"...наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле".
(Закон РФ от 18.04.1991 № 1026-1 "О милиции", первоначальная редакция)

Экзистенция всякого рядового милиционера, как путь Моисея, пролегает меж двух огромных нелюбовей.
По одну руку у него - начальство, которое не любит милиционера за то, что он плохо ловит жуликов.
По другую руку - жулики, которые не любят милиционера за то, что он ловит их слишком хорошо.
Сам милиционер твёрдо знает, что ловит жуликов хорошо.
И в этом обретает с ними глубинное родство.
Что, в общем, трудно спрятать.

И только одно помогает преодолеть всем трём группам пагубную отчуждённость промеж собой: нелюбовь к гражданам.

Заведующий кафедрой в Томском педагогическом университете - суть савраска зачавканный, которого всякому при встрече хочется придавить в тёмном углу из жалости. Завкаф работает много, космокредов получает за это несоразмерно мало, сон имеет плохой, движения конвульсивные, взгляд дикий. Основная функция этого пасхального кролика - неиллюзорно отхватывать за косяки сотрудников кафедры, он вообще вечно нагибаем начальством по любым поводам.

При этом завкафа недолюбливают обе стороны этой нашей маленькой игры в крысу: и подчинённые, и руководство. Подчинённые - за то, что он принуждён периодически сообщать им, что премии нынче не будет (как вариант: мы должны кого-то направить в состав приёмной комиссии, послать на сбор морковки, приготовить весёлые пантомимы на день рождения ректора, зачислить племянника проректора по АХЧ, объявить выговор преподавателю кафедры <имярек> за недопустимо большое количество двоек, проставленных им на экзамене по... "Да они тупые!!" - "А отчитываться на совете факульта по успеваемости вы будете?!" - "Чо я ещё могу поставить, если они вопрос в билете прочитать не могут!" - "Если мы станем отчислять платников, университет останется без денег! Поставьте хотя бы тройки.." - "Да там два бурята даже по-русски не говорят!!" - "У вас учебно-методический комплекс сдан?" - "Плять..."). Начальство со своей стороны посылает лучи любви за то, что завкаф, состроив замшелое лицо лоботомированного второгодника и кося глазами от беспробудного вранья, в очередной раз на голубом глазу несёт какую-нибудь несусветную чушь, навроде того, что Ольга Юрьевна опоздала на пары, потому что у неё кошка дома рожала, а у Ивана Тимофеевича при выходе с зачёта в прозрачном пакете ("идиот!") в бутылке орехового цвета и с большой этикеткой с золотыми буквами "Ахтамар" ("..убью ссуку") был отнюдь не коньяк, о чем смехотворно и подумать, а вовсе даже случайно на коньяк похожая краска-морилка, - он у себя балкон ремонтирует, ой, Ирина Алексеевна, я тут ремонт затеял, так вы не поверите...

Представляется необходимым отметить также то обстоятельство, что педовский студент (как любой другой), периодически чумея от обилия информации, бредёт за утешением не в деканат (там все равно никто ничего не знает), а именно к завкафу, и, на манер слепого котенка отыскав у завкафа сисю с теплым молоком, невозбранно кормится из неё во всякое время суток.

Наконец, кадровая политика ТГПУ такова, что любого препода в любой миг могут попросить на мороз безо всяких объяснений. Банхаммер в виде увольнения применяется педовскими модерами с лёгкоcтью чрезвычайной, в отношении персонажей любой степени заслуженности и за проступки неочевидные.

Не мёдом, ох не мёдом полит хлеб центуриона.

***
А мне тут кафедру предложили.
Воооот, значит.

Объяснять кому бы то ни было суть его неправоты или глупости - одно из самых бессмысленных занятий: кто способен понять, тому объяснять не надо, а кому надо объяснять, тот не поймёт.

И обижаться - тоже никакого резона нет. Либо ты имеешь дело с человеком, либо разворачиваешься и уходишь. Ровно там и тогда возникает такая штука, как цельность характера. И она либо есть, либо нет и не будет. В любом случае - суетиться нет никакого смысла.

Маленькие жадные девочки, они не понимают того, чего не понимают и многие из взрослых, умеющих быть глупыми ничуть не хуже. Они не понимают, что женщине дано нести в себе всю тонкость, всё изящество, всю красоту, гармонию - до болезненности красоту и гармонию - этого мира. Им мало. Они хотят, чтобы их признали еще и лучшими юристами, учеными, менеджерами, едва ли не сталеварами. И не понимают они того, что женщина, добивающаяся такого признания, всё более перестаёт быть женщиной. Посмотреть на всех этих начальниц, бизнес-вумен, деканов, адвокатов - они похожи на фельдфебелей в юбках, потому что им приходится не только вживлять в себя мужские качества, но даже пережимать с ними.
Равно как и мужик, который хочет быть эмоциональным и тонко чувствующим, всё меньше остается мужиком.

Дозорные знаки и тайные числа,
Для девочек - звуки, для мальчиков - смыслы.

"- Так ты не хочешь быть каменотесом?
- Я вообще-то собирался стать деревенским дурачком, если отец позволит.
- У него талант от бога, - подтвердил Джошуа.
- Я разговаривал с дурачком Варфоломеем, - сказал я. - Он пообещал научить меня разбрасывать собственный навоз и биться с разбегу головой о стены".
(Кристофер Мур. "Агнец. Евангелие от Шмяка, друга детства Иисуса Христа")

Кривляюсь. Лицедействую. Что такое работа препода, как не актёрство. Точно так же воздвигаются иллюзии, надеваются маски. Все составляющие налицо: пьеса-лекция, партер, галёрка, софиты под потолком, гардероб. Авансцена с актёром. Час двадцать - за это время можно посмотреть кино. Или спектакль. Этакий небольшой моноспектакль. Наш театр - особенный. Всякое действо становится живым только благодаря экспромту. Публику надо заинтересовать, запомниться ей, услышаться ею. Надо быть убедительным. Иначе - слушать не станут, верить не будут, всё насмарку. Лучше б совсем не выходил. А то и вовсе проследовал парадным маршем в Бобруйск. Продолжать работать можно, но радости уже нипочём не будет.

А публика между тем бывает самая разная. Случается крайне, крайне тяжёлая. Совершенно не воспринимающая смыслы, интонации, фабулу событий. Попытки диалога обречены. Да и монолог похож на речь посреди морга. Слова вязнут, как звук в ватном матрасе: ни смысла в них, ни интереса. Такое представление изматывает в первые десять минут, и до финала дотягивается только тупым тяглом. Но, конечно, в чистом виде такие мёртвые сезоны случаются крайне редко. Чуть чаще щедрые боги шлют истинные подарки. Это - понимающий зал. Зал, который с ходу ловит тонкие места, легко входит в ближний контакт. Который благодарен тебе, а ты ему. Тогда удовольствие получают все: и зрители, и актёр. На этом краю спектра бывает и вовсе особенная аудитория, пресыщенная, почти богемная. Ах, золотая молодёжь лицеев, гвардия медалистов, ревниво выпестованная учительским коллективом. Это тот диалектический случай, когда слишком хорошо - уже паршиво. Ибо бомонд реагирует на происходящее на сцене со снисходительностью и небрежением. Вызвать здоровые человеческие неснобистские реакции - трудно. Они знают всё, а главное - цену всему. Но и для них есть свои средства художественного воздействия.

Спланировать ход спектакля заранее невозможно, всё даётся только интуитивно. Скольжением. В пол-касания. И в каждой аудитории приходится по-новому и по-своему смешивать жанры. Где-то упор на эпос, со звоном мечей и реками крови. Где-то отзывчиво принимают драму судеб, столкновение характеров. Где-то допускают к сердцу исключительно комедию, или трагикомедию, перестилаемую откровенным фарсом. Где-то рукоплещут буффонадным репризам. Где-то, чтобы расшевелить, надобен сюжет поострее и обороты порискованнее, почти на грани фола. Без ошибок не обходится. Без провалов, без фальшивой реплики, без недоумённого молчания в ответ. Ошибки имеют долгую жизнь. Они тяжело ложатся на плечи, имеют скверный запах, кропотливо и нескоро исправляются. И проходят для зрителя куда быстрее, чем для актёра. Счёт им ведётся на нервы. Иногда уходишь за кулисы, а на подмостках - сгустки твоих нервов. Безмятежен, безнадежен.
alles

Ну и, конечно, тщеславие препода - думать, будто делаешь мир лучше.
Так и живем.