Сегодняшние заметки – не о том, как воюет Донбасс.

И не о том, какие геополитические интриги роятся вокруг упрямых и жизнелюбивых бойцов донбасского ополчения.

И даже не о том, как в Донецке и Луганске с простенькой рабоче-крестьянской смекалкой решают вопросы государственного строительства.

Сегодняшние заметки – о том, о чём историки очень скоро напишут как о причинах неизбежной победы. И вот что они напишут.

...Как в полуразрушенном донецком дворце молодёжи «Юность» (это такая типовая советская «стекляшка») продолжаются занятия детской театральной студии и ещё кучи кружков. А они там просто перетянули коммуникации – и в клубной части теперь есть свет и отопление.

...Как луганские библиотекарши, не мудрствуя лукаво, заделали кирпичной кладкой брешь от прямого попадания реактивного снаряда. Ну, потому что это ведь когда дойдут руки властей до не самого стратегического объекта, и чего начальников зазря тревожить, а детям книжки читать вдруг захотелось, и в библиотеке полгода уж как аншлаг.

...Как старенькие комендантша и вахтёрши ежедневно поддерживают чистоту и порядок в девятиэтажке донецкого общежития работников культуры. Потому что во время обстрела крышу пробило, света и воды нет, лифт не работает, панельные стены перекосило, жильцы ночуют кто где – им же работать надо, а вещи здесь хранятся, ребятки заходят переодеться.

...Как многие из постояльцев общежития кантуются покамест в тесноте, да не в обиде в здании донецкого драмтеатра. Там директор-худрук, очаровательная молодая мама двух малюток-близняшек, переоборудовала под жильё кучу служебных помещений, а под импровизированный детский сад отдала самые роскошные гримёрки. А что? В день-то по два спектакля, а ещё ж и репетировать надо.

...Как луганский театр кукол в сентябре 2014 года при аншлаговом скоплении публики открывал сезон на улице – на собственных ступенях. Потому что, хоть здание ни один осколок даже не поцарапал, но с электричеством были проблемы. То есть его не было. А с обстрелами в тот день как раз пронесло.

Хм. Почему об этом будут писать историки будущего? Ведь военные успехи ополчения и ХПП на пару с «Путинслил» – гораздо важнее?

А вот почему.

Не поленитесь рассмотреть эти снимки:

.....Это Никишино – когда-то южная кромка дебальцевского котла. Этой зимой здесь осталось только три сравнительно уцелевших дома на всё село. Там и посейчас руины – только завалы худо-бедно разгребли.

Зато первое и единственное, что восстановили местные жители – это памятник солдатам Великой Отечественной. Понятно, что посечённую осколками скульптуру вот так запросто не отреставрировать – но надписи на плитах восстановили вручную, а советскому солдату дали в руки Красное Знамя Победы, а на стволе его ППШ закрепили венок в память о погибших ополченцах XXI века.

…А это Саур-могила. Сегодня. Величественный мемориал советским воинам, построенный в 1967 году на средства людей Донбасса. И сметённый артиллерийским огнём в боях 2014 года. Но не безлюдный.

...Историки ближайшего будущего вынуждены будут написать, что именно поэтому и именно для этого Донбасс победил. Потому что Донбасс сражается не за кружевные трусики, не за безвизовый шенген и не за рост благосостояния – Донбасс сражается за нечто бесконечно важное. За то, что мы называем Родиной – своей исторической памятью и культурой. Ведь если цивилизованные люди перестанут побеждать и совершенствовать своим трудом себя и этот мир – человечество сделает европейский выбор, одичает и погибнет. Таков суровый закон эволюции.

Это и есть секрет живучести и непобедимости России.

http://www.odnako.org/blogs/donbasskie-rasskazi-pochemu-i-zachem-donbass-pobedit/

http://cvedova-ov.livejournal.com/109641.html

В комментариях прозвучало, что мы для европейцев люди второго сорта и туземцы. Поэтому они не будут светить российские или сирийские флаги на Эйфелеву башню. Их право.
Скажу одно - сами себя не считайте туземцами и людьми второго сорта.
Психика штука интересная, и может сыграть с вами злую шутку.
И расскажу еще одну историю.
Про одну героическую женщину.

Есть такая Черных Любовь Михайловна, 53 года рождения.

Летом 2014 года, она помогая другим, пострадала. 
Тогда в четыре из семи цехов птицефабрики прилетели снаряды. Спустя время, мертвые куры начали гнить. Жара стояла невыносимая.  В Луганске она может быть как в пустыне - изнуряющей и палящей.
Трупы гнили, и силами работников фабрика (Пташня) справиться не могла. Позвали жителей поселка Фабричный, под Луганском, помочь. 
И отклинулись в основном женщины, среди которых была Любовь Михайловна. Пошли убирать, ведь стоял жуткий запах, и зараза могла распространиться по оставшимся цехам, и пойти в город дальше. В помещении больше 10 минут находиться было нельзя - люди теряли сознание. В жару, под бой градов и минометов, они спасали ситуацию. И это нисколько не литературные преувеличения, ни гонка за словом. Женщины, господи, это были одни женщины...
Очень сложно это описать. Местные рассказывают о подобных вещах, как о домашних закрутках или походе в кино. Ты стоишь, слушаешь. И только спустя время до тебя доходит - ЧТО тебе рассказали. ЧТО испытали люди.
И вот в один из таких дней, снаряд прилетел рядом.
И Любовь Михайловна осталась без ноги и руки (подробности читать здесь )

Мы познакомились с Любовь Михайловной в январе, когда привезли ей и ее семье еды.
Тогда она попросила у нас одно - инвалидное кресло - ее было чужое, и почти не работало - колеса подгибались, и оно еле стояло.
Мы купили для нее специальное кресло, которым может управлять однорукий. Потому что обычное для нее не подходило.
Рыдали тогда все - просто все. Любовь Михайловна, я, мои мальчишки и все читатели. (читать здесь ).

С тех пор, мы к ней иногда заезжаем, когда бываем в Луганске.
Прошел уже почти год.
Жизнь меняется.
В доме у нее завелись цыплята.
Подрос внук, который сразу начал разбирать все шоколадки, которые для него привезли. 
Но каждый раз, когда она меня видит, вижу, вижу что в ее глазах. 
Не могу вам этого передать.
Она всегда улыбается. Никогда не жалуется.

Туземцами мы сами себя легко можем сделать.
Людьми второго сорта.
И еще черти кем.
Но за время моей деятельности, или как, черт возьми, как это назвать? - увидела столько людей с большой буквы, что буду до потери пульса рвать зубами, до хрипоты доказывать, что мы Люди. Люди с большой буквы.
Любовь Михайловна, которая не осталась дома. А пошла на Пташню. Она не могла сидеть дома, точнее в подвале. Тогда все жили в подвалах. Эти три месяца луганского ада. Но она этого не сделала.
Она не жаловалась ни разу. Она знала что делала.
А еще в этой истории очень важное - отзывчивость и сострадание людей.
На пост о кресле для нее откликнулось масса людей. Привезли четыре кресла, понимаете - четыре! - одно из которых ехало аж из Белгорода. Люди высылали деньги, которые позволили купить Любовь Михайловне специальное кресло для одноруких.
Можно повесить куда угодно чей угодно флаг.
Обвесится чьими угодно лозунгами.
Постить любые статьи.
Это все неважно.
Важно одно - быть Человеком.
Будьте Людьми.
С любым флагом, речевкой и знаменем.

ИСТОЧНИК

- С богом!
Мама машет в окно, замерев в ожидании.
Последний пакет с детскими смесями втиснут в машину.
Хлопнувшая дверь.
Неожиданный треск моих джинсов по швам.
Последующие сутки на улице минус.
Мы едем на юг.
На Донбасс.
Должно быть тихо.

Юг он такой.
Степной, с тополями.
И вдруг холоднее Москвы.
Бесконечная очередь на границе.
И спички в глазах.
Сутки без сна.
Ветер в джинсах свистит.
Уже осень.
Сыпучая. Желтая. Голая.

И эти остановки.
Свежевыкрашенные, яркие.
Словно нарядные открытки.

На фоне разбомбленных деревень и домов.
Которые еще не успели отстроить...
Остановки - маркер, атрибут.

Случайные бмп в пути.
Летящие листья в окно.

И этот неожиданный холод.
С белым инеем на траве в ночи.

Донбасс стоит.
Но мир забыл о нем.

Вчера ночью по местным новостям передали - начался обстрел.
Горловка, Донецк. 
И российские новости молчат.
Мы приехали...

ИСТОЧНИК

ОТ СЕБЯ

Окраины Горловки обстреливают

за последние 10 дней- ЕЖЕДНЕВНО!!!

За почти год поездок на Донбасс, это одна из самых страшных историй услышанных мною.
Конечно, истории были не менее трагичные.
Но в этой есть что-то жуткое.
Может еще дело в том, что Виктор рассказал ее так холодно, так отстраненно.
Мы стояли со своими дурацкими пакетами с едой, и просто и не знали что сказать.
Это Русанов Виктор. Он живет в Первомайске, в районе "Зеленхоза"

- 15 ноября, в районе 7 часов я вышел за калитку, вдруг слышу "бух-бух".
- Грады?
- Нет, 2 мины пришли.
Разворотило все вокруг. Будку, все пристройки, огород, шифер с дома посшибало.
Виктор показывает рукой, потом прокручивает, и показывает кашу.
- Я захожу в огород, а там двери входные валяются. Холодильник кинуло в другой конец сада. Смотрю - жена лежит без головы.
Смотрю на него. Слезы?
Нет, Виктор просто отвернулся. Но слез нет.
Он показывает рукой на место, где жена лежала.
Потом резко развернулся:
- Рядом с домом куча. Я потом в ней сына нашел. Ногу оторвало. Валялась в другой стороне. Собаку тоже насмерть сразу.

У Виктора осталась дочка. Она тоже живет в Первомайске.
Сам он живет в 4 км от пограничной территории. Через него все снаряды и летают.
- Давно били?
- Тихо в последнее время. В августе рядом совсем 2 снаряда от укров приходило.
Сыну Виктора было 36 лет.
Дом цел, хоть оcколками сильно посекло.
Когда мы уходили, он не пошел нас провожать.
Он просто молчал.
Я не знаю сколько раз ему приходилось рассказывать эту историю.
Я не знаю его чувств и эмоций
Но я знаю, что в его жизни есть один день и точный час.
И в тот час часть его жизни ушла. И каждый час, каждый миг он ходит мимо места, где была его жизнь.
Которая одномоментно испарилась.
И он стоял рядом с нами, и его с нами не было.
Словно бы от него осталась одна оболочка.
А мы все стояли на том самом крыльце, стояли вместо его любимых, которых он оставил за калиткой.
Еще я знаю, что пишу об этом, и ни черта не понимаю о том, о чем пишу.
И вы все, читая это, просто льете бесполезные и бессильные слезы, и не понимаете что это такое.
Вы можете сколько угодно рвать глотку за правду или неправду.
Можете утереться своими видео и доказательствами. Всем.
Мы все, и я в том числе, ни черта не понимаем.
Что значит увидеть свою жену без головы, которую 5 минут назад оставили за калиткой вредно бурчащей.
Мы все, черт возьми, не понимаем что значит найти в куче своего мертвого сына по частям.

ИСТОЧНИК

 

Это Углегорск. Рядом с Дебальцево и Горловкой.
В 6 км от от границы с "укропами" - иначе местные и не говорят.
Каждые 5-10 минут слышны приходы, "гупание". Тяжелая артиллерия.
Я с непривычки, отвыкнув вздрагиваю. В Луганске давно уже тихо.
- Это учения.
Сторож школы № 42 растерянно бросает руку вниз.
- Они тут все время бьют. А может и не учения... Не разберешь.
Мы медленно бредем по лестнице вверх.
- Это кабинет физики... Был..

Огромная дыра в потолке. Прямое попадание.
На доске еще что-то написано.
Шкафы полны учебников и приборов. По физике.
Стулья и парты в толстом слое пыли.
В голове лишь одно - моя дочка ходит в школу.
У нее нет еще физики. Маленькая она.
Но ее  каждый день исправно встречаю в дверях...

- Много прямых попаданий?
Я спрашиваю бессмысленный вопрос.
На него получаю такой же ответ
- Ну посчитайте сколько их тут. Много.
Это второй этаж. На переднем плане плакат про электромагнитные волны.
Учебники в перемешку с кирпичами и стеклами. Месиво.

- А это кабинет математики. Видите дыра? Насквозь пролетел снаряд.
Окон в здании школы нет нигде.
Везде голые дыры. Лишь рамы с посеченными кусками стекол.
Где выбило снарядами, где взрывной волной.

- А это что?
Я показываю пальцем на цветные геометрические фигуры на полках шкафов.
- Вы в школе не учились?
Сторож смотрит на меня ехидно.
- Училась, а как же? Это ученики делали?
- Они.
Прошло уже много времени с момента, как школа превратилась в пустынную усыпальницу.
Где лежат мумии физических приборов, учебники и бумажно-стеклянные тетраэдры и октаэдры.
Пожалуй, именно школы меньше всего поддаются объяснению в этой бойне.

На улице возле школы рябина.
Раскидистая, сочная.
Кажется, все птицы округи ее облюбовали.
Листья уже пожелтели, и она неверноятно прекрасна своими осенними переливами.
Снизу виднеется глобус... Его хорошо видно через отсутствующее окно.
Кабинет географии..
- Говорят, ее восстановят. Школу. Обещали.
Школа большая, просторная.
Так и вижу звонок на перемену, и как толпа детворы с воплями бежит в столовую.
Кто-то по ходу пинает рюкзак, кто-то ставит друг другу подножки.
Мальчишки хватают за косы девчонок, а те вредно вопят.

В Углегорске всего 2 школы. Обе разбили прошлой зимой. Одну восстановили. Там учатся все дети города.
Школа № 42 стоит словно склеп.
Заброшенная. Без стекол.
На первом этаже законопачена фанерой, чтобы не лазали.
Пройдет много лет.
Школу отстроят.
Я знаю, отстроят.
Она выпустит много детей.
Они будут стоять с красивыми букетами. С блестящими улыбками.
Девчонки сделают по-старинке банты, но наденут короткие юбки, на ужас предыдущему поколению.
Мальчишки будут позировать на камеры родителей с дипломами.
Некоторые будут бегать курить за задворки, пока не видят учителя.
У всех будут цветы. Много цветов. Много-много. Утопят ими все вокруг.
Школа будет красивой, нарядной.
Но я ее буду помнить всегда такой.
Запомните и вы.
Эти парты.
Эту рябину.
Эти тетраэдры.
Помните это всегда.
Такое нельзя забывать.

ИСТОЧНИК


 

- Дочка, тебя как зовут?
- Дуня
- Дай поцелую!
Мария Гавриловна понятия не имеет ни кто я такая, ни кто ей привез помощь.
Она видит нас. Молодых стоящих в дверях.
Зашедших с широкими улыбками. Севших к ней рядом на кровать.
Вспомнивших про нее
- Баб Маш, не плачьте!
Ольга, женщина из Углегорска, помогающая нам развозить помощь по городу, машет рукой.

Баба Маша осталась без дома, живет у соседей.
Зимой ее дом разбили при обстреле.
Детей у нее совсем нет. Одна.
Но помогает невестка. Не бросает.
Родственники брата - дети, внуки не забывают и исправно приходят помочь.
- А мне 89 лет.
- Ну ничего себе! По вам нисколечко и не скажешь!
Мария Гавриловна Безручко машет рукой и смеется.
- Куда там!
Мы все смеемся.
- Можно с вами сфотографироваться?
- Ой, я ж страшная!
- Это вы зря!
Сажусь рядом, а Мария Гавриловна как обнимет меня. И сожмет в объятиях.

Ребята пошли на улицу.
А она держит меня, и плачет.
Мы смотрим друг на друга.
Когда стала выходить из комнаты, сообразила, что Мария Гавриловна ходит только с табуреткой. Вместо ходунков.
Переставляя табурет,она быстро пошла со мной,.к входной двери.
Мне стало неудобно.
Ольга кричит ей:
- Баб Маш, сидите, ну что вы! Мы закроем калитку!
Но куда там!
Мария Гавриловна побежала до самого входа. И стояла, пока мы не ушли...

Это ее дом. Был...

ИСТОЧНИК

Я задаю себе вопрос: «Взяла ли наша?»
Ответ мальчишка пишет мелом на доске.
И с новых парт в глаза донбасских первоклашек
Глядят учебники на русском языке.
Встаёт на цыпочки писатель не умелый.
«Россия – мать!» - выводит детская рука,
«Россия – Родина Победы!» - школьным мелом
Выводит в памяти мальчишка на века.
«Донбасс – Россия!» - учат истину потомки.
И стены класса раздвигает тишина.
И забывается, как жуткие уроки
Давала страшная учителка – война…
Крошится мел. Но слово твёрдость не теряет.
И над тетрадками склоняются юнцы:
Они домашнее заданье повторяют,
Что алой кровью написали их отцы.

Не говорите мне как надо

Мою же Родину любить,

Ваш дом ведь не бомбили градом,

Не заставляли в страхе жить?

Вы самолеты наблюдали

На небе белой полосой,

А мы от звука приседали,

Когда стрелял над головой.

А вы, в свой чемодан дорожный,

Пытались память положить?

Вы понимали невозможность

Захлопнуть дверь и уходить?

Вы собирали на чужбине

Знакомый взору каждый штрих,

А плакали о Украине,

Которая бомбит своих.

А вы пытались оправдаться,

Что не хотели мы войны?

Вам приходилось расставаться

С родными близкими людьми?

А вы последний раз смотрели

На окна дома своего?

Вы спали на чужой постели

Не день, а год, а год как сто?

А от квартиры ключ хранили,

Как свой заветный талисман?

И плакать в храм святой ходили,

Просили тишину вы там?

Молили Бога не о благе,

А что б закончилась война

Не под нацистским страшным флагом,

Под флагом Мира и Добра.

А вы мечтали на коленях

Родную землю обнимать?

И никогда, ни на мгновенье,

Родных своих не покидать.

Не говорите мне как надо

Свою же Родину любить,

Кто не терял ее не знает,

Как страшно без нее прожить.

Вы просто сердцем очерствели -

Ведь выдумать легко врага.

Страну сожгли, свой гимн запели,

И где сейчас моя страна?

Как вы посмели так глумиться?

Не вам теперь мне говорить

Как жить, как думать, как молиться,

И Родину свою любить.

Наш самолёт:

Донбасс –

Москва…

Задержан вылет

Сперва на год, потом на два,

А там, как выйдет.

В Россию надо, мать честна,

Лететь народу.

А нам не лётную война

Даёт погоду.

Но, отрываясь от земли,

Как самолёты,

Не зря же мы на небо шли

За ротой рота.

В окопы врос аэропорт,

Стоит заставой.

И перегружен каждый борт

ДОНБАССКОЙ славой.

У нас билеты на руках

Домой - в Россию!

На все грядущие века

Билеты в силе.

И пусть порвало синеву

Военной бурей.

Донбасс билеты

на Москву

Сдавать не будет!!!

Донбасс

билеты

на Москву

сдавать

не будет!!!

 Я вернулась в Москву.

И понимаю, что не могу здесь находиться.

Мне не хочется брать трубку. Мне не хочется вообще ничего.

И дело не в усталости и бешенном ритме, когда за неделю надо успеть то, что делают за месяц. Десятки людей, семей, домов, городов.

На самом деле давно поняла это чувство.

Это жуткое чувство горечи.

Это даже не боль, сжимающая сердце. Нет.

Очень хорошо помню, когда зимой вернулась из Первомайска.

Его тогда бомбили со всех сторон. Решетили - более точное слово. И мы постоянно слышали приходы снарядов. Помню разрушенные до основания подъезды запорошенные снегом, и повсюду люди с автоматами. Я вернулась в Москву, и в этом мире, да, именно так - в "этом" мире все было по-другому. Я не могла осознать эту границу и разницу. Вот я в месте, где дети в бомбоубежище, и старушки полгода боятся выйти на улицу.

И вот я в месте, где евро в 100 рублей и огромная проблема плохой сыр.

Словно ты пересекаешь какую-то черту. Но не ушел.

Я осталась посередине. Не там, и не здесь.

Не на Донбассе, и не в Москве. География условна.

Когда мы в последнюю поездку с Олей Ищенко - и.о. мэра Первомайска развозили по старушкам и одиноким мамам продуктовые наборы, я видела ее слезы. Она не показывала их, но я видела, как украдкой она вытирала глаза. А ведь ее мужа убили, и она в осадном городе все это время. И знает лучше меня, что такое жизнь.

Я видела, как наш водитель Сергей, который помогал нам в разъездах, обалдел, когда в Дебальцево увидел бабушку, у которой дом разбили до фундамента. Остались лишь кирпичи и кусок печки. И она живет в разрушенном сарае рядом, боится стеснять детей: "Они же вчетвером ютятся в однокомнатной квартире". Старушка семенила по сгоревшим развалинам, и показывала найденные уцелевшие чашечки и вилки. Сергей был шоке, хотя сам месяц провел по подвалам, когда в августе 2014го бомбили Луганск.

 Но я не испытала ничего. Какое-то холодное спокойствие.

Я хожу по палатам хосписов, домов перстарелых. Не замечаю жутких запахов и страшных картин. Спокойно вижу детей с отклонениями в детских домах.

Я погрузилась уже в другую сторону жизни. Не знаю - можно ли это назвать изнанкой?

Но это мир другой. И его не было в моем старом.

Мире человека, который любит нырять под воду в моноласте, гонять на лыжах по горам, и выслеживать бегемотов по утрам в Африке.

Мой мир взломали, и он уже никогда не станет тем, что был раньше.

Я у разлома.

Оглядываюсь, и понимаю, что дело не в войне, хотя и в ней тоже.

Я стала невольным свидетелем другой стороны жизни.

Где дети бросают своих родителей умирать в хосписах и домах престарелых. Не звонят им, когда их город в осаде.

Где родители бросают своих детей.

Где родственники ненавидят друг друга.

Где друзья предают.

Где люди готовы на убийство из-за мелочей.

Где соседи разворовывают квартиры, а потом врут и жалуются на жизнь.

Где один шаг до зверств, в которые невозможно поверить.

 Где подонки наживаются на горе других.

Где самые потаенные кошмары и ужасы - реальность, которую нельзя придумать, но она уже есть.

Где хорошее спрятано так глубоко, что его надо тормошить, будить, бить набатом.

А мы все этого не видим. Не хотим видеть и знать.

Мы живем в параллельной реальности.

И я вдруг заглянула в эту щелку. И осталось у ней, не зная куда деться.
 

И да, я знаю, что хороших людей много.

Неравнодушных, отзывчивых.

Кто живет не зная русского языка, хочет помочь больной диабетом девочке спасти глаза.

Кто тушит пожар соседей рискуя своей жизнью. Кто стирает пеленки умирающего в хосписе, хоть это не имеет отношение к нему. Кто на скорой помощи под обстрелами спасает жизни других. Кто бросает все, и помогает рискуя жизнью.

Жизнь продолжается.

Я знаю.

Вижу, как мои посты о боле и ужасе, "расчлененки" игнорируются многими.

И, наверное, это правильно. Это инстинкт самосохранения.

Зачем эту боль впускать к себе в жизнь? Что эта боль изменит?

Что даст знание ужасов и обратной стороны природы человека?

Вроде и так все известно и уписано?

Зачем оно?

А зачем оно мне?

Я приезжаю домой, и мне сложно воспринимать человека, как раньше. Верить в него.

Что есть человек, что есть его природа?

Я разве не это изучала 5 лет в университете, а затем в аспирантуре?

Разве не на этот вопрос пытаются ответить все?

Передо мной открылась бездна.

Бездна страха, боли и ужаса.

Нужно ли ее знать, если мы не можем ничего изменить?

Или все-таки можно? Изменить?

И как?
 

 http://littlehirosima.livejournal.com/88284.html

от меня

 Посвящается всем погибшим на Донбассе...

я не Шарли.
я - Донбасс,

в огне горящий...

 Я не Шарли!

Я Донбасс!

Я-Донбасс!

Я - Д О Н Б А С С!!!

МЕНЯ КТО-НИБУДЬ

СЛЫШИТ???!!!!

 Хочу рассказать Вам про одного человека.
Репортаж должен был быть не про него, а про место где умирают люди.
Но выходит, что рассказ про него.
Потому что мир состоит вот из таких простых людей. Таких простых и нужных.
Еще в Москве созвонились с Горловским хосписом:
- Николай Николаевич, мы слышали, ваш хоспис в тяжелой ситуации, мы бы хотели привезти гуманитарную помощь.
- Cпасибо вам огромное. Мы рады всему.
- Составьте заявку, что вам необходимо. Напишите по максимуму, что нужно. А мы постараемся сделать все возможное.
- Я понимаю, нам отдадут что останется, я сейчас напишу.
- Николай Николаевич, мы привезем специально для вас, и будем покупать специально для хосписа.
Николай Николаевич обалдел.
Тогда мы не поняли почему. Тогда мы не знали многих вещей.
Поездка в Горловку пугала всех. Но почему-то не меня.

 Я задолжала этому хоспису, еще в прошлые поездки. Хоспис с Николай Николаевичем об этом не знали. Мы никому не звонили, но я о нем помнила, с тех пор как нам сказали, что там полный швах, и что до него ничего не доходит - снабжают по остаточному принципу. Умирающие никому не нужны. Никому. Даже своим детям.
Хотели привезти помощь, но город долбили нещадно.
И решила, в этот раз - мы поможем. Доедем.
Твердо знала - стрелять не будут. Жени оба посматривали на меня с опаской.


Проезд между ЛНР и ДНР дался нам достаточно просто.
Наличии заявки от хосписа и мои короткие шорты сделали свое дело.
 

 Подъехав к хоспису, мы стали сразу разгружать бутылки, памперсы, швабры, ведра.
Вокруг бегали одни женщины. Позвали помочь даже врача из соседнего отделения.
Николай Николаевич, руководитель, как-то просто и искренне подошел:
- Мы вас заждались. С утра не все не свои.
Николай Николаевич круглолицый, похожий чем-то на Леонова, основательный и в белом халате позвал к себе в кабинет. Краем уха услышала от одной санитарки:
- Чего тащить все? Всеравно потом обратно.
Я не поняла о чем она.
Догнала руководителя и вцепилась в него
- Николай Николаевич, покажите хоспис.
- Конечно. Только там почти все лежачие, ну и как вам сказать? Вы готовы?
- Пойдемте.
- Сколько у вас больных?
- 22, из них 18 лежачих. Но количество меняется. Кого-то привозят, а кто-то умирает.
Подходим к палате.
- Это Бабай Анатолий. Из Дебальцево. Дом раздолбали под ноль. Бойцы достали его из подвала, был ранен, лежал в хирургии. Потом его к нам отправили. Вообще, тут зимой такое творилось. Я и передать не могу. Наш же корпус стоит прямо по дороге из Дебальцево. Тут все шли толпами через нас. К нам селили всех. Весь этаж был переполнен. Спали везде. Когда не было электричества - готовили на улице на костре мы все - сотрудники, соседи, все кто временно поселился у нас. А в ординаторской вообще был детский сад - дети всех сотрудников были здесь. Мы не справлялись ни с чем.

 Я шла за ним и просто молча слушала.
- То есть около 200 человек в моем отделении и было.
- Тут же места нет? Где?
- А тут штабелями все спали. Да и мы сами ночевали здесь.
Николай Николаевич улыбается. Настоящий врач, настоящее чувство юмора. Черное. Он все время пытался шутить, отвлекал нас. Часто приговаривал "Между нами девочками", хоть мои здоровенные Жени производили другое впечатление.
- Спали мы как-то ночью. Я у себя в кабинете, напротив сестринская - там старшая сестра. Вдруг ночью грохот жуткий. Думаю все, хана. Прямое пападание. Падаю с дивана и ползком к двери. Открываю - там напротив из сестринской тоже на меня ползет сестра. Мы стоим в коридоре на четвереньках лоб в лоб. А из коридора - "ой, ребята простите, уронила". Санитарка уронила флягу с замерзшей водой. Мы потом ржали всем отделением. А думал все, отделению конец, разбили сволочи.
Подходим к следующей палате
- А эту женщину эвакуировали из Углегорска. Никаких документов нет.

 - А как-то воду отключили, так мы таскали из подвала - его затопило, и этой водой обмывали больных. Кипятили и обмывали. Спасибо соседям, которые приходили, приносили свои порошки и помогали нам стирать. Мы бы тут задохнулись от дерьма.
- Подвал затопило? А что же вы делаете, когда бомбят?
- А ничего. Что делать-то? Больных накрываем матрасами, чтобы осколками не повредились. Сами тоже на пол, под матрасы. В нас прямых попаданий не было. Рядом - да. Одно окно выбило. Так до сих пор не можем добиться от начальства нового. Спасибо фанеру дали, и пленкой затянули. Как зимой будет?
Махнул рукой: "Кому нужны умирающие?"

 Все окна в больнице заклеяны скотчем и лентой. Как и везде на Донбассе.
Примета времени и места.
 

 - А это Дуванская Лидия. Парализована, 4 стадия рака. Все понимает. Была завучем в школе, заслуженный учитель. Болезнь не так уж и давно началась. К ней ее коллеги приходят иногда навестить. А дочка сдала, и ни разу не появилась: "Умрет, позвоните"
Я пытаюсь возмутиться
- Это же ее мать!

 Рядом стояла психолог и ухмыльнулась.
- Да ну тут в хосписе большинство таких. Дети сдали, и исчезли. Вот видите женщину под розовым одеялом? Это Гуржий. У нее было 2 инсульта. Ее сын переоформил квартиру, продал и смылся оставив здесь мать.
 

 - А вон видите не зеленой подушке бабушка? Это Курносова. Она плохо слышит, после инсульта. Лежачая. Но в полном сознании, адекватная. Ее сын привез на "одну недельку" полечить в больницу, и удрал.
Я уже писала ни раз про брошенных стариков. И мне ни раз писали "Как воспитали, то и получили". Но это не работает. Потому что бывает так, что есть 2 ребенка, и один делает для родителей все, а другой исчезает. И количество внимания, мытой попы и прочего не работает. Некоторые матери вообще не воспитывали своих детей, но их дети делают для них все. Есть матери, которые вообще бросали своих детей и занимались собственной судьбой, но дети их обожают. А бывает наоборот. Я столько уже видела разных историй, что точно могу сказать - нет здесь такой одной вещи, чтобы можно было сказать - "недолюбили, или перебор внимания". Это за гранью понимания. Можно проводить целые исследования почему и когда именно дети плюют на своих умирающих, немощных или просто стареющих родителей. Почему они бросают их, когда их родители мыли за ними какашки и кормили, когда у самих еды в доме не было. Факт остается фактом - бросающих чудовищно много. И мы тоже все в той или иной степени предатели своих родителей.
 

 Николай Николаевич водит по этажу, и знает всех. Каждую судьбу. Когда мы шли обратно к нему, услышала опять переполох среди медсестер. Руководитель попытался меня поскорее оттащить от этого, но не успел.
От медсестер слышу:
- Да уже все заберут.
Я вошла и спросила что случилось. Все начали наперебой говорить, что разгрузку памперсов увидела одна из работниц больницы и пошла рассказала об этом Начмеду больницы, и понеслось. Я ничего не понимаю
- Николай Николаевич, что случилось?
- Сейчас больница почти все заберет.
- Мы же только для хосписа привезли, при чем тут больница?
- А это без разницы. Все идет на баланс в больницу, а потом они по отделениям распределяют. До нас почти никогда ничего не доходит. Лекарств нам никаких не давали уже 2 месяца.
- Подождите, какая-то ошибочка вышла. При чем тут Начмед? Мы не для больницы привезли, а для вас, и только для вас!
Тут слышу от медсестер:
- Девчонки, может хоть порошки и белизну спрячем? А то как всегда все растащат.
Мы с Женькой хватаем памперсы, и начинаем на них сверху писать маркерам "Только для хосписа". Понимаю, что всем плевать, какой уход за умирающими. Как и чем моют палаты тех, кому осталось недолго.
- Да им всеравно. Вскроют, и плевали на надписи.
И жуткая обида в голосе у них. Но тут уж я не выдержала.
- Давайте мне вашего Начмеда. Будем воевать.
Все сжались. Николай Николаевич на меня смотрит
- Да я им не дам ничего. Мы тут вообще работаем по штатному расписаню 2002 года терапевтического отделения, а не хосписа - где большая часть лежачих. У меня на смене одна сестра и 2 санитарки. На 22 больных. А положено тоже количество на 5 лежачих. Я не знаю как они меня слушают и почему. Я не знаю почему они не ушли отсюда, где почти не платят. Где нет никаких моющих и вообще средств для ухода.
Медсестры меж тем бурчат
- Как же, не дадите. Все отберут. Надо хоть что-то спрятать, пока они все не увидели. Надо было вам ночью все привозить.
Женя пошел бодаться с Начмедом по телефону. Она минут 20 втирала ему, что положено на больницу, а они все отдадут хоспису. Сотрудники при этом говорят, что до хосписа ничего не дойдет. Пришел Кафка и начался полный маразм.
Спустя полчаса пришла сухонькая старушка - бухгалтер больницы.
- Сейчас составим акт приемки со всем перечнем, что вы передали хоспису. Вы какая организация, что писать?
- Пишите Шереметьева Евдокия. Так и пишите.
- Это не солидно, так не может быть. Какая организация?
Я им пытаюсь объяснить, но в глазах неясность.
- Такое не бывает.
И тут я говорю
- Пишите "Рога и Копыта".
Врачи и медсестры ржут.
Старушка не понимает.
- Тогда пишите мою фио. Я частное лицо и никакая не организация и не фонд. Заставляете выдумать? Пишите "Рога и Копыта". И да, мы передаем только хоспису.
Смотрю, пишет фамилию.
Воевали мы долго. Женя махал шашкой, я бегала и подисывала маркером вещи.
В шоке бреду к Николай Николаевичу. Знаю, что потом его будут чихвостить долго.
- Николай Николаевич, что же это такое?
- Да мы привыкли. Спасибо, что помогли отвоевать помощь.
Николай Николаевич уже расслабился, и с нами вел себя, как со своими. Мы были по одной стороне баррикад.
Заговорили про войну, про Горловку, обстрелы. А когда прощались, добавил:
- Мне, между прочим, война и помогла. А что? Мне несколько снарядов в огород к маме пришли. Так а чего? Я осколки повыкидывал, и копать не надо было - все вскопано.
 

   Если вы хотите присоединиться в помощи людям Донбасса, пишите мне в личку в жж, фб или на почту littlehirosima@gmail.com. По всем вопросам помощи, читать здесь.
 

 http://littlehirosima.livejournal.com/88011.html

Третий день на Донбассе.
Третий день, словно третий год.
Донбасс...
Знала ли я о тебе тогда? Давно?
Что ты был для меня?
Пятно на карте? Разговор на пляже в Крыму?

Теперь для меня ты бесконечность.
Дорога в ночи.
С подернутой дымкой в низине с утра.

Таможня и очереди.
И этот вопрос: "Куда и зачем?"

Сгоревшие танки, разбитые крыши.
Детский смех и мороженое, которое мы привезли.
Маленьким детям вчера.

Коридоры забытых стариков.
Инвалидные кресла.
Бесконечный сумасшедший ритм.
Пакеты, погрузка и езда.
Помощь и мольба в глазах.
Скоро отчеты, скоро напишу обо всем.
Сейчас лечу в Горловку, где не была никогда.
Пусть не стреляют.
Спасибо Вам всем.
За поддержку, за Ваши слова и дела.
Я Вас люблю.

ИСТОЧНИК

" Горькие слезы. Всё дальше и дальше внимание мировой общественности пытаются отвести от конфликта на Донбассе. Чаще видны сообщения о беженцах, погибших мигрантах, экономическом кризисе, войне в Сирии и других актуальных темах. Наверно, я не попаду в топ самых обсуждаемых тем мировой общественностью, потому что буду рассказывать о Донбассе.

Вместо того, чтоб отслеживать новости о молдавском майдане, я пошарил в своем архиве и нашел одно очень тяжелое фото, которое я почему-то не включил в фоторепортаж о поселке городского типа Александровка. Всё дело в моей рассеянности.

П.г.т Александровка последнее время стало чаще появляться в новостных лентах. Буквально вчера, рядом с Александровкой был произведет очередной обмен пленными. К слову, прошлый обмен не был столь удачным. Тогда под огонь украинской артиллерии попали мирные жители, 6 домов были сожжены и несчитанное количество было разрушено. После ночного обстрела Александровки, мы поехали снимать, что осталось от поселка.

Этот кадр я сделал, когда брали интервью у пожилой женщины, в чей дом уже не первый раз прилетают мины с той стороны. Со слезами на глазах она рассказывала о прошедшей ночи, как осталась едва жива, но не знает каким образом жить дальше, ведь у неё абсолютно ничего не осталось.

Немного подробностей для украинцев, которые продолжают считать, что Донбасс- это Украина. Украинское правительство перестало платить пенсию жителям Донбасса ещё летом 2014 года. С тех пор, руководство Народных Республик взяли на себя обязательство выплачивать пенсионные пособия старикам. Вместо выплат законных пенсий украинское правительство послало армию на борьбу с вымышленными террористами. Точнее, не вымышленными, а вполне реальными. Пенсионерами. Думаю, они руководствовались принципом "нет человека, нет проблем". Таким образом пытаясь "реструктуризировать" свои долги перед Донбассом.

 Летом 2014, когда Верховная Рада приняла решение лишить дончан средств на существование, в дом к этой бедной женщины прилетел первый снаряд. Это был "Град". Тогда александровцы узнали, что "грады" тоже летают. Потом была кровавая зима 2015. Украинская артиллерия продолжала бить по "целям". На этот раз в огород упал "Ураган". В образовавшуюся воронку, взрослый человек мог стать во весь рост. Руководствуясь минскими соглашениями, в августе 2015 украинские военные обстреляли поселок мелкими орудиями. Миномет 82мм. Но зато точно в дом. Этого было достаточно, чтоб лишить пенсионерку жилья.

К сожалению, мировой общественности такие истории неинтересны. Лишь исключительным странам есть дело до трагических судеб жителей Донбасса. Но я не перестану рассказывать о несгибаемых донбассовцах, которые борются и по сей день с киевским режимом не на словах, а в буквальном смысле- с оружием в руках."

Берегите в себе человека

А. П. Чехов
 

На днях пришло короткое письмо:
"здравствуйте, Евдокия, два вопроса:
занимаетесь ли вы еще вашей гуманитарной деятельностью,
и если да, прежние ли реквизиты?
спасибо)"
На другой день на счет пришло 40 000 рублей.
Полезла в почту, а там такое же короткое письмо в марте: "Здравствуйте! Сообщите пожалуйста реквизиты в альфа-банке для перечисления вам суммы на гуманитарную помощь." И судя по моему ответу, пришли те же 40 000.
Каждый помогает как может, и чьи-то 300 рублей важны не меньше.
Но меня потрясли такие простые формулировки.
Пару слов. Никаких приписок. Требований доказательств.
Я не знаю Вас, Владимир. Мы не видились ни разу. Я для Вас никто. Да и вы для меня лишь три фразы в почте.
Как подобрать слова?
Я не знаю какой из постов Вас тронул. Поздравление с 8 марта в Первомайске? Детский дом в Краснодоне? Бомбоубежище Первомайска? Видео руин Хрящеватого?
Я не знаю, что для Вас значит эта сумма.
Но я знаю, что она может значить для людей ТАМ.
В последние месяцы жуткая усталость у всех.
Все утомились Донбассом.
Надоело. Тяжелая, нудная, затяжная бойня.
Людям легче не стало. Бомбить не перестали. Но уже все, черт возьми, привыкли. Все.
Я не знаю ЧТО писать, КАК писать, да и люди не знают ЧТО мне отвечать.
Некоторые мои друзья видят пост, и не читая поддерживают.
Опять будут чьи-то отрванные конечности, старики или бездомные дети. Опять что-то вгоняющее в депрессию.
Владимир, не знаю что Вы за человек.
Я представляю Вас молодым, предприимчивым симпатичным человеком. Мне кажется, у Вас обязательно должно быть двое детей - мальчик и девочка. Красивые, звонкие сорванцы, которые дерутся у вас на заднем сиденье машины. Возможно, Вы в детстве каждое лето были у своей бабушки в Хрящеватом или Новосветловке. Она кормила Вас наваристым зеленым борщом, малиной с огорода и вы щурились от этого палящего степного солнца. Том самом Хрящеватом, от которого остались руины. Той самой Новосветловке, где был кровавый ад. А может Вы бегали на ставки (да, так там называют пруды, я знаю) ловить рыбу с дедом. А теперь там везде растяжки и мины... А может с двоюродными братьями рисовали летающих слонов и крокодилов мелками возле подъезда дома Первомайска. Возможно одного из тех, которых больше нет, а теперь на их месте лишь обрушенные стены, выгоревшие куклы и ножки кроватей.

А возможно когда-то вы были молодым студентом ЛНУ, где встретили свою жену. Вы целовались под цветущими каштанами летнего, пахучего Луганска.
Я не знаю что Вас побудило помочь, но я знаю, что у Вас есть сердце.
И я счастлива Вас узнать заочно.
Спасибо Вам, неизвестный человек!

Спасибо Всем тем, кто помогает в этом непростом деле. Деньгами, мыслями, молитвами, подарками, письмами, вещами! Вы даже не представляете, как это важно.
Я не знаю почти никого из Вас лично. Кто из вас любит пить чай, а кто кофе? А может вы не пьете их вообще. Предпочитаете собакам кошек,  или наоборот? А может у вас дома хорёк или черепаха? Грызете ли колпачки ручек, или же обожаете кожу у печеной курицы? Каким концом снимаете шкурку у банана - с палочкой которая, или попкой?
Кто бы вы не были, спасибо!

ИСТОЧНИК
 

Донбасс, мы скоро.
Опять граница, таможня, жуткие репортажи, отсчитывание дальности приходов снарядов и... бесконечное человеческое горе.
А еще не обо всем успела написать. Иногда просто нет сил возвращаться. Хватает только на пустые фоточки себя на фоне моря...
Каждый раз когда пишу отчеты, призывы помочь, репортажи из Донбасса, стою перед жуткой глухой пустотой. Я просто не знаю КАК писать.
Не знаю ЧТО писать.
Каждый раз, когда мы приходим в дом, хочется оставить сумку с помощью, и убежать. Не лезть, не мешать.
И каждый раз, мы выкладываем всю эту еду, слушаем все, что нам рассказывают. Делаем фотографии.
Каждый раз меня ставят, как куклу, напротив этих крох еды... "Дуня, надо, давай, соберись"
Я, словно маникен позирую. И мы исчезаем.
А люди остаются...
Торгонский Владимир Альбинович, 67 лет.
16 августа 2014 года в Первомайске осколками снарядов потерял руку. За сутки до этого его жена умерла.

- Одна секунда. Четрвертый снаряд в наш дом, и руки нет.
Он рассказывал все это удивительно спокойно, размеренно. Проводил до двери, показал все выбоины в ней.
- Это дыра от того самого осколка.
Рассказывал, показывал.... Рассказывал, словно говорил о том, как ходил на прогулку с детьми в соседний парк, или вообще о другом человеке.
Медленно, выверенно, со всеми подробностями. Помнит каждый момент, каждую секунду.
Когда оторвало руку, он сам дошел до квартиры, потом спустился вниз. На втором этаже полыхал пожар.
- Я им говорю "тушите!" .У меня в ванной вода была - она не у всех была.
И все это с такой невозмутимостью, словно бы со мной и не человек.
Буквально сутки до этого умерла жена, болеющая 7 лет Альцгеймером.
- Она бы, конечно, еще жила...
До самой смерти она лежала, и он не мог ее донести до ближайшего бомбоубежища. Носить туда-обратно, у него не было сил. А за ней нужен был уход, который в подвале почти невозможен. Вот и сидели в квартире.
Сам он белорус, родом из Могилевской области. Но Первомайск, ставший ему родным, любит и уезжать не хочет.
- Был гараж, "москвич", жена. Теперь нет... Мы же братья... Как такое произошло??? Украинцы, белорусы, русские... Прощаю всем все, лишь бы не было войны...

 

Каждый день снаряды тогда решитили Первомайск. Многие до весны, до пресловутого перемирия, жили в бомбоубежищах. Как-то одна бабушка в бомбоубежище РМЗ сказала мне "я уже полгода на воздухе не была". Тогда за сутки до нашего приезда снаряд пришел прямо рядом со входом. Никогда не забуду эту воронку, и глаза этой бабушки. Никогда. Был мороз, и ребята закрыли ветками дыру. Снаряд убрали. Ветка покрылась красивым сказочным инеем. И не было видно ее, воронку. Лишь белесые веточки...
Это лето и весна для Первомайска, в отличии от Горловки и Донецка, прошли тихо. Но в последние дни участились приходы, и появились новые разрушения.

Скоро мы едем опять. Если вы хотите передать письма для старичков из дома престарелых или что-то еще - поторопитесь.

Если вы хотите присоединиться к помощи людям Донбасса, пишите мне в личку в жж, в фб или на почту littlehirosima@gmail.com.
По всем вопросам, читать здесь

ИСТОЧНИК