Антонова все любили на моём пока коротком веку. Какой-то он был по особому свой, близкий, понятный. Но вот чудный вышел фильм, хороший, совковый с понятными для простого сердца вещами и прекрасными начинающими антрисами. Пенкина ещё сыграет свою потрясающую Катю вместе с великой Алфёровой-Дашей в "Хождении по мукам", да и остальные заблистают. И всё это происходило на фоне чуда чудного: "Белый пароход", "Море, море" и другие песни из этого фильма запела вся страна. А Антонов, отмахнувшись от внезапной славы (отвлекает!) и от сонма девиц (не привлекают!), продолжил творческое горение десятилетий сотней песен, каждая из которых тут же становилась хитом. Я не помню в нашем богатом в то время семействе песенных талантов другого такого плодовитого творца, ни разу не схалтурившего и столь равнодушного к успеху.
У меня свои отношения с песней, которую я вам предлагаю. Когда после "Клёна", сладко ёкало сердечко какой-нибудь славненькой сокурсницы, о чём я уже писал тут, я был долго мил с ней, сводя сложности запутанных отношений влюблённости к простоте дружбы с редкими сладкими поцелуями и частыми прогулками по музеям и консерваториям, кино и выставкам, а то и просто по Москве, чтобы не дай Бог дитё не спутало эту вот романтическую влюблённость с Первой настоящей любовью: я видел, как распускается на моих глазах прелестный бутон, готовясь внутренне к ней, и как мог помогал такими вот тренингами, а часто позже становился и поверенным советчиком вернее любой подруги: у царевен прошёл я хорошую школу подобных отношений.
Но случались и иные девушки, не желавшие сбегать "в лесок на часок" до утра с любимцем курса. Я спокойно относился к таким афронтам, но изредко томление влюблённости немедля, сейчас, приводило меня к сумасбродному желанию отчаянно штурмовать какой-нибудь особо неприступный бастион. Гитара, друг мой верный в таких делах, уже звоном нечаянного аккорда, набранного задумчивыми перстами, или вольного проигрыша, уже подсказывала - пора вводить тяжёлую артиллерию. И зачином становилась эта вот песня с её богатейшими возможностями для вокала и особым доверительным звучанием. Она была непростым тестом холодному сердечку, и если при исполнении её не начинали замутняться юные глаза в тени ресниц-махаонов, не знавших тогда косметики, кроме карандаша "Архитектор" на праздник, не начинали сиять влажным блеском глаз газели... Такое случалось редко. Вот тут, измученные безумными ласками на грани и слабо понимающие, что с нами происходит, но умевшими взять мучительную паузу для осмысления, мы снова слушали, уняв дрожь желания, эту песню и, о,чудо! она баюкала теперь наши растревоженные души, принося покой и тихий восторг от пережитого сокровенного. Такие отношения бывали коротки: мы боялись испортить их глупостью уступки и дорожили их чудом каждый в своей душе. То были принцессы моей юности. А теперь - Антонов...