«Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех», – писал когда-то Борис Пастернак. Заметьте, поэт говорит не о самовыражении и тем более, не о самолюбовании и артистическом самодовольстве. В другом стихотворении он пишет о «полной гибели всерьез», то есть Пастернак уподобляет жизнь поэта жизни героя. Здесь речь идет не о жизни-подвиге, а о жизни-жертве. Для поэта его жизнь – просто расходный материал. Его самовыражение – это его сгорание, замедленное самоубийство, – а цель у него другая, высокая – принесение жертвы на священный алтарь. Полезной окажется жертва или бесполезной, и кто её примет, – поэт не знает, он может только на что-то надеяться. Для нас, людей века практичного и циничного, людей бесконечно далёких от моральной высоты Пастернака, эти слова кажутся излишне пафосными, мы им не верим, – но это наша беда.

В романе «Доктор Живаго» этот самый доктор совсем не героически мечется между двумя женщинами, между «красными» и «белыми»; и погибает он тоже не героически: не от ножа, не от пули, а оттого, что у него, еще не старого человека, до предела изношено сердце. И жизнь его осталась бы для нас неизвестной или показалась бы нам совершенно пустой и бессмысленной, если бы от него не остались нам в наследство стихи.

В этих стихах для нас происходит его Преображение: его мысль, не затихающая ни на мгновение, его гигантский поэтический дар высвечивает его сложную, насыщенную и мучительную подспудную внутреннюю жизнь, протекавшую на фоне нелегкой судьбы, на фоне жестокой эпохи. Его творческий механизм питался его жизнью, перерабатывая все чувства и впечатления в лирическую поэзию.

Его талант съел его. Увы, Гений, поселившийся в человеке, заставляет последнего служить себе и нередко даже гибнуть до срока.

Художника часто обвиняют в эгоизме, но он не хозяин себе, он раб своего таланта, иногда даже небольшого, иногда даже мнимого. Мир знает множество графоманов, сломавших судьбу себе и своим близким.

Графоманы тоже герои, но бесполезные; их можно назвать Сизифами, катящими свои камни, но не достигающими вершин. Их подвиги бескорыстны, бессмысленны и трагичны. Реализуется ли здесь принцип самоотдачи? Да, но беда в том, что отдавать им нечего, они такие же духовные бедняки, как и большинство из нас. Испытали ли они счастье творческого самовыражения? Думаю, да, хотя им не только нечего выражать, у них нет и способности талантливо, откровенно и бесстрашно выразить свою пустоту, подлость и низость, как это сделал герой Достоевского в «Записках из подполья». Их самовыражение нас совершенно не интересует, их жертва нам не нужна.

Талант приходит в жизнь со своим видением, своим слухом, своим мышлением и часто со своим особенным интересом и своей болью, которые и определяют его судьбу.

Человечество через всю свою историю пробирается куда-то наощупь; и ему надо смотреть во все глаза, слушать во все уши, думать всеми головами, способными мыслить, чтобы, по-возможности, не заблудиться на пути к неизведанному. Это я к тому, что художники миру разные нужны: и «правильные», и «неправильные», – а мир с ними как-нибудь разберется, со временем. Да и умы разные должны быть миром и услышаны, и поняты.

Но что же происходит на нашем коротком отрезке не особенно культурной жизни, в нашем современном не очень искусном искусстве?

Здравые умы насильно вовлекаются в хаос безумия; постмодерн заставляет своих адептов отказаться от образного мышления; этику осмеивают; эстетика выходит из моды; искусство буквально смешивают с дерьмом, с зубоскальством и преступлением. Дальше можно не продолжать.

Каюсь, как и многие, я плохо понимал людей и, как и многие, судил о них по себе. Я никогда не защищал и не объяснял свои фотографии, я думал, что фотография должна сама говорить за себя. Я ошибался. Теперь все нужно объяснять: не только многозначные и молчаливые фотографии, но даже, казалось бы, простые и понятные говорящие тексты. Мы деградируем, мы не понимаем других, мы не стараемся даже понять себя. Мы привычно говорим: «Рыба гниет с головы», – и успокаиваемся, думая, что это касается только большого начальства, и до нас очередь не дойдет. Но мы уже сами гнием и разложения своего не замечаем.

Печатая свои тексты, я не вступал в дискуссии не из какой-то дурацкой гордости. Нет, просто я по привычке фотографа-наблюдателя хотел понять ситуацию, а не вмешиваться в неё. Я не хотел оказывать на среду никакого влияния, я хотел понять этих спорщиков, их комплексы и проблемы, я хотел узнать эту микроскопическую часть нашего общества, к счастью, до сих пор остающегося человекообразным.

взято здесь: https://www.photographer.ru/columnists/6776.htm

Комментарии: 14