Вот наткнулась на фик про мою любимую парочку. Поклонникам ГП будет интересно


Глинтвейн
Завтра Рождество.
В коридорах школы царит жуткий беспорядок: все спешат, словно начался пожар, там и тут валяются обрывки подарочных лент, конфетти из хлопушек, эльфы снуют по коридорам и уже не прячутся от учеников, поглощенные своими делами. В Большом Зале нарядили елки, и даже снег подает с волшебного потолка, почти как настоящий, только сладкий и немного липкий.
Столько шума, а ведь вечером уже никого не останется в Хогвартсе: ученики разъедутся по домам, к запеченным индейкам, рождественским пудингам и любимым родителям. А я – нет…
Скажите на милость, что мне там делать? Мама умерла год назад, а папаша-маггл уж точно не обрадуется волшебному появлению своего сыночка. По правде говоря, меня и при жизни матери никогда не радовало Рождество, а теперь мне и подавно нечего делать дома.
Потому остаюсь в Хогвартсе.
Весь Слизерин разъехался по семейным особнякам, Слагхорн празднует рождество где-то вне школы, а потому подземелья на праздники в моём полном распоряжении. Пожалуй, это самый лучший рождественский подарок.
Я спускаюсь по лестнице вниз, ежась от холода, - мантия моя совсем истрепалась и не греет, а подземелья не отличаются гостеприимством, особенно сейчас. Называю пароль: «смерть грязнокровкам», и вхожу гостиную своего любимого факультета. Так и есть, все уже разъехались. К пудингам и особнякам.
Я придвигаю кресло поближе к погасшему камину и пытаюсь вернуть его к жизни, раздувая теплые тлеющие угли, и так увлекаюсь процессом, что совсем не замечаю подошедшего Малфоя.
- На твоем месте я использовал бы палочку, - говорит он лениво, и я нервно отскакиваю от камина. Малфой стоит у моего кресла, приняв небрежно-расслабленную позу, а в руках у него волшебная палочка. Один взмах, - и в камине запылал теплый живой огонь. Он очень эффектно делает это: легкий взмах рукой, длинные светлые волосы падают на глаза, он смотрит исподлобья и небрежно поправляет их кончиком волшебной палочки. Я думаю о том, что никогда не смогу повторить его чудесный жест с таким потрясающим эффектом, и забываю сказать «спасибо».
- Не стоит благодарности, - произносит он, не сводя с меня любопытного взгляда.
Я украдкой оглядываю свою старую мантию, - нет ли на ней золы, вроде нет, – но он продолжает изучать меня.
Знаете, это уже начинает раздражать своей регулярностью: последний месяц Малфой останавливает меня примерно раз в день с каким-нибудь дурацким вопросом типа «сколько сушеных цветков фрезии добавлять в Зелье Привлечения?», а потом вот так стоит и смотрит своими холодными серыми глазами на моё лицо. Словно прикидывает, какой длины мой нос (тупая шутка идиота Поттера в последний месяц была весьма популярна).
- Что? - не выдерживаю я.
Малфой вздрагивает, как давеча я у камина, и отвечает вопросом на вопрос:
- Что – что?
- Ты сверлишь меня взглядом добрых пять минут. Тебе что-то надо от меня? Опять варишь Приворотное Зелье?
Малфой резко отводит взгляд, но через пять секунд снова принимается шарить глазами по моему лицу, словно надеется найти в нем что-то новое. Что ж, очень жаль, что в канун Рождества его постигнет жестокое разочарование.
Неожиданно он делает очередной эффектный взмах своей волшебной палочкой, и из спальни для старост вылетает нечто завернутое в блестящую праздничную бумагу. Я инстинктивно пригибаюсь, но сверток падает точно мне в руки, даже не пытаясь снести голову в лучших мародерских традициях. Впрочем, они давно отправились кушать индейку и слушать Селестину Уорлок. Туда им и дорога.
- Что это, - брезгливо кривясь, спрашиваю я у Малфоя. Он расцветает.
- Это твой подарок. С Рождеством Северус, - он несколько вольно хлопает меня по плечу и пытается приобнять. Я стою истуканом, немой от удивления, и он с успехом завершает маневр.
- Но в честь чего такая честь? - несколько растерянно спрашиваю я. Мы с Малфоем не особо дружны, как, впрочем, ни с кем на факультете. Я имею в виду себя.
Хотя, возможно, это способ отблагодарить за подсказки по зельям… Ничего другого в голову не приходит.
- Это просто небольшой знак внимания, Северус, - говорит он и загадочно улыбается. – Мне пора идти, - родители ждут. Счастливого Рождества!
И уходит. Эффектно, никаких вещей, чемоданов, только теплая мантия из дорогой серой ткани небрежно наброшена на плечи.
Я остался один. Наконец-то!
С сомнением смотрю на подарок. Он продолговатой формы, при встряхивании издает тихий плеск, но с виду ничего необычного. Обычный рождественский подарок.
Бумага клочьями падает на пол, и моему взору предстает бутылка темного стекла. Надписи на этикетке полустертые, но им уже ничем не поможешь. Интересно, что это? Пробка прикипела к стеклянному горлышку, и я, недолго раздумывая, вытаскиваю её зубами.
Странный запах. Это, безусловно, вино, но какое-то необычное. В нем явно есть примесь настоя ирландского мха, немного тмина и просто огромное количество дикого меда, - ничего опасного, но действие должно быть просто сногсшибательным. Во всех смыслах.
Впрочем, это не помешает мне сегодня бодрствовать всю ночь.
Однако сей странный своей неожиданностью подарок, несомненно, нуждается в проверке. Я отправляюсь в лабораторию Слагхорна, ключи от которой он любезно оставил мне на праздники, захватив с собой подозрительную бутылочку.
В лаборатории тоже чертовски холодно. Я, наученный примером, вытаскиваю волшебную палочку, пытаясь при этом элегантно взмахнуть своими патлами, но те, словно пакля, мотаются туда-сюда. Никакой эффектности.
Ставлю бутылку на стол, пожалуй, применив чуть больше силы, чем требуется, и та жалобно позвякивает о твёрдую поверхность. Огонь под котлом (мелкий, стандартный размер №14) разгорелся, и я, недолго думая, выливаю вино в емкость. Конечно, Малфой слизеринец, а не мародер, но что-то не доверяю я его неожиданной щедрости, а потому на Рождество у меня будет глинтвейн.
Вино в котле сверкает золотистыми искорками, и жидкость плавно двигается по часовой стрелке, повинуясь взмахам волшебной палочки. Я призываю из шкафа пару ингредиентов, нейтрализующих действие наиболее популярных сейчас в определённых кругах зелий, как-то: Тошнильного, Склерозного, Сонного, Вырубатель-на-долго и.. кхм, ещё одного. Потом, вспомнив увлечение Малфоя Приворотными отварами, добавляю цветки подорожника, собранные точно в полночь на могиле старого распутника. Помешиваю пятнадцать раз, только уже по часовой стрелке, и «глинтвейн» готов. Теоретически, вкус не должен был особо измениться. Добавляю немного цветков белого олеандра и щепотку, на кончике ножа, истолченного корня имбиря. Чтобы взбодриться и.. имбирь просто так, не люблю сладкое.
Впрочем, я что-то заработался… Часы на столе у Слагхорна показывают без пятнадцати полночь, Рождество на носу! Мда, очень смешно…
Я нервно хихикаю, перемещая при помощи волшебной палочки зелье из котла обратно в бутылку, предварительно наложив на неё Жаропрочные Чары, затыкаю её пробкой и отправляюсь к себе.
В спальне стоит полумрак, но в узкое окно-бойницу под самым потолком пробивается луч всходящей звезды, недавно выползшей из-под линии горизонта. Я оставляю всё как есть (нет желания разглядывать хвастливо расставленные, разбросанные и разложеные соседями дорогие тряпки, перия с наконечниками из серебра и другую дорогую дребедень), сажусь на свою кровать и думаю о Лили. Она сейчас тоже дома, с семьей, а может и с этим Поттером…
Нет, сегодня мне определённо нужно напиться и забыться, так, чтобы ни одной трезвой мысли в голове не осталось. Я зубами вытаскиваю ставшую более податливой пробку и делаю обжигающий глоток прямо из горлышка. Хорошая штука эти Жаропрочные Чары – бутылка еле теплая снаружи, а напиток почти не остыл.
Звездочка тихонько мерцает, пристально разглядывая меня из-под потолка, словно Малфой пару часов назад.
- За тебя, - говорю ей я, делаю глоток и отрубаюсь.

***
Мне никогда не снятся сны. По-крайней мере, я их не запоминаю обычно… Но глинтвейн этот оказался непрост.
Я, впрочем, и сейчас не вижу сна, но ощущаю его вполне отчетливо. Кто-то аккуратно стаскивает с меня ботинки, затем мантию, рубашку и – о, ужас! – медленно стягивает брюки. Я пытаюсь сопротивляться, но во сне становлюсь неожиданно неповоротливым, словно на меня наложили Петрификус Тоталус. Нежные руки проводят по моей груди, животу, спускаясь ниже. Я неожиданно вспоминаю, что подштанники мои линялого серого цвета и заливаюсь румянцем. Я, конечно, этого не вижу, но щеки мои ощутимо горят…
Нахальные пальцы поддевают резинку, и я вздрагиваю. Как бы моя бурная реакция не показалась незнакомке, кхм…
Раздается смешок. И я словно падаю в бездну наслаждения, ибо язычок этот творит чудеса.
Прекрасная незнакомка (я, конечно, не видел её, но она, несомненно, прекрасна) наращивает темп и я понимаю, что умираю. Тысячи мельчайших иголочек пронзают моё тело, я кричу, выгибаюсь дугой, и…
Странно, но потом ко мне приходит покой. Тихий, нежный, он крадется на мягких лапах и обнимает меня своей горячей рукой за шею. Ах, нет, это моя прекрасная фея утыкается мне носом в ключицу. Я легонько провожу пальцами по этому прямому носу и нахожу, что он слегка великоват для дамы. Мне неожиданно становится очень стыдно и так сонно.
- Спокойной ночи, - бормочу в шелковистые волосы и засыпаю.

***
Солнце, слишком яркое для утра в подземелье. Я пытаюсь проснуться и одновременно нашарить рукой в постели свою чудесницу, но кровать моя оказывается неожиданно широкой, а девушка в пределах досягаемости не обнаруживается. Зато обнаруживается… мужчина. Да, абсолютно точно, мужчина: плоская грудь, мускулистый живот и… Я нечеловеческим усилием разлепляю веки, словно скрепленные друг с другом Заклятьем Вечного Приклеивания.
- Северус, счастливого Рождества! – нежно улыбается мне Люциус Малфой.
Челюсть моя отвисает, а глаза, должно быть, вылазят из орбит.
- Ты провоцируешь меня на активные действия, - неожиданно с угрозой в голосе заявляет он. Я перевожу взгляд на сою руку, инстинктивно сжавшуюся в кулак, и невольно краснею. Но руку, почему-то, не убираю… Малфой целует меня, неожиданно нежно, и губы его сладкие как мед.
Я думаю, а почему, собственно и нет?

***
Когда мы, изнеможенные и потные, наконец разъединяем пальцы, переплетённые в причудливый узор, он улыбается мне и произносит:
- Ты не разочарован?
Я всем своим видом выражаю удовлетворение, однако есть одна мысль, что гложет меня и не дает покоя.
- Спрашивай, - говорит он и снова улыбается.
Я закрываю глаза и выдаю залпом:
- Я попал в твою спальню при помощи бутылки-портала, это понятно. Но, скажи на милость, как ты смог меня усыпить? Это вино было подвергнуто таким испытаниям, что все сонные зелья просто испарились. А я уснул и даже не пытался тебе сопротивляться, когда.. ну..
Я краснею и затыкаюсь. А Люциус неожиданно громко и заливисто хохочет. Он наклоняется ко мне и, давясь смехом, выдает:
- Ты так предсказуем, Северус.
Я недоуменно хлопаю глазами и выгляжу, верно, полным идиотом. Он придвигается ещё ближе, проводит пальцем по моим губам, и я нервно сглатываю.
- Я просто знал, что у тебя нет штопора, - шепчет он и целует меня.
Никогда не думал, что скажу подобное, но мед его губ ударяет в голову не хуже глинтвейна.