- Как это еврей?- не унимался я
- Манйэ ингэлэ - отвтетил дедушка - Так это. Ты конечно можешь слушать за ту ерунду, что тебе говорит твой папа, который мой сын, но я тебе так скажу, не то, чтобы было лучше, если бы ты родился в семье приемщика стеклотары дяди Феди, который русский, как белая береза, но тебе было бы немножко спокойнее. 

Я давно подозревал, что семья у меня не совсем такая, как у всех. Во-первых, мои бабушка и дедушка говорили на непонятном языке. У других детей такого не было. Бабушки и дедушки других детей говорили почти по-русски, а у некоторых даже с "ходысюды", "пойду пошукаю" и "Витя, падлюка, кажу бате ён те пизды дасть".

Некоторые слова, которые говорили мои бабушка и дедушка я даже улавливал на слух и научился понимать. Например, "дрек" я точно знал, что это говно. Или "поц" что такое тоже знал. Как и "шлимазл" и "азохен вэй". Дедушке нравилось, когда я выпучив и без того выпученные глаза, становясь похожим на лемура, больного базедовой болезнью, выпаливал: "татэ майнэ таэре, ахи эсдерен копф!". Тогда он смеялся и кричал бабушке на кухню:
- Циля! Циля! Ты слышишь этого шейгеца? Налей ему компотика!

Так вот, я давно подозревал, что с моей семьей что-то не так. Пару раз во дворе пацаны называли меня жидом. Но у нас слово это означало еще и "жадина". Я удивлялся, какой же я жадина? И лез в драку. Причем слово жид, как мне казалось, да и кажется сейчас тоже, не такое обидное, как жиденок. В слове жиденок, как и в слове "мужчинка", которое любят использовать некоторые дамы, есть что-то уничижительное и унижающее.

Но дело не в этом. Просто наступил тот день, когда я себя самоидентифецировал. Папа мне объяснил что, мы евреи, и что это хорошо. Собственно я и не спорил. Потому что папа у меня хороший, мама у меня красивая, значит и евреем быть не так уж и плохо. Ну, придется, когда стану дедушкой, говорить на непонятном языке, так я уже кое-что даже выучил. Кишен тухес, например.

Поэтом слова дедушки я воспринял с удивлением:
- Но почему, дедушка? Мне этот дядя Федя даже и не нравится совсем, у него усы, как у Гитлера, и он всегда пьяный.
- Понимаешь, ингэлэ, я не говорю, что евреем быть плохо. Таки евреем быть хорошо. У нас есть Ротшильд, который прекрасно живет сразу за всех нас, у нас есть синагога, у нас есть гифелтефиш. Так вот гефелтифиш, я тебе скажу, чтоб ты мне был здоров, уже стоит того, чтобы его кушать и быть евреем. Но есть одна вещь, ингэлэ, которая делает нам кадухес на всю голову и немножко портит нам жизнь. 

Я виноват перед тобой, ингэлэ, что родил твоего папу, который твой сын в этой стране. А он родил тебя, который мой внук, там же. Нет, нет, я одобряю политику КПСС и люблю товарища Брежнева, как родного. И товарища Сталина, который хорошо, что умер, но и ему дай Бог здоровья, я тоже любил. И даже потерял глаз и другое здоровье на войне. Но если тебе интересно, я тебе расскажу. 

Когда в этой стране таки все хорошо и мирный атом, то тебе говорят: ты еврей, сиди и не лезь. И евреи, таки сидят и не лезут. А зачем им лезть, если им так говорят? Мы и делаем то, что нам говорят. Но когда в этой стране случается цорес, война, засуха или прочий Днепрогэсс, то евреям говорят вставайте и идите воюйте, пашите и желательно сдохните за общее дело, вы же советские люди. Уж лучше вы сдохните, чем нормальные люди. И евреи встают и делают, что им говорят. Нет, не то, чтобы я жалуюсь, я просто говорю тебе, ингэлэ, почему. Ты же спросил почему, я и говорю почему. 

- Но почему так происходит? Евреев не любят?
- Почему не любят, ингэлэ? Меня всегда любили. Так и говорили: Зэлик, ты хоть и еврей, но вполне нормальный. Понимаешь? Вполне нормальный. Вот им только жаль, что еврей. А то был бы не вполне нормальным, а просто нормальным. А так любят, конечно.
- Ничего не понимаю, деда. Так любят или нет?
- Ай, ингэлэ, я тебя прошу, не делай мне беременную голову. Теб мало, что мы тебя любим? Тебе надо, чтобы тебя любил еще и дядя Федя, приемщик стеклотары? Циля! Циля! Налей этому шейгецу компотика!

Автор: Александр Гутин,