Раз-два-три шепчет.
Два-три ласкает.
Белая кукла
Не умирает.
Дождь за стеклом
О детстве стенает,
Кукле не больно,
Ее не сломают.
В синих глазах
Ее радость растает.
Черный паук
Тоской оплетает,
Тонкой сверкающей
Нитью завяжет,
Кукла не против,
Она не расскажет. (c)

Однажды дед мой лёг в кровать,
Бледнея стал хрипеть.
— Что с ним? — спросил я тихо мать.
И мне сказали: — Смерть!

Свечу поставили в ногах —
И дым в квартире плыл,
И кто-то приходил в слезах,
И кто-то в чёрном был…

За двери выгнали кота,
Закрыли зеркала,
Душила горло духота
И трепетная мгла…

— Зачем он спит? Зачем молчит?
— Ушёл наш дед от нас…
— Куда ушёл? Ведь он лежит
В той комнате сейчас!

…Потом в карете ехал я
Куда-то далеко…
И встал у ямы, на края,
И видел часть всего…

Большой тот ящик гробом был,
А дед уж стал мертвец —
Так мне потом всё объяснил
За ужином отец…

И я мечтал, ложась в кровать:
— Вдруг стану я бледнеть
И никого не узнавать,
И скажут: это — смерть!

Не будет лишнего огня,
Кота велят прогнать,
И, как и деда, все меня
Придут поцеловать…

И в гроб положат, и свечу
Зажгут у ног опять,
А я вскочу, захохочу —
И ну в гробу плясать!

Н. Тихонов "Смерть".

Сейчас трудно представить, что такие стихи окажутся в детской книжке. Нынешние власти строго бдят, чтобы дети не сталкивались с проявлениями зла, болезней и смерти в художественных произведениях. На мой взгляд, за мнимой заботой о психологическом благополучии детей стоит то ли невежественная , то ли продуманная, программа по выращиванию (и воспитанием то это не назовешь) крайне подверженных стрессам людей, которыми будет весьма легко управлять, сталкивая их при необходимости с проявлениями всяческих тяжелых, но, вполне себе естественных жизненных проявлений, к которым у них не выработался нормальный иммунитет в детстве.

Первые похороны я увидела года в 3. Никаких эмоций особо не испытала, кроме интереса к толпе людей идущих за оркестром и понимания, что происходит что-то торжественное и печальное и почему-то лучше не спрашивать у взрослых. Мимо меня словно впервые прошла одна из величайших тайн бытия.
Затем, лет в 5 впервые присутствовала на похоронах дедушки подруги. Как тогда полагалось гроб ставили во дворе и детям был привилегированный допуск (вот казалось бы с чего?). Я сидела у самого изголовья и опять чувствовала торжественность момента. Все понимала и никаких вопросов и панических переживаний, даже банального страха у меня не было.

Недавно прочитала книгу Баксакова "Танатотерапия". Все эти телесно-ориентированные методики инсценирования смерти и обращения с "мертвым" телом... Теперь это авторские методики по которым проводятся платные тренинги для взрослых людей.

А мы в детстве играли в "расстрелы". На пустыре, на кучах песка "бандиты" или "немцы" "расстреливали" "наших" (смотрите сколько кавычек, сколько условных обозначений, игра, обряд, инициация). Задача расстреливаемого была или сразу рухнуть на землю "как подкошенный" или изображать долгую агонию. И то и другое требовало мастерства, которое по достоинству ценилось. Затем "плохие парни" приходили проверить "по настоящему ли убит" или "соратники" приходили за тем же, чтобы посокрушаться. И было все то же что и в "авторских методиках" Баксакова - переворачивания, сгибания рук и ног. И важно было оставаться "предельно мертвым".

Сейчас дети в такое не играют. Убитые антигерои разлетаются на мониторах компьютеров световыми вспышками не оставляя следов.... Упокоившихся близких "обслуживает" обученный персонал похоронных бюро, прощанье - стандартные 15 минут в казенном зале морга, куда детей-то обычно и не берут.

А может оно к лучшему? Может лучше игры Баксакова во взрослом возрасте, чем самостоятельное знакомство со смертью и проработка её в детских забавах?

"Злодеев  нет вовсе на свете.

Мы все простодушны, как дети.

Задиры и врушки,

Мы все  делим игрушки,

А нам пока  стелют кроватки"

(с)

Детский стишок с философским подтекстом

Гуляла за городом Божья коровка,
По стеблям травинок карабкалась ловко,
Глядела, как в небе плывут облака...
И вдруг опустилась Большая Рука.

И мирно гулявшую Божью коровку
Засунула в спичечную коробку.

Коровка ужасно сердилась сначала,
Мычала и в стены коробки стучала. Но тщетно!
Забыли о ней в коробке,
Закрыли коровку в шкафу, в пиджаке.

Ах, как тосковала в коробке бедняжка!
Ей снилась лужайка. И клевер, и кашка.
Неужто в неволе остаться навек?
Коровка решила готовить побег!

Три дня и три ночи рвалась она к цели.
И вот, наконец, вылезает из щели...
Но где же деревья, цветы, облака?
Беглянка попала в карман пиджака.

Однако она, не теряя надежды,
Бежит на свободу из душной одежды –
Там солнце, и ветер, и запахи трав...
Но вместо свободы увидела шкаф.

Тоскливо и страшно Божьей коровке:
Опять она в темной, пустынной коробке.
Вдруг видит: вверху, где вставляется ключ,
В темницу сквозь щель пробивается луч!

Скорее на волю! Коровка отважно,
Зажмурясь, штурмует замочную скважину…
И вновь очутилась в глухом коробке
С огромною люстрою на потолке.

О, Боже! взмолилась несчастная крошка
И вдруг увидала за шторой окошко.
А там, за окном, все от солнца светло.
Но к свету ее не пускает стекло.

Однако коровка на редкость упряма:
Нашла, где неплотно захлопнута рама,
И вот вылезает она из окна...
Ура!
Наконец на свободе она!

И вновь на знакомой лужайке букашка,
Под нею, как прежде, колышется кашка,
Над нею плывут в вышине облака...

Но смотрит на мир осторожно коровка:
А вдруг это тоже большая коробка,
Где солнце и небо внутри коробка?