* * *

Ребенком я, не зная страху,
Хоть вечер был и шла метель,
Блуждал в лесу, и встретил пряху,
И полюбил ее кудель.

И было мне так сладко в детстве
Следить мелькающую нить,
И много странных соответствий
С мечтами в красках находить.

То нить казалась белой, чистой;
То вдруг, под медленной луной,
Блистала тканью серебристой;
Потом слилась со мглой ночной.

Я, наконец, на третьей страже.
Восток означился, горя,
И обагрила нити пряжи
Кровавым отблеском заря!

Валерий БРЮСОВ, 21 октября 1900




Великолепный Брюсов в зачине своего творчества великой эпохи символизма. Я мало в последнее время выставляю его тут, оттого что пришёл к нам с ним очередной праздник переосмысления. Читаю его много и запоем, но коментировать пока нет никакого желания: он вдруг из чисто эстетических размышлений о своей роли в среде символа явился чудным высверком кристальной чистоты этого стиля, на волшебные блики которого любоваться - несравненное наслаждение! Как будто он задался целью принести в этот мир символ в его первозданной свежести, слегка холодноватый, но безмерно прекрасный среди своих анимаций потаённых смыслов мира совершенством неразгаданной загадки, сказочные грани которой являют тебе волшебные образы всю твою сознательную жизнь новизной и красотой совершенства. Такие они - "серебряные"...

ЖЕНЩИНЕ

Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.

Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.

Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!

Валерий БРЮСОВ

Брюсов был всеяден и плодовит, может оттого было дана ему формальная карта возглавить корневую основу всего отечественного поэтического ренессанса, которую я называю "Серебряные россыпи", а сами отцы-основатели попроще: символисты. Я не буду тут даже и обсуждать другие веточки: они были и слабее и недолговечнее, скудно представлены, тогда как собственно символизм по моему глубокому убеждению закончился только на Ахматовой и Заболоцком, титанах, которых и равнять с прочим поэтическим сословием коекакеров просто неловко. Брюсов не поражал на фоне магов Бальмонта и Волошина не потому, что был много слабее, а оттого, что эти титаны были чудовищно плодовиты и разносторонни, как, впрочем, и сам Брюсов. Разве что Валерий был на их фоне чуть менее разнообразным, да куда ж было угнаться за знавшим языки полумира Бальмонтом и гигантом-энциклопедистом Волошиным. Однако каждый мог и готов был потрясти, как и Брюсов предлагаемым здесь и сейчас шедевром, ни повторить смысл или изменить хоть букву которого было немыслимо! Оттого так сказочно хорошо с ними и только общепринятое название у бездарей не даёт назвать эту великую плеяду золотыми. Без всяких ковычек!

СОНЕТ К ФОРМЕ

Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе.

Так образы изменчивых фантазий,
Бегущие, как в небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершенной фразе.

И я хочу, чтоб все мои мечты,
Дошедшие до слова и до света,
Нашли себе желанные черты.

Пускай мой друг, разрезав том поэта,
Упьется в нем и стройностью сонета,
И буквами спокойной красоты!

Валерий БРЮСОВ

Сонет, сегодня царит сонет! Воскресение Господне пришло и ошеломило как всегда, жизнь моя обретает смысл именно сейчас, после очередной смерти. Много в ней исключительно по новому открылось для меня радениями друзей, феи и Волшебника, в новом свете, который я не всегда видел только в напряжении боя воина-одиночки, упрямо не принимавшего помощь в отрешении ведения и постижения нового Слова и Света, даденного мне по благости Твастыря.
"Дошедшие до слова и до света"...А ведь именно для нас с вами в сей миг пел из своего далека Брюсов, как божественную гармонию имел в виду он нашу тянущуюся к Свету душу, именно ей посвящал своё точёное творение: ей и Богу. Вот уж и Светлое Воскресение: всё крепче дух любви и звонче молитва отзывается в душе ... Слово и Свет!

Любовь обладает потрясающе огромной магической властью над людьми. Это чувство вызывает безумный шквал эмоций: радость, страдание, ревность, сомнение, надежду. Давно замечено, что влюбленный подобен безумцу. К Брюсову, о ком настойчиво тянет меня за мезинец моя "серебряная" любовь написать хоть маленькое эссе, это относится в меньшей, чем к тому же Бальмонту, степени, хотя в лирике Валерия Брюсова любовь доведена до уровня трагедии, она болезненна, всепоглощающа. Страсть его граничит с геройством, которое является расплатой за проявление чувств. Любовь — лишь миг, в который вложено немыслимое количество оттенков мастера потаённых смыслов этого великого чувства. Это мгновение коротко, а на горизонте уже маячит «темная завеса безвестных дней».
Часто у него путь влюбленных прегражден множеством препятствий, которые разъединяют их навечно. В качестве утешения за тайную или неразделенную любовь им остаются лишь мечты. Однако именно в этих мечтаниях и заключен «родник красоты». В стихах о любви Брюсова лирический герой активен, он буквально бурлит сильнейшей страстью. Лишь в поздний период творчества Брюсова его герою удается одержать верх над силой страсти. А вот живого, осязаемого образа любимой он не дает, ворожит, прячет его за арабесками символов и серебряной паутинкой вязи волшебных образов. Она не выражает никаких чувств, эмоций, он не дает ей говорить. Его лирический герой подобен менестрелю и напротив бурно изливает свои сердечные переживания. Брюсов в стихах о любви представляет всю многооттеночность любовной страсти.

Да, можно любить, ненавидя,
Любить с омраченной душой,
С последним проклятием видя
Последнее счастье - в одной!

Стихи о любви Брюсова собраны в особые циклы — «Еще сказка», «Баллады», «Элегии», «Эрот, непобедимый в битве», «Мертвые напевы» и другие. Но ни в одном из любовных стихов этих циклов нет той напевности, легкости, возвышенности, которые обычно присущи для любовной лирики. Страсть поднимает человека до уровня мистических откровений. Для любовных стихотворений Брюсова это скрыто обилием жречески-религиозных образов поэта-символиста.

В моей душе преображенной,
От всех условий бытия,
Как мысль от тени, отрешенной,
Восстанет вся любовь моя,
Весь круг бессилия и счастья,
Все дни, что вечностью прошли,
Весь вещий ужас сладострастья,
Вся ложь, вся радуга земли!

Но обычно Брюсов в своих стихах о любви выходит за рамки декадентского раскрытия темы. В любовных стихотворениях он воспевает земное, истинно человеческое чувство, ту любовь, которая облагораживает своей силой и искренностью. Для меня всегда будет стоять в отдельном ряду величайший гимн женщине. Расстанемся с ним на этой ноте пока в светлой грусти и неизбывной надежде на радости его будущих откровений...

В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где все единственно и неслучайно.

Не говори мне, что ты любишь меня!
Я боюсь аромата роз,
Я боюсь опьянений дня,—
Не говори мне, мой милый, что ты любишь меня.

Я люблю часы задумчивых слез,
Я люблю мечты — о невозможном.
В нежных фиалках неисполненных грез
Фантазии больше, чем в запахе роз.

О, если бы жить всегда в волненьи тревожном,
Чего-то искать, не зная чего,
Не встречаясь со счастьем ничтожным...
О, если бы жить невозможным!

Валерий БРЮСОВ

Вот и началась Великим Началом коло равноденствия воистину весна с её сумасшедшими экзистенциями любви, а у "серебряных" любовь не приходит и не уходит со сменой времён года и даже эпох, она просто преобретает новые формы или уютно обживаясь в старых мудростью постижения и жертвенной самоотдачи. И всегда мечта сопутствует любви, расширяя пределы её владычества до космических, где мы царствуем как Его дети и как творцы. Удивительную радость обретения мира во всей его цельности и красоте подарил нам Он, который и сам есть Любовь и нас делает в лучшие наши минуты Любовью, как способом постижения этого безумно прекрасного мира - мира, в котором мы живём и любим.

Я не могу не поздравить наших женщин, хоть у меня конкретно к 8 марта своё отношение, я тут уже писал и о Эстер с пуримом и о Люксембург с Цеткин. Но у наших женщин сегодня просто праздник, оставим разборы позднейшим поколениям и воспоём вместе с Брюсовым уникальное явление в человеческой цивилизации - славянскую и в первую очередь русскую женщину. По духу, а не по графе в документе.
Почему уникальное? Ну вот француженке отличие иметь открыто несколько любовников при живом муже и это для неё подвиг! А как у нас? Не стану упоминать про затёртых коня и избу, а вот воевать за РОДину наша женщина умела всегда, массово и умело!
Доказать свою любовь избраннику для француженки - в крайнем случае срезать локон с лошадиный звост ("Красное и чёрное") или дать взаймы деньги мужа ("Добыча", Деньги" Золя). А в Сибирь не желаете прогуляться, мадам?! На каторгу, в ссылку...А вырастить дитя любви, а не отдавать его в приют? А многодетные семьи, где половина - не своя кровиночка, но не менее дороги русской матери?! Никто до недавнего дикого времени слыхом не слыхивал о русских гувернантках, но какие на Руси всегда были женщины-учителя, да и сейчас: взять хоть лучика. А уж любовь наших женщин - это воистину украшение великого чувства и радость для Бога!
С какой радостью пишу я сегодня о наших женщинах, с какой благодарностью за вашу душевную красоту, хрупкость и мужество, нежность и твердость, и за духовную красоту, гарантию воскресения и процветания нашего великого Рода!
С Праздником Весны, лучше всего воплотившемся в вас, родные!!!

ЖЕНЩИНЕ

Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.

Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.

Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!

Валерий БРЮСОВ

Никто и никогда не спел и не споёт для нашего чудного мира такого всеобъемлюще-сумасшедшего и восторженного гимна женщине. Для слышашего его впервые - потрясение и озарение. Тем, кто возвращается к гимну - новые открытия и озарения. Отзвуки арийского матриархата так и пронизывают каждую его восторженную строку и ты воспаряешь вместе с ним душой к тому, чего нет чище и прекрасней в мире - любви к женщине. Не даром арийская Правь и Женщина - синонимы, наполненные в его строках гордым ведическим смыслом. Вели-и-ик...

Великое вблизи неуловимо,
Лишь издали торжественно оно,
Мы все проходим пред великим мимо
И видим лишь случайное звено.
Брюсов

ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

Я не знаю других обязательств,
Кроме девственной веры в себя.
Этой истине нет доказательств,
Эту тайну я понял, любя.

Бесконечны пути совершенства,
О, храни каждый миг бытия!
В этом мире одно есть блаженство -
Сознавать, что ты выше себя.

Презренье - бесстрастие - нежность -
Эти три, - вот дорога твоя.
Хорошо, уносясь в безбрежность,
За собою видеть себя.

Валерий БРЮСОВ

Я после смерти и воскрешения в кремлёвке притчу написал - её не поняли или не приняли, хотя это - из Нави послание, прозрачное как слеза. И как всегда, "серебряные" приходят на помошь. Брюсов, как почуяв моё сегодняшнее недоумение (я на притчу "случайно" наткнулся), не медля, "случайно" открылся на нужной странице и нужными и важными для меня размышлениями. Чудо, волшебство. Через любовь подняться над собой, как я поднимался над её нераздельной противоположностью - смертью. И шлейф себя, который я разглядел за собой, помог мне вернуться в Явь. Чтобы "за собой видеть себя". Такие они - "серебряные"...

БЫТЬ БЕЗ ЛЮДЕЙ

В лицо мне веет ветер нежащий,
На тучах алый блеск погас,
И вновь, как в верное прибежище,
Вступаю я в вечерний час.

Вот кто-то, с ласковым пристрастием,
Со всех сторон протянет тьму,
И я упьюсь недолгим счастием:
Быть без людей, быть одному!

Валерий БРЮСОВ

Сегодня у меня Брюсов. И одиночество...
Необъяснимо разгулялось после выдохов болезни воображение. Ушёл от всех видов общения, а сюда - не сразу и с неохотой... Почитал Волошина: всё подряд оспорить хочется. Тоже мне занятие для мизантропа-любителя.
Вот в этой коротенькой реплике, и возразить нечего, да и не стоит. У каждого, уверен, были такие состояния и вспомните, как жадно возвращались мы к человеческому общению, пронзительно ощутив своё временное одиночество. И я ощутил: с нетерпением жду. Утром всё дурное должно кончиться, радость бытия выплеснет меня на прогулку в мир просто русских людей... Пока же - необъяснимая тоска и одиночество...
А он, Брюсов, уловил это на кончик пера и подарил мне к моим размышлениям. А я - вам...

Итак, это — сон, моя маленькая,
Итак, это — сон, моя милая,
Двоим нам приснившийся сон!
Полоска засветится аленькая,
И греза вспорхнет среброкрылая,
Чтоб кануть в дневной небосклон.

Но сладостны лики ласкательные,
В предутреннем свете дрожащие,
С улыбкой склоненные к нам,
И звезды, колдуньи мечтательные,
В окно потаенно глядящие,
Приветствия шепчут мечтам.
Так где ж твои губы медлительные?
Дай сжать твои плечики детские!

Будь близко, ресницы смежив!
Пусть вспыхнут лучи ослепительные,
Пусть дымно растаю в их блеске я,
Но память о сне сохранив!

Валерий БРЮСОВ

Ох уж этот путаник и факир, серебристой паутинкой словес и томных междометий тонко создающий пространства и потаённые смыслы. Как же он тих и тягуче-медлителен, как завораживает его призыв, нет, намёк даже на призыв к любовному кружению в звёздном танце, какое томление в каждом звуке и жесте души, затронутой любовной негой. Ну как тут не откликнуться хотя бы и робким поцелуем, приводящим однако,... да что это я? Вы всё прекрасно знаете. Восхищает деликатность, с которой он соблазняет, да и остальное, ей, Богу, чудесно! Коли есть любовь...

Голос

Я вам принес благую весть,
Мечты былых веков:
Что в мире много истин есть,
Как много дум и слов.

Противоречий сладких сеть
Связует странно всех:
Равно и жить и умереть,
Равны Любовь и Грех.

От дней земли стремись в эфир,
Следи за веком век:
О, как ничтожен будет мир,
Как жалок человек!

Но, вздрогнув, как от страшных снов,
Пойми - все тайны в нас!
Где думы нет - там нет веков,
Там только свет - где глаз.

Стихий бессильна похвальба,
То - мрак души земной.
К победе близится борьба, -
Дышу, дышу весной!

И что в былом свершилось раз,
Тому забвенья нет.
Пойми - весь мир, все тайны в нас,
В нас Сумрак и Рассвет.

Валерий БРЮСОВ, "Царю Северного полюса"

Почему я из целого сонма бесподобных и неповторимых "серебряных" выделяю всё-таки троицу Бальмонт, Волошин, Брюсов? У них, и больше ни у кого, просматривается столь рельефно и объёмно ведическое понимание окружающего мира. Вот Брюсов, здесь пока ещё неизвестный широкому кругу, а снобами и эстетами не понимаемый и не принимаемый до 1905 года будущий зодчий поэзии символа, в чей салон будут считать за честь через пяток лет попасть самые привередливые критики его творчества. А пока он, вкусив от мудрости Вед, творит свой ведический Север, зная, что отсюда пошла вся цивилизация Земли. Веды распахнули весь Космос мудрости и он, человек глубоко православный, принял их мудрость и нашёл тут место для своей веры, обогатив её знанием. Я вчера давал в сюжетах о Бальмонте и Волошине короткие реплики о сути ведического богомировоззрения: вот вам ещё пример. Позже, в салоне Брюсова, эта великая троица устроит настоящую перекличку узнаваемому и познаваемому, соединив в сплаве гениальности и мудрости эту мозаику в единую картину Мироздания. А пока Брюсов только пишет в стол для потомков, нимало не смущаясь, что не понят пока. Такие они - "серебряные"...

ПОСЛЕ ГРЕЗ

Я весь день, всё вчера, проблуждал по стране моих снов;
Как больной мотылек, я висел на стеблях у цветов;
Как звезда в вышине, я сиял, я лежал на волне;
Этот мир моих снов с ветерком целовал в полусне.

Нынче я целый день все дрожу, как больной мотылек;
Целый день от людей, как звезда в вышине, я далек,
И во всем, что кругом, и в лучах, и во тьме, и в огне,
Только сон, только сны, без конца, открываются мне...

Валерий БРЮСОВ

Не изволите ли поблаженствовать со мной среди этих анимаций потаённых смыслов в блуждании разума меж ними, мотылька у свечи: и ожигает, и тянет... Мотылёк глуп? Кто знает, что такое глупость? Но уж точно не трепетное порхание у свечи: все мы у какой-нибудь своей свечи порхаем и однако ж... Засыпает разум, задрёмывает и ты погружаешься в мир таинственных иррациональностей. Гойя был великим художником, но не надо бы ему... Впрочем, чего ему не надо, он и сам знал, но вот :"Сны разума рождают чудовищ..." Спорно, спорно, то есть полная чепуха, если во сне к тебе приходит любимый человек и вы, тоскующие в разлуке, волшебно соединяетесь в порхании мотыльков, а Земля убегает назад и становится совсем маленькой. И ты безумно любишь её, такую маленькую и баззащитную, но свою любимую любишь ты... особенно если она - фея...Ну зачем сравнивать - обе прекрасны и любимы...

Уж скоро глянет иней бледнолицый.
Из мглы болот всползет седой туман,
Стремясь от нас к теплу далеких стран.
Чу, журавли подвижною станицей.

Взревет метель забытой львами львицей.
Застынет облак белых караван.
Весь мир, как Ледовитый океан,
Раскинется безмерною гробницей.

Но в час, как с вихрем бьется снег в окно,
Как хорошо в тиши нагретой, дома,
Припоминать все бывшее давно.

Крутить мечту дорогой кругоема.
И ярки звезды в ночи декабря.
Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

"Золотой обруч" заканчивает своё магическое коло и вновь напоминает нам: "Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя." Что скрывается за этими вещими откровениями? Что знает Бальмонт такого, что не открыто нам? Да открыто, всё открыто, правда большее в вещих снах, эхе генетической памяти. Трудно поверить в милость смерти, но благородный рус (так с санскрита - светлый, благородный - переводится rus), наследник праариев, верил всегда. Потому что предки наши, как и мы, были бессмертны, только ведали это, а не догадывались, как мы. И закончив Путь поставленных перед собою задач, бросались они в венке и с улыбкой на лице с сакральной горы Меру в пучину, возраждаясь в смерти для новой жизни. О чём Бльмонт ведал нам после сумасшедшего погружения в тайны и Космос Гипербореи здесь. И величие моего народа пою я не потому, что ведун маг, а ещё Брюсов в своей провидческой ULTIMA THULE и Волошин нашептали мне, и даже не потому, что сам совершил 23 погружения в страну прапредков, из них шесть - в одиночку. Каждая строка нашей истории звенит об этом гордо и сурово. И счастье иметь у себя поэтов, способных сотворять подобные шедевры венков, коих во всём их величии, не имеет ни один другой народ, нами выстрадано в таких вот прохождениях через смерть к жизни, о которых вещает тут Бальмонт. По-о-о-омни...

ЧИСЛА

Не только в жизни богов и демонов
раскрывается могущество числа.
Пифагор

Мечтатели, сибиллы и пророки
Дорогами, запретными для мысли,
Проникли — вне сознания — далеко,
Туда, где светят царственные числа.

Предчувствие разоблачает тайны,
Проводником нелицемерным светит:
Едва откроется намек случайный,
Объемлет нас непересказный трепет.

Вам поклоняюсь, вас желаю, числа!
Свободные, бесплотные, как тени,
Вы радугой связующей повисли
К раздумиям с вершины вдохновенья!

Валерий БРЮСОВ

С детства ворожили мне числа и я вдумчиво внимал их вдохновенным фантазиям. Пифагорова четверица... Целый мир: гармонии, открытые октавы, темперации, пентакли. А ряд Фибоначчи! Помню, как ошалел Валька Гуров, когда мой уродец-прибор (прелесть, лапочка, мутантик, собранный нашими чудными институтскими кулибиными по моей монтажной схеме) выписал на его двухвёрстке данные магнитки в виде спирали Фибоначчи. Я тоже ошалел: эта спираль, как графическая иллюстрация "золотого" сечения, всегда что-то значила, но только Валька знал, что это был эпицентр алмазной трубки, первой в мире европейской алмазной трубки будущего Ломоносовского месторождения.
Когда старый черкес, побратим отца по Сталинграду, сказал, что по числам у меня выходит очень сильная и звонкая фамилия, я только задохнулся от желания доказать это сейчас, немедленно. Видно увидал мудрый шапсуг что-то в моих глазах, потому что следующие его слова понял только я. "У Пифагора была сложная жизнь, но не торопливая: потому и успел всё". Наворожил мне аксакал, нарочил...
Интересно, какой черкес ворожил Брюсову?

ОТРЕЧЕНЬЕ

Как долго о прошлом я плакал,
Как страстно грядущего ждал,
И Голос - угрюмый оракул -
"Довольно!" сегодня сказал.

"Довольно! надежды и чувства
Отныне былым назови,
Приветствуй лишь грезы искусства,
Ищи только вечной любви.

Ты счастием назвал волненье,
Молил у страданий венца,
Но вот он, твой путь, - отреченье,
И знай: этот путь - без конца!"

Валерий БРЮСОВ

Литературная деятельность Брюсова поражает своей многогранностью: её коснулся я здесь, предвосхищая замысел крупной работы об этом идейном вдохновителе русского символизма и всего лучшего из "серебряного века", что от него отпочковалось. Автор повестей и романов, драматург, переводчик, теоретик искусства, историк литературы и литературный критик, исследователь стиха, журналист, редактор, педагог, организатор литературной жизни в сознании современников и последующих поколений был и остался прежде всего поэтом. Впрочем, в великой троице "серебряных" знаток французской поэзии и теоретик живописи импрессионистов, сам прекрасный живописец и глубокий философ Волошин так и остался для большинства поэтом, как и переводчик и авантюрист, полиглот и критик Бальмонт.
Меня всегда волновала арийская тема у Брюсова, хоть тут он гениально пророчески коснулся больше образа прародины, за знаниями которой еще при его жизни открыли охоту великие властолюбцы мира сего.
Читая его стихи, постоянно натыкаешься на упорно повторяющийся из сборника в сборник, из года в год арийский мотив - образ пути, путника, скитаний по бездорожью или неустанного движения вперед, трудного восхождения. Отречение или жертва для ария и есть путь к совершенству. Вчитайтесь в каждую строку одной из ипостасей пророчества мудреца, а ведь ему не было ещё 45 лет!

Мы путники ночи беззвездной,
Искатели смутного рая.

МУЧИТЕЛЬНЫЙ ДАР

И ношусь, крылатый вздох,
Меж землей и небесами.
Е. Баратынский

Мучительный дар даровали мне боги,
Поставив меня на таинственной грани.
И вот я блуждаю в безумной тревоге,
И вот я томлюсь от больных ожиданий.

Нездешнего мира мне слышатся звуки,
Шаги эвменид и пророчества ламий...
Но тщетно с мольбой простираю я руки,
Невидимо стены стоят между нами.

Земля мне чужда, небеса недоступны,
Мечты навсегда, навсегда невозможны.
Мои упованья пред миром преступны,
Мои вдохновенья пред небом ничтожны!

Валерий БРЮСОВ
У "серебряных" есть уникальный дар: они не только выкладывают сложные пласты многомерностей в каждой своей фразе, но и как бы прилагают к нему некий божнственный камертон, который отзывается на именно сегодняшний твой тон души и настрой сердца. Я вот позвонил Волшебнику и томление по делу сменилось ясной уверенностью: я созрел в больничных койках у дыханий своих смертей за пол года, как вызревал бы ещё годы в суете Нижегородчины. И тут Брюсов дал предметный урок самоанализа, который привёл меня разом в чувство. Уж коли этому гиганту приходили в голову такие проблески космического восприятия жизни и он не уходил от ответа, мне тоже следует "остановиться, оглянуться". И теперь я категорически счастлив и уверен в своих анимациях: я готов. Спасибо Господу, Брюсову...и Волшебнику: я снова на Пути!

В БУДУЩЕМ

Я лежал в аромате азалий,
Я дремал в музыкальной тиши,
И скользнуло дыханье печали,
Дуновенье прекрасной души.

Где-то там, на какой-то планете,
Без надежды томилася ты,
И ко мне через много столетий
Долетели больные мечты.

Уловил я созвучные звуки,
Мне родные томленья постиг,
И меж гранями вечной разлуки
Мы душою слилися на миг.

Валерий БРЮСОВ

Вот так иногда дремлешь мыслями в полузабытьи спокоен и беспечен: старая любовь перестала будоражить и звать, оставив на память тихую грусь и благодарность к предмету недавней страсти и обожания. Новая...Да на что опять затевать это сумасшедствие?! Хорошо же вот так бродить по сумеркам подсознания и отзываться на любой флюид волнения скорбной улыбкой мудреца Екклезиаста: и это пройдёт...
И вдруг... Как будто сквознячок протянул вдоль комнаты невидимую струю неведомого эфира, шевельнул волосы и нежным током освежил внезапно вспыхнувшие жаром щёки? Сердце трепыхнулось беспокойно раз, другой...И вдруг восторг наполнил душу до краёв: узнал...
Такое единственное, затаённое в самых дальних сокровищницах души чувство есть у каждого, кто умеет и любить, и - мечтать. Неведомым путём пришло оно однажды к душе твоей, да и поселилось в ней навсегда. Несбывшееся Бегущей, зов Аэлиты, песня Сольвейг...
Светлая тоска по тому, что было когда-то уловленно в едином миге слияния с твоей космической судьбой, и тихая радость от судьбы земной, в которой ожидает тебя новая любовь, предчувствие которой и занесла невидимая струя неведомого эфира...

ПОСЛЕ ГРЕЗ

Я весь день, всё вчера, проблуждал по стране моих снов;
Как больной мотылек, я висел на стеблях у цветов;
Как звезда в вышине, я сиял, я лежал на волне;
Этот мир моих снов с ветерком целовал в полусне.

Нынче я целый день все дрожу, как больной мотылек;
Целый день от людей, как звезда в вышине, я далек,
И во всем, что кругом, и в лучах, и во тьме, и в огне,
Только сон, только сны, без конца, открываются мне...

Валерий БРЮСОВ

Не изволите ли поблаженствовать со мной среди этих анимаций потаённых смыслов в блуждании разума меж ними, мотылька у свечи: и ожигает, и тянет... Мотылёк глуп? Кто знает, что такое глупость? Но уж точно не трепетное порхание у свечи: все мы у какой-нибудь своей свечи порхаем и однако ж... Засыпает разум, задрёмывает и ты погружаешься в мир таинственных иррациональностей. Гойя был великим художником, но не надо бы ему... Впрочем, чего ему не надо, он и сам знал, но вот :"Сны разума рождают чудовищ..." Спорно, спорно, то есть полная чепуха, если во сне к тебе приходит любимый человек и вы, тоскующие в разлуке, волшебно соединяетесь в порхании мотыльков, а Земля убегает назад и становится совсем маленькой. И ты безумно любишь её, такую маленькую и баззащитную, но свою любимую любишь ты... особенно если она - фея...Ну зачем сравнивать - обе прекрасны и любимы...

ЧИСЛА

Не только в жизни богов и демонов
раскрывается могущество числа.
Пифагор

Мечтатели, сибиллы и пророки
Дорогами, запретными для мысли,
Проникли — вне сознания — далеко,
Туда, где светят царственные числа.

Предчувствие разоблачает тайны,
Проводником нелицемерным светит:
Едва откроется намек случайный,
Объемлет нас непересказный трепет.

Вам поклоняюсь, вас желаю, числа!
Свободные, бесплотные, как тени,
Вы радугой связующей повисли
К раздумиям с вершины вдохновенья!

Валерий БРЮСОВ

С детства ворожили мне числа и я вдумчиво внимал их вдохновенным фантазиям. Пифагорова четверица... Целый мир: гармонии, открытые октавы, темперации, пентакли. А ряд Фибоначчи! Помню, как ошалел Валька Гуров, когда мой уродец-прибор (прелесть, лапочка, мутантик, собранный нашими чудными институтскими кулибиными по моей монтажной схеме) выписал на его двухвёрстке данные магнитки в виде спирали Фибоначчи. Я тоже ошалел: эта спираль, как графическая иллюстрация "золотого" сечения, всегда что-то значила, но только Валька знал, что это был эпицентр алмазной трубки, первой в мире европейской алмазной трубки будущего Ломоносовского месторождения.
Когда старый черкес, побратим отца по Сталинграду, сказал, что по числам у меня выходит очень сильная и звонкая фамилия, я только задохнулся от желания доказать это сейчас, немедленно. Видно увидал мудрый шапсуг что-то в моих глазах, потому что следующие его слова понял только я. "У Пифагора была сложная жизнь, но не торопливая: потому и успел всё". Наворожил мне аксакал, нарочил...
Интересно, какой черкес ворожил Брюсову?

ХМЕЛЬ ИССТУПЛЕНЬЯ

В моей душе сегодня, как в пустыне,
Самумы дикие крутятся, и песок,
Столбами встав, скрывает купол синий.
Сознание - разломанный челнок
В качаньи вод, в просторе океана;

Я пал на дно, а берег мой далек!
Мои мечты неверны, как тумана
Колеблемые формы над рекой,
Когда все поле лунным светом пьяно.

Мои слова грохочут, как прибой,
Когда, взлетев, роняет он каменья,
И, в споре волн, одна слита с другой.

Я наслаждаюсь хмелем исступленья,
Пьянящим сердце слаще острых вин.
Я - в буре, в хаосе, в дыму горенья!
А! Быть как божество! хоть миг один!

Валерий БРЮСОВ

Этих мигов сейчас у меня великое множество, но все они какие-то пресные и скучные. Но иногда наплывает тоска истинного одиночества на миг, час, ночь...Неясные призраки желаний и спутанных серебряной паутинкой страстей будоражат воображение и вызывают из душевного полумрака откровения "серебряных". Иногда и сам берусь я за воображаемое стило и выстукиваю на клаве поэтический вздор, отвечающий, впрочем, моим внутренним ощущениям несмелым резонансом. Но вот Брюсов. Как восхитительна его жажда божественного одиночества, какие слова, фразы выискивает он в родниках своей души! И уже ты живёшь его мечтами, погружаясь в колдовские образы, что начертал он из серебристого лунного света и жемчужных россыпей прибоя, и душа твоя, напоённая восторгом такого страстного призыва уходит с молитвой к Богу. Такие они - "серебряные"...