Почему-то считается, что у каждой уважающей себя, взрослой страны должна быть национальная идея. Вынь да положь, иначе нельзя. Почему нельзя? А потому, вот и весь сказ.

У вас, граждане семейные, в вашем малом семейном государстве есть семейная идея, объединяющая вас и не позволяющая распасться?

Если серьёзно начать анализировать эту ситуацию, то вряд ли. Дети, бюджет, имущество, секс?

Семьи без этого тоже имеются и не самые несчастные. Вполне достаточно неоценочной, то бишь настоящей любви. Вот если её нет, то нужны скрепы, но ненадолго. Но она или есть, без всяких идейных оснований, или её нет. Если нет, никакими моральными кодексами семью не скрепишь.

Так что же у нации, государства, общества?

Те же проблемы. Если есть безоценочная любовь к своему отечеству, потребность (не желание) обустроить его с любовью, защитить его духовные ценности, соблюсти преемственность в культуре и духовности, то будет нормальное, здоровое государство.

Ну а что мы имеем с национальной идеей в историческом и мировом разрезе?

Удивительное непотребство.

Нация это:

Исторически сложившаяся часть человечества, объединенная устойчивой общностью языка, территории, экономической жизни и культуры. Нация является не просто исторической категорией, а исторической категорией определенной эпохи, эпохи подымающегося капитализма.

«Процесс ликвидации феодализма и развития капитализма, является в то же

время процессом складывания людей в нации.» Сталин.

Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала

революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству

великие образцы борьбы за свободу и за социализм…» Ленин.

Не видите противоречия и подвоха? Нация связана с капитализмом, значит основа, скрепляющая нацию –торгово-денежные отношения. Духовность тут не пахнет.

И что характерно, гордость в этом случае быстро превращается в гордыню даже в том случае, когда строится не капитализм, а социализм с человеческим лицом. То есть, с духовным началом.

Но духовность выхолащивается под чистую почему-то. Зато выпирает способность переделать всех под себя.

Не поверите, но именно это и было национальными идеями многих стран, в том числе и нашей, некапиталистической.

Чтоб не быть голословной, приведу примеры европейских национальных идей.

Например, у французов после их революции сформировалось представление о том, что страдание от собственных неурядиц есть на самом деле не что иное, как великое страдание во имя всего человечества. В христианской традиции, где Бог был распят на кресте и погиб во искупление первородного человеческого греха, подобная трансформация идеи страдания была, наверное, вполне естественной. Франция уверилась, что принесла всему миру идеи свободы, равенства и братства.

Страдания сразу же стали осмысленными. Соперничество политических клик, неудачные денежные эксперименты, озлобление против вчерашних господ - все это вдруг превратилось в элементы великой миссии, выпавшей на долю самого лучшего, самого передового народа Европы. Патриотический дух проник в сердце общества. Вот так французская революционная армия под звуки "Марсельезы" понесла революцию на своих штыках в соседние страны, где еще правили ненавистные тираны.

Для дворянской элиты Центральной и Восточной Европы Буонапарте являлся не кем иным, как узурпатором божественного права наследственных монархов.

Но для французов, проникшихся национальной идеей избавления всего мира от тирании, узурпаторами были как раз наследственные монархи. Так Наполеон стал авторитарным лидером, духом нации, воплощающим в себе весь комплекс идей свободы, равенства и братства. О том, что в империи не осталось даже следов свободы, равенства и братства, народ, ощутивший собственное величие, задумываться, естественно, уже не мог и даже не хотел.

В последствии, страна перестала быть великой державой, а значит, потеряла возможность трудиться над тем, чтобы осчастливить весь мир. Но великий эпизод собственной истории не мог исчезнуть из памяти народной совершенно бесследно.

И хотя до сих пор у многих коренных французов сохраняется не вполне адекватное представление о том, какую роль их страна играет в современном мире, политическая элита, в основном, смирилась с тем, что у общества национальная идея была задушена идолом потребительства и конформизма. Всем есть что терять, тут не до завоевания мира и его умов.

Политически с самого начала Париж доминировал в деле создания Общего рынка. И сегодня расширение Евросоюза, создание интеграционной группировки, способной соперничать по своей мощи с США, является, в первую очередь, делом Франции, которая уже не стремится осчастливить весь мир, а стремится лишь рациональным образом обустроить свой собственный дом.

Построение европейского дома на основе трансформировавшихся принципов свободы, равенства и братства можно, как ни покажется это странным, считать своеобразным возрождением великой национальной идеи Франции, сложившейся более 200 лет назад: осчастливить мир своими ценностями.

Таким образом, мы выяснили, что национальная идея государства, претендующего на заметную роль в мире, должна обладать мессианским пафосом. Вроде дела внутренние, но желающие захватить своими идеями весь мир. Для чьего счастья? Национального, конечно.

Никаких негативных ассоциаций она у ревнителей международного права не вызывает. Напротив, речь идет о благородной миссии, например, американской демократии, как значимой для всего человечества.

Еще в канун революции Дж. Адамс, будущий второй североамериканский президент, выступал со следующим признанием: «Я всегда с благоговением рассматриваю образование Америки как открытие поля деятельности и замысла Провидения для просвещения невежественных и освобождения порабощенной части человечества повсюду на земле».

Традиция мессианства сохраняется в США и в настоящее время. Рональд Рейган высказывался в 1982 г. вполне определённо: «Я всегда считал, что эта благословенная земля была необыкновенным образом отделена от других, что божий промысел поместил этот великий континент между океанами для того, чтобы его обнаружили люди со всех концов земли, наделенные особой любовью к вере и свободе».

Ему поддакивал и Дж. Эдвардс, который говорил о переходе статуса «богоизбранного народа» от евреев к американцам. «Новая Англия» провозглашалась им тем местом, где согласно Апокалипсису «Господь сотворит новое небо и новую землю».

Ту же задачу решала, в частности, американская литература. «Божья благодать в отношении Новой Англии, - писала, к примеру, автор романа «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, - это предвещание славного будущего Соединенных Штатов… призванных нести свет свободы и религии по всей земле и вплоть до великого судного дня, когда кончится война и весь мир, освобожденный от гнета зла, найдет радость в свете Господа».

Еще более пафосно высказывался о миссии США поэт и публицист Герман Мелвилл: «Мы, американцы – особые, избранные люди, мы – Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод миру… Бог предупредил, а человечество ожидает, что мы свершим нечто великое; и это великое мы ощущаем в своих душах. Остальные нации должны вскоре оказаться позади нас… Мы достаточно долго скептически относились к себе и сомневались, действительно ли пришел политический мессия. Но он пришел в нас».

Несмотря на то, что президент США Вудро Вильсон заявлял в рамках национальной идеи - «Америка единственная идеалистическая нация в мире. Сердце этого народа чистое. Сердце этого народа верное… Это великая идеалистическая сила в истории… Я, например, верю в судьбу Соединенных Штатов глубже, чем в любое иное из дел человеческих. Я верю, что она содержит в себе духовную энергию, которую ни одна другая нация не в состоянии направить на освобождение человечества. Америка обладала неограниченной привилегией исполнить предначертанную судьбу и спасти мир» - получилась обычная потребительская нация с ворохом кредитно-денежных отношений.

Само страшное, что история не воспринималась американцами с точки зрения преемственности культуры и традиций. Такой же подход к исторической преемственности они распространили на многие страны. Взгляните на Украину.

Законы прошлого упразднялись. Начиная с пелёнок американцев приучали к богоизбранности и преданности государству. Впрочем, идея эта быстро потеряла своё первоначальное назначение. Также, как и идея «плавильного котла», которая стала одной из базовых «американской мечты» - идея, что только в Америке личный успех человека не зависит от его этнической принадлежности.

В действительной жизни – это далеко не так. Американская верхушка представлена, главным образом, англо – американцами, тогда как цветные по-прежнему находятся в США на низшей ступени социальной иерархии. Однако для поддержания мифа можно даже избрать президентом представителя чернокожей части американской нации. Не случайно альтернатива выбора в Демократической партии проходила между нетрадиционными для Белого дома образами кандидатов – женщиной или цветным.

Кстати, понятие «плавильный котел» ввёл в оборот английский драматург, выходец из России, еврей по этническому происхождению Израил Зангуилл.

Развивая мысль И. Зангуилла, в прессе подчеркивалось, что еще более великими в сравнении с славянином, тевтонцем, греком и сирийцем «должны стать американцы, воплощающие в себе достоинства каждой из этих наций».

Как и во Франции, в Америке традиции «старого порядка», трансформировались затем в шовинизм, в культ порока, способствовали быстрому физическому и духовному вырождению нации.

В Германии XVIII — начала XIX в. национальная идея была связана с понятием «Kulturnation». Начиналось наступление капиталистического образа жизни прекрасно. Был выдвинут тезис о том, что человечество как нечто всеобщее воплощается в отдельных исторически сложившихся нациях. Народы с их разными языками — это многообразное выражение единого Божественного порядка, и каждый народ вносит свой вклад в его осуществление.

Но и тут проявился, а потом разросся аспект национального превосходства и враждебности по отношению к французам, славянам, развился до предела, породив национал-социализм, принявший западноевропейскую идеологию расизма и социал-дарвинизма.

Жажда владеть умами и сердцами, а главное кошельками и недрами всего мира и тут сыграло свою соблазнительную губительную роль национальной идеи.

Великобритания, следует отметить, избегает пользоваться понятием «национальная идея», заменяя его обращением к феномену «национального характера». Объяснение этого парадокса отнюдь не сводится к привычным рассуждениям об английской прагматичности, нелюбви к «измам» и т.п. Важнейшим моментом выступает открыто агрессивная сущность национальной идеи.

Но если связать понятия национальной идеи и английского национального характера и при этом констатировать, что главной чертой последнего безусловно выступает неприкрытый эгоизм, то можно утверждать, что сущность английской национальной идеи, сформировавшейся ещё до возникновения Британской империи, — эгоизм, возведенный в добродетель.

Великобритания сформировалась как многонациональное государство, но с английским культурным диктатом. В результате, возникло положение, когда формально существует единая «свободная» нация, на самом же деле между знатью, средним классом и простолюдинами выставлены почти непроходимые культурные стены. По отношению к знати и её собственности до последнего времени нормой поведения остальных «свободных британцев» являлось раболепие.

Мир джентльменов — мир лицемерия, ханжества, двуличия и вероломства. Но что объединяло сознание верхов и низов — жестокость к чужакам (людям из другой местности, другой партии, другой культуры), а отнюдь не терпимость.

Ещё в первой половине XIX столетия уголовное законодательство — «Кровавый кодекс» предусматривало смертную казнь более чем за 200 преступлений, начиная с 7-летнего возраста. Постепенно, по мере складывания и разрастания колониальной империи, крен в проявлении безудержной жестокости переместился на иностранцев. Возник теоретический подход, по которому колонизируемые народы (индейцы Америки, африканцы, индусы, мусульмане и др.) объявлялись «дикарями», стоящими между собственно людьми и животными, на которых не распространяется система прав человека. В отношении своих (представителей англосаксонского мира) необходимо соблюдать моральные и правовые заповеди, в отношении чужих — это едва ли не предосудительно.

Так, Англия исторически была крупнейшим экспортером идеологий, не используя при этом их для собственного потребления и блага. Так, в качестве планетарного универсалия Великобритания поддерживала вовне насаждение ценности свободы.

С одной стороны, выражалось сочувствие тем политическим силам, которые вели борьбу за освобождение от пут институтов традиционного общества.

С другой, сама Великобритания упорно держится за сохранение национальных традиций. Более косного в традициях общества, чем английское, в Европе до недавнего времени не было. При этом в конфликтах монархических и республиканских сил в мире англичане неизменно вставали на сторону республиканцев.

Британцы считают конституцию священной коровой во всём цивилизованном мире, однако сама Англия по сей день не имеет Конституции.

Идея гражданской нации как сообщества граждан, преследующих свои интересы, получила наивысшее обоснование ещё в XIX в. «Единственная свобода, которая достойна этого названия, — писал Дж.С.Милль, — это та свобода, при которой мы имеем возможность домогаться своего собственного блага, следуя по тому пути, который мы сами себе избираем, при том, однако, условии, что мы не лишаем своих ближних возможности достижения той же цели или не препятствуем им в их стремлении к приобретению тех же благ».

Во второй половине XIX в. возникло понятие Pax britannica. Главный традиционный принцип английской внешней политики — укреплять собственное государство и подрывать государственность потенциальных противников.

Как и в большинстве других стран, в Англии ставилась цель привить молодежи навыки националистического чванства, пренебрежения, если не ненависти к иностранцам. Обыватель всегда готов был утверждать, что английский ландшафт, английские мастеровые, английское мореходство, английское дворянство, английское земледелие, английская политика – особенно времен Глаустона и Дизраели, а потом Черчилля — лучшие в мире; что Вестминстер — матерь всех парламентов, что доброта и мудрость Букингемского дворца, красота англичанок не могут быть превзойдены никаким другим народом мира».

В Первую мировую войну пропаганда впервые целиком формировала умонастроение солдат: Англия всегда права, а раз она объявила войну Германии или кому-то ещё, то эти страны и виноваты.

Как не прискорбно, но иных национальных идей нынешние капиталистические, точнее монетарные купи-продажные страны предложить не в силах. Не в формате у них другое, человечное и доброе.

Будет общество в другой социальной формации, будут и другие национальные идеи. Не раньше. Хотя, зачем они нужны вообще?