Сергей Антонович Клычков (настоящая фамилия Лешенков)(1889-1937) — сын кустаря-сапожника родился в деревне Дубровки Тверской губернии. Семья была старообрядческой, и свой творческий дар, как считал сам С. Клычков, он унаследовал от «речистых» родителей и предков. Учился в земской школе, реальном училище в Москве, на разных факультетах Московского университета (курса не окончил из-за материальных затруднений). Благодаря поддержке Модеста Ильича Чайковского совершил поездку в Италию.

В 1909 знакомится с писателями круга младосимволистов и в конце 1910 выпускает первый стихотворный сборник «Песни».
На формирование его поэтики сильное влияние оказал Сергей Городецкий, позже он познакомился с творчески и душевно близкими ему писателями — С. Есениным и Н. Клюевым.

Фольклорные стилизации, мифологические образы языческой, дохристианской Руси составили содержание и следующих его книг — «Потаенный сад» (1913-1918); «Дубравна» (1918); «Кольцо Лады» (1919). Сказочные герои населяют условныи мир его стихов; земные, конкретные образы встречаются в поэтической системе Клычкова только в описаниях природы, и никакие катаклизмы времени, — революции, войны — не отражаются в его «вневременных» произведениях.

Клычков служил в Финляндии, на Западном фронте, в Крыму, но военные впечатления отразились только в прозе (в автобиографическом романе «Сахарный немец», 1925). Как и все новокрестьянские поэты, восторженно принял Октябрьскую революцию, работал в Пролеткульте, издавал и переиздавал книги.

В советское время перешел в основном на прозу, переводил грузинских поэтов и киргизский эпос. Поздняя его лирика теряет черты романтической условности, сказочности, наивной мечтательности.

В 1930-е годы подвергается травле как «кулацкий поэт», в 1937 арестован как член «Трудовой крестьянской партии» (несуществующая организация); приговорен к расстрелу и в тот же день расстрелян ( По некоторым предположениям Сергей Клычков убит следователями до "суда").

***
Источник: http://slova.org.ru/klychkov/about/

***

Пылает за окном звезда,
Мигает огоньком лампада;
Так, значит, суждено и надо,
Чтоб стала горечью отрада,
Невесть ушедшая куда.

Над колыбелью - тихий свет
И как не твой - припев баюнный...
И снег... и звёзды - лисий след...
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет.

И жаль и больно мне спугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять, как прежде, в руки - руку:
Прости ты мне земную муку,
Земную ж радость - не забудь!

Звезда - в окне, в углу - лампада,
И в колыбели - синий свет.
Поутру - стол и табурет.
Так, значит, суждено, и - нет
Иного счастья и не надо!..

***

Я всё пою — ведь я певец,
Не вывожу пером строки:
Брожу в лесу, пасу овец
В тумане раннем у реки.

Прошел по селам дальний слух,
И часто манят на крыльцо
И улыбаются в лицо
Мне очи зорких молодух.

Но я печаль мою таю,
И в певчем сердце тишина.
И так мне жаль печаль мою,
Не зная, кто и где она...

И, часто слушая рожок,
Мне говорят: «Пастух, пастух!»
Покрыл мне щеки смуглый пух,
И полдень брови мне ожег.

И я пастух, и я певец
И всё гляжу из-под руки:
И песни — как стада овец
В тумане раннем у реки...

1910 -1911


x x x

Я иду за плечами с кошелкою,
С одинокою думой своей.
По лесам, рассыпаясь и щелкая,
Запевает весну соловей.

Попадают мне странницы, странники,
Как и я, все идут не спеша,
Зацветают поля и кустарники,
И моя зацветает душа.

Вот село, на березах скворешники, —
Ручейки у закуток журчат,
И так весело с ними в орешнике
Затаилася песня девчат...

Под вечернею розовой дымкою,
Когда дремлет весенняя Русь,
Я пройду по селу невидимкою
И у крайней избы постучусь.

В изголовьи усталого пахаря,
После страдного вешнего дня,
Сны воркуют, как дикие вяхири,
И никто не окликнет меня...

На краю под резной боковушею
Невидимкою я постою,
Постою невидимкой, послушаю
Полуночную их воркотню.

Чтоб наутро, встречая дорогою
Столько хмурых нерадостных лиц,
Осенить их улыбку убогую
Голубыми воскрыльями птиц.

1914, 1929

Ноченька

Эх ты, ноченька,
Ночь ты темная,
Непроглядная,
Беспросветная.
Долго, долго ты
Мглою смрадною
Землю кутала
Безответную.
Долго ноченька,
Что чудовище,
Тучей черною
В небе ползала
И на голову,
На покорную
Резким холодом
Била с севера.
Долго ноченька
Билась о землю
Черной птицею,
Билась крылами
И носилася
Вереницею
Диких коршунов
Над могилами.
Долго, ноченька
Непроглядная,
Ночь ты темная,
Беспросветная,
Гнала ты во тьму
Мысль отрадную
Думу вольную
Предрассветную.
Долго, ноченька,
Сквозь седой туман
Ты не дождичком
Своим брызгала,
А сочилася
Из глубоких ран
Кровью свежею,
Кровью теплою.
И со стонами
Замиравшими,
В груди вздохами
Угнетенными,
Слезой рабскою,
Слезой горькою
В землю плакала,
В землю влажную.
Но рассвет настал —
Восток в зареве.

1906

Меня раздели донага
И достоверной были
На лбу приделали рога
И хвост гвоздём прибили...

Пух из подушки растрясли
И вываляли в дёгте,
И у меня вдруг отросли
И в самом деле когти...

И вот я с парою клешней
Теперь в чертей не верю,
Узнав, что человек страшней
И злей любого зверя...

1929

***

Сегодня день морозно-синий
С румянцем был во всё лицо,
И ели, убранные в иней,
Обстали к вечеру крыльцо.

Вздыхая грузно на полатях,
До света грежу я всю ночь,
Что это девки в белых платьях
И между ними моя дочь...

Глаза у них круглы и сини
Под нежной тенью поволок,
И наверху, посередине,
Луны отбитый уголок...

Глаза их радостны и чисты,
А щёки мягче калачей...
...И звёзды снизаны в мониста
На нити тонкие лучей!

И дух такой морозно-синий,
Что даже распирает грудь...
И я отряхиваю иней
С висков, но не могу стряхнуть!

***

Должно быть, я калека,
Наверно, я урод:
Меня за человека
Не признаёт народ!

Хотя на месте нос мой
И уши как у всех...
Вот только разве космы
Злой вызывают смех!

Но это ж не причина,
И это не беда,
Что на лице - личина
Усы и борода!..

...Что провели морщины
Тяжёлые года!

...И полон я любовью
К рассветному лучу,
Когда висит над новью
Полоска кумачу...

...Но я ведь по-коровьи
На праздник не мычу?!

Я с даром ясной речи,
И чту я наш язык,
Я не блеюн овечий
И не коровий мык!

Скажу я без досады,
Что, доживя свой век
Средь человечья стада,
Умру, как человек!

1929