Одним из самых грозных противников русских ополчений во времена Смуты был смелый, жестокий и по-своему легендарный атаман Александр Лисовский. Если проводить параллели между двумя гражданскими войнами – малоизвестной в начале XVII в. и памятной нам по «Тихому Дону», «Хождению по мукам» и десяткам других произведений и кинофильмов, – то роль лисовчиков чем-то схожа с ролью махновцев. В том числе и тем, что запорожские казаки прозвали своего лихого атамана «батькой».

Рембрандт. "Лисовчик"

«Батько» из Бреста

Автор бессмертного «Тараса Бульбы» слукавил, когда изобразил сечевиков заклятыми врагами ляхов с молока матери и до скончания века. Бывали и другие времена, когда запорожцы были верными слугами Его Королевской Милости, как тогда было принято говорить в Речи Посполитой, и сам Богдан Хмельницкий находился на королевской службе в качестве чигиринского сотника. На Руси их называли «черкасами» (существует версия о том, что ядро как запорожских, так и донских казаков составили черкасы – потомки черных булгар, а затем донских булгар-ясов), и не было врага более лютого при самозванцах у «москвы» (как они величали наших предков). Землепашцам, посадскому люду, смиренным инокам – всем доставалось на орехи от воинства Лисовского, на три четверти состоявшего из «черкас». Особенно охочи были лисовчики до беззащитных монастырских обителей, которые грабились ими нещадно.

Предводитель этого бесшабашного, не боявшегося ни Бога, ни черта воинства пан Александр Иосиф Лисовский-Янович родился около 1575 г. Он принадлежал к западнорусскому шляхетскому роду герба Еж. Современные белорусские националисты, при дефиците героев национального эпоса, записали Лисовского в число своих кумиров, а популярный новополоцкий бард Сержук Соколов-Воюш записал даже альбом «Песни лисовчика».

Подробными сведениями о жизни будущего «батьки» до его появления в Московском государстве автор почти не располагает. Известно лишь, что он родился на Виленщине, и что в конце XVI столетия его семья перебралась в Брест. Военная карьера Лисовского началась в войсках гетмана Яна Кароля Ходкевича, отряды которого действовали в Прибалтике. Известность гусару Лисовскому принесло его участие во внутреннем мятеже (рокоше) в пределах Польско-Литовского государства, случившемся в 1607 г. Шляхтичи-рокошане во главе с Зебжидовским выступили против реформаторской политики Сигизмунда III, нацеленной на централизацию власти и управления. За участие в рокоше ротмистр Лисовский был объявлен вне закона (заочно осужден на вечное изгнание и казнь в случае возвращения в отечество). И тогда прославленный наездник продолжил партизанскую войну… в другой стране. Его прибытие в Московию во главе небольшого отряда из запорожских казаков в 200 человек оказалось очень своевременным. Летом 1607 г. в Стародубе объявился человек без роду, без племени, вошедший в историю под именем Тушинского вора, а 10 октября под Тулой войсками Василия Шуйского был разгромлен «воровской» воевода Иван Болотников. Пока в столице Московского государства царила передышка от ужасов братоубийственной войны, Лисовскому удалось рекрутировать в свой отряд около полутысячи донских казаков в районе Орла. С этим сводным формированием он двинулся из Северской земли на север Рязанской и осадил Зарайск, который пал вследствие перехода на сторону лисовчиков городовых казаков и посадского населения. Под Зарайском Лисовский дал бой подступившим рязанцам во главе с воеводой князем Иваном Хованским и Захарием Ляпуновым и разбил их отряд. В Михайлове удачливому авантюристу удалось собрать под свои знамена остатки рассеявшихся болотниковцев. По непроверенным данным (у страха глаза всегда велики), теперь численность войск Лисовского составила тридцать тысяч человек. Так или иначе, но лисовчикам удалось взять даже такую мощную крепость, как Коломна. В это время отряды Лжедмитрия II разбили под Болховом царское войско во главе с братом царя Дмитрием Шуйским и князем Василием Голицыным и летом 1608 г., подойдя к Москве, создали укрепленный лагерь в селе Тушино.

Лисовский тоже двинулся из Коломны в направлении Москвы, но на полпути был остановлен одним из лучших царских воевод – князем Иваном Куракиным. Набранное во многом из случайных людей войско, больше напоминавшее шумную ватагу, не выдержало внезапного натиска, сбилось в кучу, сломав правильный строй, а затем разбежалось, побросав «огневой наряд» (артиллерию), захваченный в Коломне. Однако первая неудача не охладила пыла Лисовского, а только раззадорила его. С этого момента он не гнался больше за количеством, а обращал внимание на качество своего отряда, численность которого в разное время колебалась в среднем от двух-трех до пяти-шести тысяч всадников. Вооруженные саблями, луками, пиками и легким огнестрельным оружием, лисовчики отличались исключительной мобильностью. Они были способны совершать молниеносные рейды, преодолевать сотни верст, проводить умелую разведку, наносить стремительные удары и отступать с наименьшими потерями в безнадежной ситуации. Люди Лисовского не признавали обозов и добывали необходимое в бою. Все это позволяло им неоднократно разбивать превосходящие силы противника, штурмовать крепостные стены городов и хорошо укрепленные монастыри.

Воровской полковник

В сентябре 1608 г. лисовчики вместе с войском гетмана Яна Петра Сапеги двинулись из Тушина в сторону Троице-Сергиева монастыря. Своей главной базой Лисовский избрал Суздаль, где можно было укрыться за крепкими стенами Спасо-Ефимьевского монастыря, а Сапега положил глаз на Дмитров. Отсюда они наведывались в свои многочисленные таборы к Живоначальной Троице. Героическая оборона монастыря, основанного преподобным Сергием Радонежским, длилась 16 месяцев и в конце концов закончилась для осаждавших неудачей. Отсюда, из-под Троицы и из Суздаля, лисовчики совершали свои опустошительные набеги на соседние города. Один из эпизодов этой эпопеи, а именно захват Переславля-Залесского, был запечатлен в повести писателя-декабриста А.А. Бестужева-Марлинского «Изменник», напечатанной незадолго до восстания 1825 г. в издававшейся им вместе с К.Ф. Рылеевым «Полярной звезде».

Вот как представлял он себе лисовчиков: «Чудна и пестра была смесь народов, составлявших хоругвь Лисовского. Польская шляхта, своевольно наехавшая на Русь служить себе, без воли сейма и против воли короля. Они гордо похаживают, крутя усы и отбрасывая назад рукава своих кунтушей, клянясь и хвастая ежеминутно. Казаки косо поглядывают на союзников, лениво дымя трубками, и часто сабли их крестятся с польскими, хотя к их знаменам, для добычи и славы, привязали они переметную дружбу свою. Полудикие литовцы, приведенные панами на разбой и на убой, бесстрашно сидят или спят вокруг огней. Наконец изменники русские, иные из привычки к мятежу и бездомью, другие алкая корысти, третьи из надежды воротить грабежом у них отнятое передались к гультаям (по В.И. Далю: «человек праздный, шатун… охочий до гостьбы, пирушки, попоек». – Я.Л.) польским. Роскошь и бедность вместе разительно виделись в стане. Инде ходил часовой с заржавленным бердышом, в рубище, но в золоченом шишаке; другой в бархатном кафтане, но полубос; здесь поят коня серебряным ковшом, а там на дорогом скакуне лежит вместо седла циновка.

Отмечу в скобках, что сюжетная линия «Изменника» в чем-то перекликается с «Тарасом Бульбой». Здесь тоже речь идет о двух братьях, оказавшихся во враждебных станах, – князьях Владимире и Михаиле Ситцких (Сицких). И перед нами все те же запорожские казаки, хотя и в другую историческую эпоху.

Сделав выбор в пользу авантюры Лжедмитрия II, Лисовский был повышен в чинах, став тушинским полковником. Сначала он жестоко подавил попытку восстания в Суздале, затем в апреле 1609 г. гетман Сапега направил лисовчиков в карательную экспедицию для усмирения восставших замосковных городов с отрядом из трех тысяч казаков и нескольких пушек. На другой день вслед за ними выдвинулись еще несколько хоругвей (рот) «литвы». Каратели захватили Кострому, Галич, Соль Галицкую.

Лисовчики против сибирского «спецназа»

День 1 мая 6117 г. от сотворения мира оказался особенно примечателен. В этот день разразились важные бои за Кострому и Ярославль. Объединенным ратям северных ополчений удалось отбиться от посланного Сапегой в Ярославль полка Яна Микулинского с приданными ему казаками. Пан Микулинский сумел лишь разорить окрестности города, включая Николо-Сковородский монастырь в селе Меленки (местность, где век спустя была основана Ярославская большая мануфактура с ее знаменитыми ткацкими станками, которые Валентина Терешкова променяла на космические дали).

Одновременно с боями на подступах к Ярославлю, ниже по течению Волги, разгорелось сражение за Кострому. Но здесь инициатива, напротив, принадлежала ополченцам. Укрывшийся за мощными стенами Ипатьевского монастыря тушинский воевода Никита Вельяминов послал грамоту-отписку Сапеге, в которой сообщил о подходе в судах к монастырю костромских и галичских ополченцев, усиленных нижегородскими и сибирскими стрельцами: «… а у них, господине, воевода Давыд Жеребцов».

Не войско ли Лисовского изобразил С. Иванов на картине "Смутное время"?

Биография сыгравшего огромную роль в разгроме тушинцев Давыда Васильевича Жеребцова сегодня мало известна даже специалистам, не говоря о широкой аудитории. Его далеким предком был черниговский боярин Федор Бяконт, один из сыновей которого вошел в историю под именем митрополита Алексия Чудотворца. От Бяконта ведут свою родословную славные дворянские роды Игнатьевых и Жеребцовых. Давыд начинал службу на Волге – в Ржеве. О прочном положении его при Годунове свидетельствует не только увеличение поместного оклада, но и та деликатная миссия, которую он выполнял в качестве пристава к опальным Афанасию Нагому (дяде погибшего царевича Дмитрия) и к семье Федора Никитича Романова (впоследствии патриарха Филарета), в числе малолетних детей которого был, естественно, и будущий царь. Едва ли к Давыду Жеребцову благоволил Лжедмитрий I, но об этом история пока умалчивает. Впрочем, и Шуйский не торопился приблизить Жеребцова, отправив его воеводой в далекую Мангазею в низовьях Оби. Здесь Жеребцов зарекомендовал себя отменно: при нем там был срублен хорошо укрепленный кремль, а в 1607 г. на берегу Никольской протоки реки Турухан им было построено Туруханское зимовье, сыгравшее главную роль в освоении енисейского заполярья.

Летом 1608 г. Жеребцова сменил на воеводстве Нелединский-Мелецкий, а Давыд Васильевич выступил с мангазейскими стрельцами в поход, на помощь осажденной Москве. Подробности тысячеверстного «ледяного» похода гражданской войны XVII в. пока еще только подлежат детальному изучению. Но так же, как и осенью 1941-го, сибиряки появились в самый нужный момент. Судя по всему, по дороге Жеребцов оброс серьезными силами: С.М. Соловьев называет цифру сибирских стрельцов в 1200 человек (впрочем, этот вопрос еще требует уточнения), в одном строю с которыми действовали около 600 архангельских стрельцов. Они неожиданно для тушинцев появились под Галичем со стороны Вологды, а затем у стен Ипатьевского монастыря, где им впервые пришлось столкнуться с лисовчиками, подошедшими со стороны Ярославля.

«Батько» Лисовский занял позиции напротив Костромы – на Нагорной стороне в Селище, а ободренные его приходом тушинцы начали осуществлять боевые вылазки из монастыря. Тогда Жеребцов решил нанести упреждающий удар: воспользовавшись наличием у него судов, он высадил десант и «велел по воровским таборам стреляти из наряду», как тогда именовалась артиллерия. В итоге помятый Лисовский начал спешный отход на Кинешму…

Тем временем Жеребцов пришел в «сход» к Михаилу Скопину-Шуйскому в Троицкий Калязин монастырь (современный небольшой городок в Тверской области). «Герой-юноша», как его именовал Н.М. Карамзин, 23-летний Скопин-Шуйский очистил к тому времени от тушинцев пространство от Великого Новгорода до Твери и собирал теперь крепкую армию в Калязине. Монастырь был превращен в военный лагерь, прикрытый с правого берега Волги оборонительным острогом. Сюда со всех сторон стекались ополченцы и дворянские рати. Даже из осажденной Москвы прорвалась казачья «станица» воеводы Григория Валуева – непосредственного убийцы Лжедмитрия I. И тогда встревоженный гетман Сапега, вняв увещеваниям из Тушина, решительно двинулся навстречу Северному ополчению. Он встал лагерем на расстоянии одного перехода до Калязина и начал выдвигать отряды «крылатых» гусар на позиции напротив монастыря. На подмогу к нему из Суздаля примчались лисовчики. В Успеньев день началась кровавая сеча, в которой не последнюю роль сыграли союзные Скопину-Шуйскому шведские мушкетеры и сибирские стрельцы. Они не только отбили все атаки гусар, но и сами перешли в наступление, загнав часть сапежинцев в топкие берега реки Жабни. Лисовскому второй раз пришлось ретироваться от Жеребцова. Скопин-Шуйский по достоинству оценил вклад в успех общего дела сибирского «спецназа», вследствие чего именно Жеребцову и его людям была поручена еще одна серьезнейшая операция. Благодаря летописцу героической обороны Троице-Сергиева монастыря Авраамию Палицыну об этом подвиге Давыда Жеребцова широко известно. В темную и холодную октябрьскую ночь ему удалось почти невероятное – пробиться сквозь таборы осаждавших и прорваться через Красные ворота в монастырь. Эта блестящая «десантная» операция вдохнула новые силы в иссякнувшие ряды защитников обители преподобного Сергия. Жеребцов привел в монастырь до 900 «мужей избранных» и принял общее командование на себя. За свои многочисленные подвиги воевода был щедро одарен Василием Шуйским, получив в поместье из дворцовых земель село Шуморово и сельцо Поводнево с более чем 20 деревнями и другими угодьями в Ярославском уезде. Однако воспользоваться свалившимся на него богатством Жеребцову было не суждено…

Лисовский сводит счеты

Перенеся к концу октября 1609 г. свою ставку из Калязина в Александровскую слободу и соединившись здесь с войсками подошедшего на соединение из Владимира Федора Шереметева, Скопин-Шуйский посылал особые отряды для освобождения городов и осажденных монастырей (Троице-Сергиева, Иосифо-Волоцкого, Дмитрова, Ржева, Старицы). Но попытка, предпринятая Шереметевым и князем Борисом Лыковым выбить лисовчиков из Суздаля, окончилась неудачей. Лисовский понимал, что раньше или позже его заблокируют и принудят сдаться или прорываться с боем из его «берлоги». Он решил не дожидаться позорного конца и уйти подобру-поздорову, пока еще не поздно. Весной 1610 г. формирования Лисовского и отряд казачьего атамана Андрея Прусовецкого совершили «глубокий рейд по тылам правительственной армии» (по определению историка И. Тюменцева). Прежде всего головорезы-лисовчики захватили и разорили Ростов Великий, надругавшись над мощами преподобного Леонтия. Далее их путь лежал на Калязин, где и завершилась смертоносная «дуэль» с летальным исходом между двумя легендарными военачальниками. Как и почему Жеребцов оказался в монастыре Калязина во главе незначительного гарнизона, не превышавшего и сотни человек, в точности не известно. Возможно, он охранял там запасы оружия и провианта и организовать оборону монастыря просто не успел. 2 мая 1610 г. лисовчики ворвались в Калязин монастырь. Его гарнизон отчаянно сопротивлялся, но силы оказались неравными. Настоятель Левкий, воевода Давыд Жеребцов и все оставшиеся в живых защитники были преданы мученической смерти. Мощи преподобного Макария Калязинского были вынуты из серебряной раки и разбросаны по монастырскому пепелищу, а сама рака – вклад Бориса Годунова – изрублена на куски и увезена в качестве трофея.

Расправившись со своим давним противником, лисовчики безнаказанно двинулись дальше на северо-запад. На пути их оказался Кашин, ополчение из которого ушло со Скопиным-Шуйским. Именно об этом вторжении, скорее всего, сохранилось известие в истории Тверского края, принадлежащее перу его первого летописца Диомида Карманова, тверского нотариуса XVIII в.: «…набежав нечаянно, город взяли и жителей мучили неслыханными мучениями, а именно: людей ломали, вешали на деревьях, в рот насыпав пороху и, зажав оный, жгли на огне; а женскому полу прорезывая сосцы, вздергивали веревки и таким образом вешали; в тайные уды порох насыпав, зажигали и другие ужасные лютости производили, и при том, ограбив граждан и церкви, вышли».

Взять саму Тверь с ее хорошо укрепленным кремлем головорезам Лисовского было не под силу, но они, как смерч, погуляли по ее окрестностям. Далее они направились под Торопец и «приступили» к острогу, но были отбиты. Отсюда Лисовский и Прусавецкий двинули свои силы в район Великих Лук, а затем в псковские пригороды. Обосновавшись на Псковщине, базой для своей дислокации Лисовский избрал древнюю крепость Воронич, расположенную в непосредственной близости от будущего родового имения Пушкиных – сельца Михайловского. После дневных разбойничьих рейдов по окрестным землям Лисовский с наступлением ночи спешил к крепости и укрывался за высокими деревянными стенами с башнями и бойницами, стоявшими на мощном земляном валу. Через 215 лет после этих событий, работая над «Борисом Годуновым», А.С. Пушкин нередко заходил на это старое городище, на котором в то время еще стояла деревянная Георгиевская церковь (по соседству с семейным кладбищем Осиповых-Вындомских), а в траве с давних пор лежали каменные старинные ядра для пушек. Живейший интерес его к истории бывшей крепости Воронич своеобразно отразился в первоначальном названии драматического произведения «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве – летопись о многих мятежах и пр. писано бысть Алексашкою Пушкиным в лето 7333 на городище Ворониче».

Вскоре атаман Прусавецкий решил покинуть Лисовского. Но у него появились новые союзники в лице... псковичей. Непокорный Псков бунтовал уже давно, и привести его к покорности было поручено верным Шуйскому новгородцам и шведским наемникам. Тогда псковичи запросили помощи у лисовчиков. Лихой «батька» не только очистил псковский рубеж от «немецкой» угрозы, но и переманил на свою сторону 500 английских и 300 ирландских легионеров. Среди тех, кто неожиданно оказался в рядах лисовчиков, был поручик Георг Лермонт, перешедший впоследствии к Пожарскому и ставший родоначальником рода костромских дворян Лермонтовых.

Лисовский против Пожарского

Осенью 1615 г. Лисовскому пришлось скрестить оружие с освободителем Москвы князем Пожарским. В трех верстах от Орловского городища (на месте разрушенной древней крепости), у Царева брода, состоялась битва между войском под командованием князя Пожарского и лисовчиками. Разбив авангард царских войск и обратив в бегство передовой полк Степана Исленьева, Лисовский укрепился лагерем у деревни Гать. У Пожарского оставалось в резерве всего 600 воинов, окруженных со всех сторон лисовчиками, насчитывавшими до 2000 бойцов. В ответ на уговоры отступать к Болхову Пожарский, согласно «Новому летописцу», рек: «Помереть всем на сем месте!» – после чего перешел в наступление. Кровавый бой шел до позднего вечера. Не зная истинных сил Пожарского, Лисовский решил отступить по старой Кромской дороге. Из-под Орла, через Тулу, молниеносным броском он переместил своих людей в район Ржева, где стремительно ударил на обозы войска своего старого противника Шереметева, выступившего из Москвы в поход для оказания помощи Пскову от шведов. С реляцией об одержанной победе и с захваченными «языками» Лисовский послал своего ротмистра Синявского в Смоленск к гетману Ходкевичу, когда-то бывшему его первым командиром. Обрадованный Ходкевич в свою очередь отправил Лисовскому дары в виде роскошного аргамака. Но вышедший из крепости Белой Семен Яковлев с ратными людьми перехватил Синявского по дороге, и гетманский подарок был отослан в Москву царю Михаилу Федоровичу.

В конце концов фортуна начала изменять пану Лисовскому. Зимой 1616 г., выступив с базы своей дислокации под Вязьму с целью подготовки нового набега, он внезапно скончался, упав замертво с заезженного коня.

Лисовчики в Европе

После ухода из Московии отряды лисовчиков возглавил Валентин Рогавский. По договоренности Сигизмунда III с Фердинандом Австрийским, запросившим у поляков помощи против венгров и чехов, лисовчики в количестве 10 000 человек были отпущены на службу к императору. В походе они выбрали своим новым вождем Яроша Клечковского и разделились на несколько самостоятельных хоругвей (рот). В 1621 г. они участвовали в Хотинской битве, позже сражались в Венеции и Ломбардии. Последним известным делом была их победа над французами при Иври. После заграничных походов 1619–1623 гг. образ лисовчика на коне, с саблей на боку и «рушницею» за плечами, идущего в бой без обозов и палаток, стал необычайно популярен в польской литературе и живописи. Этот романтический образ из Польши перекочевал в другие страны и глубоко запал в сердце великого Рембрандта. Около 1655 г. им была написана картина «Лисовчик», известная также под названием «Польский всадник». Польские искусствоведы, исследовав картину, пришли к выводу, что она писалась с натуры, на что указывает исключительная точность передачи элементов костюма, вооружения, упряжи, породы лошади и даже манеры держаться в седле. Высказано также предположение, что живописцу позировал Симон-Кароль Огинский, родной прапрадед композитора Михаила-Клеофаса Огинского, поехавший в 1641 г. учиться в Голландию и женившийся там. В 1791 г. родной дядя композитора гетман Михаил-Казимир приобрел картину Рембрандта, послав ее затем в подарок последнему королю Речи Посполитой Станиславу-Августу Понятовскому вместе с шутливым письмом. «Сэр, посылаю Вашей Королевской Милости казака, – писал он, – которого Рембрандт посадил на коня. Съел этот конь во время пребывания у меня 420 немецких дукатов…» Сейчас эта картина находится в Собрании Фрика на углу Пятой авеню и 70-й улицы в Нью-Йорке – широко известном художественном музее европейских мастеров XIV–XIX вв.