слабого.
Помочь тебе, Лондон, я уже не смогу. Я только добавил в твой серый цвет оттенок крови. Посмотри, он тебе идёт. Я вижу, как из щелей старых сырых стен домов этого проклятого города сочится кровь. Кровь, которую пролил я. Она стекает по заплесневелым стенам, оставляя красные подтёки, медленно струится… и тяжёлыми вязкими каплями падает на вымощенные дороги. Лужи, красные лужи на фоне почерневшего ночного Лондона, как они прекрасны в блёклом свете жёлтых фонарей. Осторожней, мистер, не запачкайте обувь! У Вас и так обе руки в крови!
Вы ничего не видите, дамы и господа. Потому что уже давно привыкли к этому. В воздухе витает запах крови. Город потемнел. Знаете почему? Потому что, застывая, кровь чернеет. На стенах ваших домов, горожане, налёт дерьма и крови! И мне приходится разбавлять эту черноту. Раз за разом. Убийство за убийством. Только вот… ради чего? Ради кого?
Люси больше нет. Больше нет моей девочки, которую я так нежно прижимал к груди, несмело целовал в лоб. Я любовался ею, убирая со лба волнистую прядь золотистых волос. Я закрываю глаза и чувствую её аромат, её прикосновения. Боже, я слышу её смех… Но стоит мне открыть глаза, как… ничего. В этой проклятой комнате мне всё напоминает о моей семье! Эти стены, это грязное окно, эта унылая как никогда атмосфера, - всё говорит о том, что когда-то я был здесь счастлив. Иногда я оглядываюсь, слыша плач дочери за спиной. Но, понимая, что мой разум вновь играет со мной, я хватаюсь за первую попавшую под руку вещь. Я уже разбил зеркало, когда в очередной раз приступ гнева овладел мной. Зачем ты играешь со мной, разум? Я уже достаточно настрадался, пятнадцать лет я мучил себя этой болью. Почему же ты вновь возвращаешь меня в прошлое? Зачем ты изводишь меня призраками? Я уже простился с Джоанной. Я никогда больше не смогу обнять свою малышку. Я потерял её, как потерял себя. Ей сейчас шестнадцать. Должно быть, она также хороша, как и её мать.
И снова боль. Любое воспоминание – боль, острая боль в сердце. Что у меня осталось? Ненависть, боль и верная серебряная бритва. Что дальше?
Миссис Ловетт… всеми силами пытается вдохнуть в меня надежду на счастье. Я благодарен ей. Иногда мне кажется, я ещё способен почувствовать вкус к этой жизни. Иногда… Но надежда проскальзывает где-то в подсознании и цепляется за воспоминания. И я чувствую, что не имею права предать свою семью. Я должен отомстить за дочь, жену и за себя. Не торопите меня, миссис Ловетт, не лезьте мне в душу. Я должен сам справиться со своим прошлым.
Я устал, я измучен болью. Слишком обессилен, чтобы вновь улыбаться, радоваться жизни. Я никогда не забуду о том, что меня уничтожили, растоптали, что превратили в прах мою жену, унизили и продолжают унижать мою дочь. Нелегко забыть пятнадцать лет, тысячи бессонных ночей, сотни кошмаров. Они приходили ко мне. Каждой ночью они молили меня вернуться к ним. Люси и Джоанна, мои девочки, я вернулся, чтобы отомстить, и я не отступлю, я не предам.
Но я всё ещё жив, чёрт возьми… Я измучен прошлым. Для чего это всё? Вы, мистер Тодд, новый человек, рождённый по желанию своего больного сознания, рождённый для мести или… всё же для чего-то другого?
Тошно. Пусто. Уныло. То есть всё как всегда…