ВЕЧЕР 

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно -
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.

1909

Автор картины  "Сады цветут"  Дмитрий  Лёвин

 

ИЮЛЬ

Художник  Дмитрий  Лёвин "В  деревне"

По дому бродит привиденье.
Весь день шаги над головой.
На чердаке мелькают тени.
По дому бродит домовой.

Везде болтается некстати,
Мешается во все дела,
В халате крадется к кровати,
Срывает скатерть со стола.

Ног у порога не обтерши,
Вбегает в вихре сквозняка
И с занавеской, как с танцоршей,
Взвивается до потолка.

Кто этот баловник-невежа
И этот призрак и двойник?
Да это наш жилец приезжий,
Наш летний дачник-отпускник.

На весь его недолгий роздых
Мы целый дом ему сдаем.
Июль с грозой, июльский воздух
Снял комнаты у нас внаем.

Июль, таскающий в одёже
Пух одуванчиков, лопух,
Июль, домой сквозь окна вхожий,
Всё громко говорящий вслух.

Степной нечесаный растрепа,
Пропахший липой и травой,
Ботвой и запахом укропа,
Июльский воздух луговой. 

Художник  Дмитьрий  Лёвин

СЕГОДНЯ  ДЕНЬ  РОЖДЕНИЯ  АННЫ  АХМАТОВОЙ.

 

Анна  Андреевна   родилась на Иванову ночь. В Ташкентской эвакуации она написала по этому поводу одно из самых замечательных своих стихотворений:

Какая есть. Желаю вам другую -
Получше. Больше счастьем не торгую,
Как шарлатаны и оптовики...
Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
Ко мне уже ползли такие ночи,
И я такие слышала звонки!

Не знатной путешественницей в кресле
Я выслушала каторжные песни,
А способом узнала их иным,
Пока вы мирно отдыхали в кресле,
С оказией ко мне летели вести,
Обратный адрес - Колыма, Нарым...

Над Азией - весенние туманы,
И красные до ужаса тюльпаны
Ковром заткали много сотен миль.
О, что мне делать с этой чистотою,
Что делать с неподкупностью простою?
О, что мне делать с этими людьми!

Мне зрительницей быть не удавалось,
И почему-то я всегда вклинялась
В запретнейшие зоны естества.
Целительница нежного недуга,
Чужих мужей вернейшая подруга
И многих - безутешная вдова.

Седой венец достался мне не даром,
И щёки, опалённые пожаром,
Уже людей пугают смуглотой.
Но близится конец моей гордыне,
Как той, другой - страдалице Марине, -
Придётся мне напиться пустотой.

И ты придёшь под чёрной епанчою,
С зеленоватой, страшною свечою,
И не откроешь предо мной лица...
Но мне не долго мучиться загадкой:
Чья там рука под белою перчаткой
И кто прислал ночного пришлеца?

23-24 июня 1942

Ташкент

Протянуты поздние нити минут,
Их все сосчитают и нам отдадут.
"Мы знаем, мы знаем начертанный круг" -
Ты так говорила, мой Ангел, мой Друг.
Судьбой назвала и сказала: "Смотри,
Вот только: от той до последней зари.
Пусть ходит, тревожит, колеблет ночник,
Твой бледный, твой серый, твой жалкий двойник.
Все нити в Одной Отдаленной Руке,
Все воды в одном голубом роднике,
И ты не поднимешь ни края завес,
Скрывающих ужас последних небес".
Я знаю, я помню, ты так мне велишь,
Но ты и сама эти ночи не спишь,
И вместе дрожим мы с тобой по ночам,
И слушаем сказки, и верим часам...
Мы знаем, мы знаем, подруга, поверь:
Отворится поздняя, древняя дверь,
И Ангел Высокий отворит гробы,
И больше не будет соблазна судьбы.

Александр  Блок

 

 

Пронизан солнцем лес насквозь.
Лучи стоят столбами пыли.
Отсюда, уверяют, лось
Выходит на дорог развилье.
B лесу молчанье, тишина,
Как будто жизнь в глухой лощине
Не солнцем заворожена,
А по совсем другой причине.
Действительно, невдалеке
Средь заросли стоит лосиха.
Пред ней деревья в столбняке.
Вот отчего в лесу так тихо.
Лосиха ест лесной подсед,
Хрустя обгладывает молодь.
Задевши за ее хребет,
Болтается на ветке желудь.
Иван-да-марья, зверобой,
Ромашка, иван-чай, татарник,
Опутанные ворожбой,
Глазеют, обступив кустарник.
Во всем лесу один ручей
В овраге, полном благозвучья,
Твердит то тише, то звончей
Про этот небывалый случай.
Звеня на всю лесную падь
И оглашая лесосеку,
Он что-то хочет рассказать
Почти словами человека.

БОРИС  ПАСТЕРНАК

 

ЧУТКАЯ  ДУША 

Сизо-дымчатый кот,
Равнодушно-ленивый скот,
Толстая муфта с глазами русалки,
Чинно и валко
Обошел всех, знакомых ему до ногтей,
Обычных гостей...
соблюдая старинный обычай
Кошачьих приличий,
Обнюхал все каблуки,
Гетры, штаны и носки,
Потерся о все знакомые ноги...
И вдруг, свернувши с дороги,
Клубком по стене -
Спираль волнистых движений, -
Повернулся ко мне
И прыгнул ко мне на колени.

Я подумал в припадке амбиции:
конечно, по интуиции
Животное это
во мне узнало поэта...
Кот понял, что я одинок,
Как кит в океане,
Что я засел в уголок,
Скрестив усталые длани,
Потому что мне тяжко...
Кот нежно ткнулся в рубашку -
Хвост заходил, как лоза, -
И взглянул мне с тоскою в глаза...
"О, друг мой! - склонясь над котом,
Шепнул я, краснея, -
Прости, что в душе я
Тебя обругал равнодушным скотом..."
Hо кот, повернувши свой стан,
вдруг мордой толкнулся в карман:
Там лежало полтавское сало в пакете.

Нет больше иллюзий на свете!

 

МАСКАРАД  В  ПАРКЕ

Луна освещает карнизы,
Блуждает по гребням реки...
Холодные руки маркизы
Так ароматны-легки

О принц! - улыбаясь, присела, -
В кадрили вы наш vis-a-vis¹"
И томно под маской бледнела
От жгучих предчувствий любви.

Вход скрыл серебрящий тополь
И низко спадающий хмель.
"Багдад или Константинополь
Я вам завоюю, ma belle!²"

"Как вы улыбаетесь редко,
Вас страшно, маркиза, обнять!"
Темно и прохладно в беседке.
"Ну что же! пойдем танцевать?"

Выходят. На вязах, на кленах
Цветные дрожат фонари,
Две дамы в одеждах зеленых
С монахами держат пари.

И бледный, с букетом азалий,
Их смехом встречает Пьеро:
"Мой принц! О, не вы ли сломали
На шляпе маркизы перо?"

6 ноября 1910
Киев

 

 

Меня влекут дороги Подмосковья...


Меня влекут дороги Подмосковья,
Как будто клад я закопала там,
Клад этот называется любовью,
И я его тебе сейчас отдам.
И в кронах лип столетняя дремота,
И Пушкин, Герцен. Что за имена!
Мы близки от такого поворота,
Где вся окрестность на века видна.
А та дорога, где Донской когда-то
Вел рать свою в немыслимый поход,
Где ветер помнит клики супостата
И клич победы на крылах несет
.............................

<20-23 августа > 1956

 

 

Венеция,  вид  с  площади  Сан-Марко 
Автор  Баулина Наталья.

 

Резные фасады, узорные зданья
На алом пожаре закатного стана
Печальны и строги, как фрески Орканья, —
Горят перламутром в отливах тумана...

Устало мерцают в отливах тумана
Далеких лагун огневые сверканья...
Вечернее солнце, как алая рана...
На всем бесконечная грусть увяданья.

О пышность паденья, о грусть увяданья!
Шелков Веронеза закатная Кана,
Парчи Тинторето... и в тучах мерцанья
Осенних и медных тонов Тициана...

Как осенью листья с картин Тициана
Цветы облетают... Последнюю дань я
Несу облетевшим страницам романа,
В каналах следя отраженные зданья...

Венеции скорбной узорные зданья
Горят перламутром в отливах тумана.
На всем бесконечная грусть увяданья
Осенних и медных тонов Тициана.

Максимилиан Волошин

 

 

 

ВЕДЬ  ТЕПЕРЬ  ЕЩЕ  ОСЕНЬ... 

О,  моя дорогая!  ведь  теперь  еще  осень,  ведь
                              теперь еще осень...
А увидеться  с  вами  я мечтаю весною,  бирюзовой
                                        весною...
Что ответить мне сердцу, безутешному сердцу, если
                            сердце вдруг спросит,
Если сердце простонет:  "Грезишь  мраком зеленым?
                          грезишь глушью лесною?"

До весны  мы  в  разлуке.  Повидаться  не  можем.
                           Повидаться нельзя нам.
Разве только случайно.  Разве  только  в  театре.
                         Разве только в концерте.
Да  и  то  бессловесно.  Да и то беспоклонно.  Но
                                  зато - осиянным
И брильянтовым взором обменяться успеем...- как и
                             словом в конверте...

Вы всегда под охраной. Вы всегда под надзором. Вы
                               всегда под опекой.
Это все для ребенка... Это все для ребенка... Это
                               все для ребенка...
Я в вас вижу подругу.  Я в вас женщину вижу. Вижу
                                  в вас человека.
И мне дорог ваш крестик, как и ваша слезинка, как
                                  и ваша гребенка...

 

ИЗ  ЗАПИСНЫХ  КНИЖЕК

 

Как странно перебирать старые бумаги, перелистывать страницы, которые жили — и погасли для тебя, их написавшего. Они дороги и чужды, как лепестки подаренных увядших цветов, как письма женщин, в которых ты пробудил непонятность, что зовётся любовью, как выцветшие портреты
отошедших людей. Вот я смотрю на них, и многое в этом старом удивляет меня новизной. В свете мгновений я создавал эти слова. Мгновенья всегда единственны. Они слагались в свою музыку, и я был их частью, когда они звенели. Они отзвенели и навеки унесли с собою свою тайну. И я другой, мне перестало быть понятным то, что было так ярко-постижимо, когда я был их созвучной и покорной их частью, их соучастником. Я другой, я один, мне осталось лишь несколько золотых песчинок из сверкающего потока времени, несколько страстных рубинов, и несколько горячих испанских гвоздик, и несколько красных мировых роз.
Я живу слишком быстрой жизнью и не знаю никого, кто так любил  бы  мгновения, как я.  Я иду, я иду, я ухожу, я меняю и изменяюсь сам. Я отдаюсь мгновенью, и оно мне снова и снова открывает свежие   поляны. И вечно цветут мне новые цветы.

 

 

МНЕ  ЖАЛКО,  ЧТО  ТЕПЕРЬ  ЗИМА...

 

Мне жалко, что теперь зима
И комаров не слышно в доме
Но ты напомнила сама
0 легкомысленной соломе.

Стрекозы вьются в синеве,
И ласточкой кружится мода,
Корзиночка на голове
Или напыщенная ода?

Советовать я не берусь,
И бесполезны отговорки,
Но взбитых сливок вечен вкус
И запах апельсинной корки.

Ты все толкуешь наобум,
От этого ничуть не хуже,
Что делать, самый нежный ум
Весь помещается снаружи.

И ты пытаешься желток
Взбивать рассерженною ложкой.
Он побелел, он изнемог,
И все-таки еще немножко.

И право, не твоя вина,
Зачем оценки и изнанки?
Ты как нарочно создана
Для комедийной перебранки.

В тебе все дразнит, все поет,
Как итальянская рулада.
И маленький вишневый рот
Сухого просит винограда.

Так не старайся быть умней,
В тебе все прихоть, все минута.
И тень от шапочки твоей —
Венецианская баута.

 

ДУША  ГРУСТИТ  О  НЕБЕСАХ ...

Душа грустит о небесах
Она нездешних нив жилица
Люблю, когда на деревах
Огонь зеленый шевелится

То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной

Понятен мне земли глагол,
Но не стряхну я муку эту,
Как отрозивших в водах дол
Вдруг в небе ставшую комету

Так кони не стряхнут хвостами
В хребты их пьющую луну...
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья в глубину.
 

ХУДОЖНИК   АЛЕКСАНДР  ЯМПОЛЬ. "ВИД  НА  НИКОЛЬСКИЙ  СКИТ. ДЕНЬ".

Мы встретились случайно, на углу.
Я быстро шел — и вдруг как свет зарницы
Вечернюю прорезал полумглу
Сквозь черные лучистые ресницы.

На ней был креп,— прозрачный легкий газ
Весенний ветер взвеял на мгновенье,
Но на лице и в ярком свете глаз
Я уловил былое оживленье.

И ласково кивнула мне она,
Слегка лицо от ветра наклонила
И скрылась за углом... Была весна...
Она меня простила — и забыла.

ИВАН БУНИН

Снежная мгла взвилась.
Легли сугробы кругом.

Да. Я с тобой незнаком.
Ты — стихов моих пленная вязь.

И, тайно сплетая вязь,
Нити снежные тку и плету.

Ты не первая мне предалась
На темном мосту.

Здесь — электрический свет.
Там — пустота морей,
И скована льдами злая вода.

Я не открою тебе дверей.
Нет.
Никогда.

И снежные брызги влача за собой,
Мы летим в миллионы бездн...
Ты смотришь всё той же пленной душой
В купол всё тот же — звездный...

И смотришь в печали,
И снег синей...

Темные дали,
И блистательный бег саней...

И когда со мной встречаются
Неизбежные глаза,—

Глуби снежные вскрываются,
Приближаются уста...

Вышина. Глубина. Снеговая тишь.
И ты молчишь.

И в душе твоей безнадежной
Та же легкая, пленная грусть.

О, стихи зимы среброснежной!
Я читаю вас наизусть...

Александр Блок

ИГОРЬ-СЕВЕРЯНИН

Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто,

Фокстрот, кинематограф и лото —
Вот, вот куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая,
Как день весны. Но это знает кто?

Благословляя мир, проклятье войнам
Он шлет в стихе, признания достойном,
Слегка скорбя, подчас слегка шутя

Над вечно первенствующей планетой...
Он — в каждой песне, им от сердца спетой,
Иронизирующее дитя.

1926

ЧЕХОВ

Не знаю, как для англичан и чехов,
Но он отнюдь для русских не смешон,
Сверкающий, как искристый крюшон,
Печальным юмором серьезный Чехов.

Провинциалки, к цели не доехав,
Прощались с грезой. Смех их притушен.
И сквозь улыбку мукою прожжен
Удел людей разнообразных цехов.

Как и тогда, как много лет назад,
Благоухает наш вишневый сад,
Где чувства стали жертвой мелких чувствец...

Как подтвержденье жизненности тем —
Тем пошлости — доставлен был меж тем
Прах Чехова в вагоне из-под устриц...

1925

УАЙЛЬД

Его душа — заплеванный Грааль,
Его уста — орозненная язва...
Так: ядосмех сменяля скорби спазма,
Без слез рыдал иронящий Уайльд.

У знатных дам, смакуя Ривезальд,
Он ощущал, как едкая миазма
Щекочет мозг, — щемящего сарказма
Змея ползла в сигарную вуаль...

Вселенец, заключенный в смокинг денди,
Он тропик перенес на вечный ледник, —
И солнечна была его тоска!

Палач-эстет и фанатичный патер,
По лабиринту шхер к морям фарватер,
За Красоту покаранный Оскар.


С-Петербург
1911 (ассо-сонет)