Он с собою забрал
Звук,
И серебряных струн
Звон,
И оглохла Москва
Вдруг,
Продавив через горло
Стон…

далее...

Все рядили, гадали – убили ли?

Так ли лег после выстрела в грудь?
А лицо белым – белым у Лилии –
Ни всплакнуть по нему, ни вздохнуть.
Не успел. Не хотел. Не состарился.
Не остался, но в шепоте стен:
Лилька, как без тебя я измаялся!
Что ж наделал ты, глупый мой Щен…
Ни вдова, ни жена, ни любовница,
Только ближе ее не сыскать –
Королева ли, друг ли, поклонница,
И наверно немножечко мать…
Он придумывал женщин букетами,
И бумажными ими сорил,
Ах, как просто все это с поэтами –
Напридумывал - и полюбил.
И стихами – ступенями гулкими
Поднимал их до омута глаз,
И кружилась Москва переулками,
И сжималась от бархатных фраз.
А ему задыхалось без нежности,
А ему без любви не спалось,
И созвучия гимном мятежности
Пролетарскую славили злость.
Лишь она улыбалась мучительно –
Боже мой, как он слаб и раним…
И любимой была, и учителем,
Даже если была и не с ним.
Под скандалы, под слезы истерики
Он у женщин просил одного -
Чтоб от Азии и до Америки
Не дышалось им без него.
А последняя… - девочка бедная,
Как же юность твоя не мудра –
Он придумал - любовь безответная!
Он хотел, чтоб больнее беда…
Завещания – письма написаны,
Роль – актеру, мазком ляжет грим,
Он ведь сам сочинил эти истины,
Что ни старым умрет, ни смешным…
Не заплакала – сузились плечики
Лба коснулась холодной рукой…
...Надрывались мальчишки – газетчики:
Маяковский
покончил
с собой!

Булыжная кладка в укусах ранений,
Распятнана бурая скользь,
И сколько осталось той жизни мгновений -
До “пли!” от команды “готовсь!”?
Спина приготовилась к боли касаний –
Расстрельного взвода стволы
Наметили точки сквозных попаданий
От пояса до головы.
Кончается жизнь так предсказанно-странно,
До края – десяток шагов…
Простишь ли меня ты, когда-нибудь, Анна
Ахматовской грустью стихов?
До золота Осени не дотянуться,
Рассветом слезятся глаза,
И хочется к смерти лицом повернуться,
Да ладно – нельзя, так нельзя.
А Блок уже умер, недавно и страшно,
В постели и бледно-худой.
Не ладили… впрочем, теперь и неважно –
Встречай, я иду за тобой.
Вот только оставлю поэмы и грезы,
Жирафа у озера Чад,
Своих Капитанов, Дожди сквозь березы,
И ленты военных наград.
Оставлю Русалку, Принцессу и Думы,
Две розы, Сомнение, Сон,
Осеннюю песню – о чем я здесь думал,
И как был когда-то влюблен.
Вот тенью мелькнуло подобие темы,
Но рифмы уже не сложить –
Про заговор, честь, невозможность измены…
Ну, дайте минутку пожить!
Рождаются строчки, но поздно… Как поздно!
У смерти нет повода ждать –
Затворы пролаяли глухо и грозно…
На чем бы стихи записать?!
… Не падал – за камни цеплялся ногтями,
Коленями Землю прижав,
И путались мысли взахлеб со стихами…
… И плакал бумажный жираф…

1.
Судью прославлю я того, кто приговор читал,
Шлю кузнецу поклон земной, что цепи мне ковал,
Не обойду и палача – пусть здравствует и он,
В последний раз, Париж, тебя приветствует Вийон!

Пусть без меня живет теперь старинный Нотр-Дам,
И пусть не мне принадлежат сердца прекрасных дам,
В стихи я больше не солью французские слова,
С тобой, страна, прощаюсь я – твой верный Франсуа!

Но прежде чем уйти туда, в потусторонний мир,
Я вот о чем бы вас, судья, с надеждой попросил –
Когда до смерти мне всего останется три дня,
Прошу собрать моих друзей, дать лучшего вина.
далее...