А Патап Максимыч любил на досуге душеспасительных книг почитать, и куда как любо было сердцу его родительскому перечитывать «Златоструи» и другие сказания, с золотом и киноварью переписанные руками дочерей-мастериц. Какие «заставки» рисовала Настя в зачале «Цветников», какие «финики» по бокам золотом выводила — любо-дорого посмотреть!

П. И. Мельников. «В лесах».

Исстари купеческие городки и села Верхнего и Среднего Поволжья славились своими многочисленными ремеслами. Здесь и окутанный тайнами сказочный Городец, и загадочный, сокрытый в лесной чаще Семенов, и дышащий стариной Хвалынск, и многие другие старообрядческие анклавы, живописно раскинувшиеся вдоль брега великой русской реки: Горбатов, Балахна, Вольск, Балаково... Среди местных ремесел одно из первостепенных значений всегда занимало искусство переписки и оформления сакральных книг. Населявшие эти края трудолюбивые крестьяне, сметливые купцы, набожные иноки и инокини оставили нам колоссальное по объему и разнообразию книжно-рукописное наследие, многие образцы которого и сегодня пленяют нас своей красотой, оригинальностью и мастерством исполнения.

Подзаголовок «Праздников». Среднее Поволжье. 1910-е гг.

С конца XVII столетия основными центрами создания и оформления манускриптов в данном регионе были старообрядческие скиты, расположенные по реке Керженец, а позже — также по рекам Иргиз и Черемшан.     

Керженские скиты (ныне в Семеновском районе Нижегородской области) явились одним из крупнейших центров поповского старообрядчества. Именно здесь, в манящих лесных далях Заволжья, в сокрытых от непосвященных потаенных кельях, разворачивались основные события романтической дилогии П. И. Мельникова «В лесах» и «На горах». К концу XVIII в. по реке Керженец насчитывалось более 50 старообрядческих скитов с суммарным населением порядка 8000 человек. Первым из них был основанный еще в XV столетии иноками Желтоводского монастыря Оленевский скит (ныне деревня Большое Оленево). Другим древним скитом, возникшим еще до раскола, являлся беспоповский Корельский скит — у его истоков стояла родственница митрополита Филиппа (Колычева) Анфиса Колычева, сосланная сюда по повелению Иоанна Грозного. Позже были основаны Старый Шарпан, скит Семь дев и Комаровский скит — наиболее известный и крупный из них. В XVIII–XIX вв. возникли Гордеевский, Благовещенский и некоторые другие скиты.

Расцвет Керженца связан с Высочайшим Манифестом Екатерины II от 4 декабря 1762 г., призывавшего всех подданных императрицы, некогда бежавших за пределы России, к возвращению на родину, обещая государевы «щедроты» и «благоденствие»: после издания Манифеста на Керженец переселилось значительное число старообрядцев, ранее обосновавшихся в Речи Посполитой. В конце 40-х — первой половине 50-х гг. XIX в., при Николае I, многие из Керженских скитов были закрыты, однако фактически скиты функционировали вплоть до конца 20-х гг. XX-го века, когда были расселены коммунистами: в 90-х гг. прошлого столетия еще встречались старушки, обучавшиеся здесь азам чтения, каллиграфии и пения. Сегодня от Керженских скитов остались, главным образом, лишь скитские кладбища, эпизодически посещаемые паломниками...

Другим значительным очагом поволжской книжно-рукописной традиции были возникшие в 60-х–70-х гг. XVIII столетия скиты по реке Иргиз (сегодня в Саратовской области). Предприимчивость насельников, экономические выгоды, предоставленные екатерининским Манифестом, а также покровительство последующих императоров — Павла Петровича и Александра Павловича, превратили Иргиз в богатейшую старообрядческую обитель своего времени, чье финансово-хозяйственное состояние могло сравниться лишь с аналогичными показателями крупных синодальных монастырей. «На Иргизе, — пишет И. В. Полозова, — в конце XVIII — первой половине XIX вв. происходит процесс формирования своей рукописной школы, которая не только снабжала монастыри и окрестные села певческими книгами, но и обучала мастерству создания книг насельников и учеников. Последние, выйдя из монастырей, продолжали переписывать книги, сохраняя иргизские традиции книгописания» [1]. В 1828–1841 гг. Иргизские скиты были частью закрыты, а частью преобразованы в единоверческие. Хотя традиция скитского книгописания продолжала существовать и в условиях единоверия, однако качество иргизских рукописей значительно снизилось.  

Инициал «Д». «Праздники». Среднее Поволжье. 1910-е гг.

В середине XIX в. вблизи города Хвалынска Саратовской губернии возникает новый центр поволжского книгописания — Черемшанские скиты. Именно сюда перебрались многие обитатели ранее закрытых скитов по реке Иргиз. С 80-х гг. XIX столетия духовным и экономическим центром Черемшана становится Верхне-Успенский (Серапионов) мужской монастырь, значительно разросшийся и преобразившийся после Манифеста «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г. В 1918 г. монастырь был разорен чекистами. К началу 30-х гг. перестала существовать и постепенно угасавшая женская Введенская обитель.

Подзаголовок «Праздников». Среднее Поволжье. 1910-е гг.

Помимо скитских жителей, перепиской книг занималась значительная часть обычных крестьян, отчасти мещан и представителей купеческого сословия, многие из которых прошли через скитские школы, обучались у различных начетчиц, «мастериц» или получили азы грамотности непосредственно от родителей. В данной связи уместно вспомнить описанную в романе П. И. Мельникова (1875) практику обучения славянской каллиграфии дочерей поволжских купцов, для которых местные скиты являлись своего рода аналогом дворянских пансионов. Так, дочери одного из главных героев произведения, купца-тысячника Патапа Максимыча, в образе которого автор запечатлел известного нижегородского предпринимателя П. Е. Бугрова (1785–1859), «гостили» в скиту «без мала пять годов, <…> выучились уставом писать и <…> немало “цветников”, да “сборников” переписали и перед великим праздником посылали их родителям в подаренье» [2].

Инициал «В». «Праздники». Среднее Поволжье. 1910-е гг.

Книжно-рукописная традиция Иргизских и Черемшанских скитов была весьма эклектичной, но в целом опиралась на произведения Выга и Гуслиц, особенно последних. Иргизские манускрипты характеризуются яркостью и богатством красок, светлым колоритом. От соответствующих гуслицких аналогов их отличает большее цветовое разнообразие, применение золота и серебра.

Инициалы певческих книг в начале разделов, как правило, многоцветные, во весь лист, сочетают в себе элементы растительного и геометрического происхождения. Встречаются и монохромные, киноварные инициалы, однако и они заключают в себе многочисленные художественные элементы: вьющиеся стебли, травы, бутоны, листья, фантастические цветы. Характер написания иргизских инициалов развивает традиции Ветки. Местный полуустав более всего напоминает поздний выговский. Довольно часто буквицы украшались виньетками. Что касается орнамента, то в некоторых работах он даже еще более сложен и торжественен, чем выговский.

Инициал «Г». «Ирмосы». Среднее Поволжье. Кон. XIX в.

Не уступает выговскому и мастерство исполнения миниатюр, с их тонкими линиями штрихов и тщательностью прорисовки мелких деталей. Произведения иргизских каллиграфов и миниатюристов вообще отличаются чрезвычайно высоким качеством, которое характерно как для материала (плотная бумага и практически невыцветающие чернила), так и для письма. Кроме того, иргизские книги имеют добротный прочный переплет. Впрочем, встречаются и весьма посредственные рукописи, но, как правило, это уже не монастырская, а более поздняя, крестьянская продукция.

Черемшанские манускрипты по своим художественным характеристикам уступают иргизским. Качество их материалов также более низкое. Обычно они написаны на желтоватой бумаге (иргизские, как правило, — на серо-голубой). Их письмо более крупно, нежели у иргизских, а оформление на порядок скромнее. Черемшанская традиция ближе уже не столько к иргизской, сколько к гуслицкой. 

Инициал «П». «Праздники». Среднее Поволжье. 1910-е гг.

Уровень профессионализма и качества работ поволжских каллиграфов постепенно падает с середины XIX столетия — времени перехода скитской книгописной традиции в крестьянские дома. Украшения начинают носить более примитивный характер, возрастают неряшливость почерка и небрежность в оформлении, а цветовая палитра подчас ограничивается лишь тушью и киноварью — более того, нередко тушь с киноварью стали и вовсе заменять синими (также фиолетовыми или коричневыми) и розовыми чернилами соответственно. Симптоматично, что один из неискушенных в каллиграфическом мастерстве крестьян, переписчик «Праздников», словно оправдываясь за свою посредственную в эстетическом отношении работу, даже сделал следующую приписку: «Пишу нероман а сущу правду» [3]. Впрочем, несмотря на общий упадок, данный период не лишен и ряда интересных творческих находок: например, в селе Самодуровке (ныне Белогорное) складывается оригинальный стиль украшения инициалов фиолетовыми точками [4].

Из переписчиков Нижегородской губернии XVIII в. отметим Ивана Орехова; XIX — начала XX в. — Павла Петрова; Ивана Ивановича Комарова; Петра Аверьяновича Смирнова; Лазаря Васильевича Соколова; Максима Григорьева из деревни Наумово; Сергея Ульяновича Данилова из деревни Мордвинка; Василиса Матвеевича Новикова (ум. 1935) из деревни Большие Зеленые Луга; а также Максима Осиповича Прянишникова, Василия Клементьевича Лебедева (1859–1928) и, конечно, Ивана Гавриловича Блинова (1872–1844) из села Городца.

Фрагмент миниатюрных Святцев работы Ивана Орехова. Верхнее Поволжье. 1757 г.

Фрагмент миниатюрных Святцев работы Ивана Орехова. Верхнее Поволжье. 1757 г.

На Иргизе во второй половине XVIII — начале XIX столетия творили иноки Паисий и Антоний из Нижне-Воскресенского монастыря; иеромонахи Арсений и Трефилий, иноки Филарет и Исаакий Донской (ум. 1818), послушники Авраамий Авраамьев и Егор Андреев из Спасо-Преображенского монастыря. В Черемшанских скитах «списанием книг» занимались некто К. А. Петрухин (ум. 1907), также владевший мастерством переплетчика, и схимник Паисий (Мироношин, ум. 1911). Что касается «мирских» переписчиков-уроженцев Среднего Поволжья XIX — начала XX в., то до нас дошли следующие имена: самарец Георгий Андреевич Вяткин; саратовцы Федот Григорьевич Долгов, Урван Пигасович Золотарев, и Лев Феоктистович Пичугин (1859–1912); уроженец Хвалынска Семен Михайлов; Павел Склеменов (ум. 1879) из села Баланда; Клементий Иванович Чекушин (ум. 1919) из деревни Мосты; Елисей Артемьевич Лякин из села Самодуровки, Ларион Корнилов и Георгий Фомичев из села Сосновой Мазы; Василий Осокин из Труевой Мазы; Степан Иванович Кащеев из села Чунак. В середине XX столетия созданием манускриптов занимались Роман Клочков из Самодуровки и Ермил Погорелов.

Фрагмент миниатюрных Святцев работы Ивана Орехова. Верхнее Поволжье. 1757 г.

Выходная запись миниатюрных Святцев работы Ивана Орехова. Верхнее Поволжье. 1757 г.

Значительный интерес представляет рукописное наследие уроженки Саратовской губернии старообрядки-спасовки Анны Николаевны Путиной (ок. 1918–1990) [5]. «Изограф-самоучка» (как она сама себя называла), Путина всю жизнь занималась написанием и безвозмездной реставрацией икон, принципиально отказываясь от какой-либо работы, связанной с советскими государственными структурами, — кормилась яблоневым садом. Анна Николаевна вела активную переписку с единоверцами: среди ее писем есть лицевые, а сами тексты насыщены надстрочными знаками, как в виде традиционной христианской символики, так и различной эмблематики XX в., трактуемой в эсхатологическом ключе.

Несмотря на то, что живая книгописная традиция в вышеозначенных местах уже давно практически не существует, сегодня Верхнее и Среднее Поволжье остается, пожалуй, одним из немногих регионов, в котором археографические разыскания еще могут иметь некоторую перспективу.