Назначение Кутузова

В самом начале войны командующим главной военной силы России - Первой армии - был министр обороны Барклай де Толли. Французская разведка, составившая краткие характеристики почти на всех генералов русской армии, на некоторые полки, армии и гвардии (весьма точные и объективные, как пишет исследователь Валькович), приводила о нем такие сведения: «Генерал, военный министр. Лифляндец, женился на курляндке, которая видится у себя только с дамами из этих двух провинций. Это человек 55-ти лет, немного изможденный, великий труженик, пользующийся превосходной репутацией».
Барклай де Толли был человеком многих прекрасных качеств – храбрый генерал, добросовестный и ответственный служака, до щепетильности бескорыстный и порядочный, очень трудолюбивый и работоспособный чиновник. Среди удачливых генералов он был одним из самых удачливых. В русско-шведской войне в борьбе за Финляндию победил шведскую армию. Но дара стратега, полководца он был лишен совершенно.
К лету 1812 года не было плана кампании. Войска вдоль границ были растянуты в столь длинную и жидкую цепочку, что не могли ни оказать сопротивление вторжению, ни помочь друг другу при встрече с противником. Арсеналы и склады, расположенные, как и войска, вдоль границы, стали трофеем неприятеля. Не было и никакого плана отступления, хотя некоторые и пытаются приписать его командованию. В результате в глубине страны по пути отступления не было ни складов амуниции и снаряжения, ни складов продовольствия, и армия, стремящаяся, естественно, щадить свое население, снабжалась хуже, чем агрессор, который забирал подчистую все, что ему было нужно.
Но за одно Россия должна была благодарить Барклая. Не понимая, как можно сразиться с Наполеоном, и сознавая, что разгрома армии допустить ни в коем случае нельзя, он просто стремительно отступал. Отступал, не обращая внимания ни на чьи недовольства. Во время отступления в течение нескольких недель к нему присоединялись разбросанные части, а Вторая армия соединилась с Первой лишь через полтора месяца у Смоленска. По локсодромии («по прямой») от места вторжения до Москвы армия отступала в среднем на 13–14 километров в день, что при минимальном коэффициенте извилистости дорог (2–2,5) составляло 30 и больше километров в день. Отступала с полной выкладкой и всем вооружением, да еще при дикой жаре, стоявшей тем летом. Это - бегство.
Постоянное, повсеместное и весьма быстрое отступление русской армии вызывало - чем дальше, тем больше - ропот и в армии, и среди приближенных царя, и во всех слоях общества. Общественность требовала смены командующего. Царь был абсолютно несведущ в военных вопросах, он вообще не умел ни подбирать себе помощников, ни ценить тех, кого имел. Своей любимой сестре Екатерине Павловне, жившей тогда в Твери, он писал, что у него есть 3 генерала - Барклай, Багратион и Кутузов, но никто из них не может командовать армией, и он хотел бы видеть на этом посту Панина, но его не примает армия. Поэтому он созвал комитет, который рекомендовал ему назначить главнокомандующим Кутузова; в ближайшие дни он утвердит это решение и на том «умывает руки».
За пределами царских покоев назначение Кутузова было встречено всеобщим ликованием. Госпожа де-Сталь, высланная Наполеоном из Франции за слишком независимые и нелицеприятные суждения и жившая в Петербурге, явилась к Кутузову, как пишет граф Ф.Н. Глинка, «преклонила перед ним чело и возгласила своим торжественным голосом: «Приветствую ту главу, от которой зависит судьба Европы». Полководец наш, ловкий и на поле битв, и в обращении светском, не запинаясь, отвечал: «Сударыня! Вы дарите меня венцом моего бессмертия!» А на вопрос своего племянника, неужели он рассчитывает разгромить самого Наполеона, Кутузов отвечал: «Разгромить - нет, но обмануть - обману!»
Не теряя времени, Кутузов выехал к армии. Тот же граф Ф.Н. Глинка писал: «Предания того времени передают великую пиитическую повесть о беспредельном сочувствии, пробужденном в народе … назначением Михаила Ларионовича в звании главноначальствующего армии. Жители городов, оставляя все дела расчета и торга, выходили на дорогу, где мчалась безостановочно почтовая карета, которой все малейшие приметы заранее известны были всякому. Почтеннейшие граждане выносили хлеб-соль; духовенство приветствовало предводителя армий молитвами; окольные монастыри высылали к нему на дорогу иноков с иконами и благословениями от святых угодников; а народ, не находя другого средства к выражению своих простых душевных порывов, прибегал к старому, радушному обычаю – отпрягал лошадей и вез карету на себе. Жители деревень, оставляя сельские работы, сторожили также под дорогою, чтобы взглянуть, поклониться и в избытке усердия поцеловать горячий след, оставленный колесом путешественника. Очевидцы рассказывали (Ф.Н. Глинке), что матери издалека бежали с грудными младенцами, становились на колени и, между тем как старцы кланялись седыми головами в землю, они с безотчетным воплем подымали младенцев своих вверх, как будто поручая их защите верховного воеводы! С такою огромною в него верою, окруженный славою прежних походов, прибыл Кутузов к армии».
Интересно сопоставить эту огромную веру в Кутузова россиян – с характеристикой, данной ему французской разведкой: «Генерал Кутузов-Голенищев, главнокомандующий Молдавской армией, 65 лет (в 1812г. – 67 лет). Хороший генерал, весьма уважаемый в России, хороший тактик, очень храбрый перед лицом неприятеля. Очень богат». В принципе – все верно, но не в этой ли недооценке масштаба личности Кутузова и кроется одна из главных причин поражения французской армии?
Армия ликовала, но кое-кто из высшего командования, в частности и Барклай, и Багратион, были уязвлены тем, что назначили не их. Однако к чести всех надо сказать, что это никак не повлияло на их решительность, самоотверженность, инициативность и исполнительность, и первым же испытанием тому было Бородинское сражение.