Ходить в баню лучше всего в конце сентября. Хорошо - всегда, но лучше всего - в конце сентября. Чтобы на улице градусов десять, и осень, и к вечеру дождь на всю ночь, и оставшееся в огороде и в саду стоит набрякшее, сиеной и кадмием выписанное. И чтобы самые большие работы на этот год были сделаны, потому что баню заслужить надо, баня без работы - как пирожное после варенья.

Прелесть же конца сентября в том, что за последние несколько ночей вода в бассейне чутка подледенела и приобрела идеальные кондиции. Летом она тепловата малость, и после парилки дело свое делает, но душу от тела не отнимает. А тут - таким огнем обдаёт, когда влетишь в нее с жару, - куда там снегу.

Но высшее счастье и песня в осенней бане - после той парилки обернуть тряпкой чресла наподобие саронга, выползти на заднее крылечко с видом на огород и деревню, и там, прокалённому и отмытому до скрипа, распластаться обалдело, дыхание и ощущение себя восстанавливая, могучими клубами пара во все стороны исходя и воздух ртом в исступлении хватая. А во вселенной тишина и умиротворение таково великие, что ты в них немедленно растворяешься, чувство реальности напрочь теряя. И чистым блаженством, какого в другое время года не будет - когда в этот самый момент по-правильному холодный осенний воздух ветерком по телу потягивает, и капли редкие накрапывают с неба, испаряясь на тебе с шипением, а ты только и можешь, что материться восторженно и к небесам беспредметным стоном взывать.

А когда поотпустит наконец, и продышишься, и окружающее начнёшь помалу разбирать, вот тут-то и приходит ни с чем не сравнимая пронзительная ясность - воздуха, природы и души - в которых ощущаешь вращение мироздания вокруг Мирового Древа и слышишь отчётливо голос судьбы, из тех голосов, под который седлал Серого-из-Махи Кухулин и вставал на мосту Бэнкэй.

А ещё лютого нашего гнуса в конце сентября не осталось совсем, один только неприкаянный комар пролетает мимо вегетарианствующим толстовцем. И порыжела за одну ночь соседская лиственница, обещая зиму аккурат через месяц. И тянется над огородами дымочка слоистая от деревенских труб, и стрекочет где-то вдали трактор, и перелаиваются изредка собаки, и вскарабкивается на тёмный от дождей забор суровый котище с мордой шире чугунка, устраиваясь на столбе с самоуглублённостью Бодхидхармы на горе Суншань.

И во всей этой чуть слезящейся осенней прозрачности стоит, подрагивая, всепревозмогающая тишина, настроенная под хрустальный камертон. И выписано всё пастозно, густо, с мягкой оранжево-розовой лессировкой вечернего солнца, которое уже не летним закатным огнём, но влажной краснотой отливает.

И плывут над головой через всё небо лиловые с розовым облака, начиная свой путь от истока времён и уходя прямиком на Авалон и в Куньлун.