...Мама, какой он наглый, до губ прокушенных невозможный,
До туго натянутой венки височной - сложный
Как кислород под водой, истерично нужный,
Огромный и неотложный...

Как мне вместить это все в мое тельце, мама?
Оно больше меня. Из оконной рамы
В его доме сегодня я видела панорамно
Как сремительно перерастает любой масштаб
До сих пор нетроганная моя
крохотная душа.
Потому что теперь ее самая тихая глубина
Оживает и мечется, так, что нельзя дышать –
Это глупо, но как мне легкими управлять,
Когда он улыбается, мне согревая там все. До дна.

Знаешь, ведь от него у кого-то родится сын –
Это будет самый красивый на свете мальчик, клянусь.
Только если об этом подумать, мама, то я свихнусь
Потому что во мне очень громко идут часы
Отмеряя фатальное: десять, девять. мам, я боюсь
Мам, мне страшно, я снова маленькая такая:
Мне четыре, ты плачешь. зачем? Я не понимаю.
Мне пятнадцать, и я не верю, что разберусь.
Или даже тринадцать – я некрасивая и стесняюсь.
И уже с девяти ненавижу, когда мне врут.
Я настолько маленькая, что рыдаю
Прямо на эскалаторе, в шумном и темном метро.
Он не видит, наверное, как мне обжег нутро
И не чувствует, как я за час без него замерзаю.

Если в двух словах: посмотри, он в меня врастает.
А я корчусь от боли, отчетливо представляя,
Как потом его вырвут и заберут.
А еще я знаю.
Что таких, как я, в это долгое плавание не берут...