Эпоха бронзовой славы (продолжение)
Максим Перевитский
Была такая эпоха – энеолит. Уже не каменный век, но еще и не бронзовый. Ни то, ни се. Хотя, так охарактеризовав это благословенное время, я сильно грешу перед истиной. Ведь если и существовала когда-либо идиллия на земле Московской, то было это именно в энеолит, примерно в ХХ веке до н.э.
В густых лесах толпились деликатесные звери, с веток так и валилась от переедания изысканная дичь, а рыба в реках и озерах боролась за возможность метнуть черную или красную икру. Всем этим расслаблено пользовались местные племена не знавшие войн и вражды. Археологами они теперь называются носителями волосовской культуры, по их первому раскопанному поселению у с. Волосово, недалеко от Мурома.
Лениво возлежали волосовцы на помостах, выстроенных над водой, и, любуясь закатом, вытесывали из кремня фигурки медведей, птиц, разных милых зверюшек, огромных осетрин и неких странных существ, напоминающих общепринятое изображение ископаемого плезиозавра Несси. Обрюзгшие шаманы навешивали эти фигурки на себя и вяло, словно борцы сумо, выплясывали колдовские танцы, ублажая клиентуру. Волосовские кремневые фигурки поражают своим реализмом, и так и просятся на шею в качестве амулета. Однако делать этого не стоит – те мои знакомые, которые попытались это сделать, сразу же влипали в какую-нибудь серьезную неприятность. Выходит, не одни только лысые древнеегипетские жрецы владели тайными заклятиями – и люди наших холмов по части магии тоже «не лаптем щи хлебали».
Когда наступали зимы, народ расходился по теплым домам, похожим на огромные шалаши, площадью до 100 квадратных метров, соединенные друг с другом крытыми переходами. Очаги, расположенные у выходов на улицу превращали любой сквозняк в ласковый поток теплого ветерка. Вяленная и копченая рыба, упитанные окорока и балыки покачивались под потолком, вселяя уверенность в завтрашнем дне. Тучные свиньи и одомашненные кабаны подъедали остатки обильных трапез, бродя среди жильцов, дремлющих на уютных, покрытых шкурами нарах.
Время от времени охотники выходили на охоту – растрясти жирок. Одетые в роскошные шубы, вооруженные луками, копьями и дротиками, они вываливали на улицу и, нацепив лыжи, с веселым смехом разбредались в поисках добычи. Ломая валежник, за ними брели откормленные собаки, отрабатывать, наконец, свою одомашненность. И что интересно, добычи хватало всем, да и оставалось еще немерено.
Когда же кому-то приходил срок возвращаться в царство духов – его предавали сырой земле прямо в доме, на символической глубине. Так и жили под одной крышей люди и свиньи, живые и мертвые. Если это не гармония с природой, то что тогда гармония?
Как всегда, все испортили скотоводы-кочевники. В их роли в то время выступали искушенные в боевых искусствах арийские лесные скотоводы. Называют их сейчас носителями фатьяновской культуры и считают общими предками славян, балтов и германцев. Откуда пригнали они к нам своих коз, свиней и овец – ученые спорят уже не одно десятилетие, известно одно: с их приходом здесь начался полноценный бронзовый век.
Надо сказать, что почти все мужчины-фатьяновцы были профессиональные воины. Даже маленькие мальчики имели при себе глиняные муляжи боевых каменных топоров. Подтянутые, исполненные величия, украсившие свой быт массой различных мужественных ритуалов, покорные лишь одному солнцу и предку-медведю пришли фатьяновцы в Волго-Окское междуречье пасти свой мелкий рогато-безрогий скот. А скот он – всегда скот, особенно в большом количестве. Стал этот скот нарушать природное равновесие, а заодно попирать копытами привычную гармонию, в которой жили местные волосовцы. И взялись волосовцы за топоры да луки. И пошел волосовец на фатьяновца. И окрапились наши холмы первою кровью.
Есть на берегу реки Дубны село Никола-Перевоз. Славится оно среди археологов массовыми воинскими захоронениями как волосовцев, так и фатьяновцев. Лежат в земле скелеты богатырских пропорций, а в костях у них застряли наконечники от стрел: у кого фатьяновские, у кого волосовские. Опытный археолог эти наконечники легко различает. Чем этим племенам так полюбилось сие место – непонятно, но бились они за него не одно столетие.
Рассказывая о фатьяновцах, невозможно не упомянуть и про культ медведя. Поклонение медведю – одна из основ их менталитета, любовь к медведю – своеобразная национальная идея фатьяновцев. Топоры с обухом в виде медвежьей головы (наиболее известен топор-медведь из Ростова Великого, скорее всего принадлежавший одному из вождей или жрецов), ожерелья и отдельные амулеты из зубов и когтей зверя (в случае отсутствия под рукой настоящих частей тела медведя, они имитировались из подручных материалов). Наконец, погребения медведя со всеми воинскими почестями…
Конечно же, почитание такого зверя порождает особый стиль поведения, особые приоритеты. Культ воина – вот во что логически выливается медвежий культ. По захоронениям фатьяновцев наличие запредельного почтения перед воином просматривается невооруженным взглядом. Боевое оружие, запас еды, а порой и умерщвленная за компанию женщина, сопровождают геров в царство вечного блаженства. Захоронения вождей отличают по положенной в могилу булаве и отсутствию среди погребального инвентаря кремневого рабочего топора – мол, никогда великий вождь не замарает рук работой.
Для устрашения врага фатьяновские воины прибегали к очень странным ухищрениям – например, в Поволжье находят захоронения бойцов с искусственно удлиненной головой. Круче яйцеголовых воинов были только пастухи. Они ведь те же воины – надо всегда быть начеку, чтобы умело дать отпор разным охотникам, которые только и думают, как бы умыкнуть свинку или барашка. А при этом еще и скот пасти надо. В те времена умение управлять скотом было сродни волшебству. Поэтому пастух – он «три в одном»: воин, шаман и смотритель стада. Посему их захоронения отличались особо, часто вместе с пастухом хоронили его верного напарника – собаку (обликом фатьяновские собаки удивительно напоминали современных лаек).
В отличии от волосовцев, у фатьяновцев было много предметов пригодных лишь как оружие – палицы, кистени, топоры особо изуверской формы, наконечники для стрел наносившие жуткие раны и не вытаскивавшиеся без операционного вмешательства. И тем не менее, овладеть нашей территорией в полной мере у них не получилось. Есть мнение, что они, доведя до совершенства тактику ближнего боя и совершенствуя соответствующее оружие, пренебрегли возможностями оружия метательного, в частности лука. Поэтому, замаскировавшийся где-нибудь в кроне березы лучник-волосовец спокойно «снимал» одной стрелой богатыря-фатьяновца, бегающего по округе с воинственным кличем и размахивающего боевым топором.
Долгие десятилетия археологи безуспешно искали хотя бы одно фатьяновское поселение, но находили исключительно могильники. И вот недавно, в 2005 году, удача улыбнулась известному московскому археологу Николаю Кренке. Удивительно, что оказалось это поселение прямо в Москве, на одном из красивейших мест парка Царицыно – возле изящной беседки «Золотой сноп», известной еще и как «Храм Цереры». Место это настолько удобно, что, судя по результатам раскопок, люди жили на нем практически во все исторические периоды: и до фатьяновцев, и после них.
Заметим, что сочетание таких понятий как «Храм» античной богини и поселение древних арийских воинов, плюс вид аккуратно зачищенного раскопа, слегка сдвинули крышу некоторым не слишком психически стойким согражданам. Они приспособили яму для своих долгих массовых медитаций, выдергивая по ночам колышки и путая археологам всю топографию.
На закате бронзового века набеги на московскую землю стали регулярными, и чем дальше, тем чаще. Опять стали появляться захоронения погибших воинов… Кто были эти налетчики? Возможно, жившие по соседству племена-носители абашевской и поздняковской культур. Это были типичные индоевропейские племена, покрывавшие свастиками все, что попадало им под руку. Нападать-то они нападали, фатьяновцев потрепали изрядно, да вот территорию освоить не смогли. Так что фатьяновцы, что жили здесь к концу эпохи бронзы, были типичным продуктом слияния всех побывавших здесь племен – почти как нынешние москвичи.
Точку в истории могучих фатьяновских воинов поставили племена, называемые археологами «носителями сетчатой керамики». Они когда лепили свои горшки, глину раскатывали на куске рогожи, которая оставляла характерный отпечаток. Считают их финно-уграми, теми самыми, тогда еще действительно очень горячими, финскими парнями. Они окончательно сломили воинский дух местного населения. На поселениях сетчатых пришельцев еще попадаются предметы фатьяновского типа, но все реже и реже.
Некоторые фашиствующие лжеученые пытались, да и сейчас пытаются, доказать, что мол фатьяновцы – их великие пришлые арийские предки, «сделали» по всем статьям наших местных подмосковных предшественников, варварских и диких. Однако на самом деле пока неизвестно, кто откуда пришел, кто чего кому принес, и кто здесь дикий и варварский, а кто носитель истинно голубой крови. Одним словом – всякий ариец знай своё место! Тем более, что с окончанием бронзового века закончилась на наших холмах эра могучих породистых воинов и наступил ранне-железный век – тысячелетняя «эпоха застоя».
