В свежем выпуске проекта "Гражданин поэт" -- Андрей Вознесенский.

Его знаменитая "Сага" вдохновила Дмитрия Быкова на размышления по поводу сразу двух "Русских маршей" (аутентичного в Люблине и альтернативного, организованного движением "Наши" на ВВЦ), прошедших в Москве 4 ноября. Исполняет Михаил Ефремов.

 

Ты меня на рассвете разбудишь,

Я проснусь от тяжелого взгляда:

-- Нам на марш, дорогой! Не забудешь?

-- На какой? -- А какой тебе надо?

 

Выбор есть, не изволь сомневаться,

Я б тебя не будила иначе.

В Люблине собираются наци,

В ВВЦ собираются «Наши».

 

Гастарбайтеров тянем на жиле

И кавказцев катаем на шее...

Кто там русский -- они не решили,

Но, наверное, тот, кто страшнее.

 

И кавказцы выходят на трассу,

Разозлившись от этих идиллий,

Потому что верховному классу

Это нравится -- чтобы ходили.

 

Едут в Нижний тандемцы монаршьи,

Неразлучны, как карие вишни...

Лишь евреи не ходят на марши:

Говорят, они все уже вышли.

 

Я отвечу: -- Ты мыслишь, как хоббит,

Коротышка, мечтавший о славе.

Для того они только и ходят,

Чтоб не помнить, куда их послали.

 

Чтобы зиги кидали и хайли,

Громыхая, как ливень по жести,

И знаменами чтобы махали,

И не знали, что ходят на месте.

 

Эти страхи сначала раздуют,

А когда они нас обессилят --

Все, что надо, спокойно разрулят,

А потом осторожно распилят.

 

Я-то помню, поскольку постарше,

Что Россия без визгов и плачей

Не ходила на русские марши,

Но и русской была, и ходячей.

 

И не верила всякому блуду,

И не падала в черную жижу...

Я, конечно, ее не забуду,

Но боюсь, что уже не увижу.

В свежем выпуске проекта "Гражданин поэт" -- Эдгар Аллан По.

В связи со смертью Маумара Каддафи Дмитрий Быков версифицировал "Ворона" По.

Исполняет Михаил Ефремов.

В час ночной в дому семейном я сидел с моим портвейном

В настроении питейном, отдыхая от труда.

Вдруг в порыве тиховейном черный ворон -- звать Маккейном --

Прилетел с шипеньем змейным вместо певчего дрозда.

Он прокаркал: «Мистер Путин этой ночью духом смутен.

Липкий страх, ежеминутен, отравил его года.

Он за башнею Кутафьей, насмотревшись фотографий,

Бредит участью Каддафьей -- истребленьем без суда.

Я ответил: «Никогда!».

 

-- То есть как?! -- прокаркал ворон, увлекаясь разговором.

-- Был тиран, а нынче -- вон он, от величья ни следа,

Непреклонный и отважный, он погиб в трубе дренажной,

Сдав дворец многоэтажный и родные города.

И у вашего вельможи может выйти точно то же,

Как ни лезет вон из кожи вся охранная орда.

Я воскликнул: «Никогда!»

 

Я сказал: «Владельца Баффи трудно сравнивать с Каддафи

В плане лиц и биографий, в плане пользы и вреда.

Да, Каддафи был злодеем, но привержен был идеям,

Ну а то, что мы имеем, разве помнит вкус стыда?

Разве есть у их бригады хоть какие-либо взгляды,

Кроме мысли, что айпады лучше гейтсова винда?

Ворон каркнул: «Никогда!»

 

Я сказал: «Ты знаешь, ворон, что назвать Каддафи вором

Могут все, и даже хором, -- тырил щедро, это да.

Но зарплата у ливийца не могла остановиться,

То есть он умел делиться, как сказал бы Джигурда!

В самомнении обидном, свой народ считая быдлом,

Он кормил его повидлом. Ну, а эти господа?

Ворон каркнул: «Никогда!»

 

Я сказал: «Пускай фуфло он, но по крайности не клоун.

И льстецами расцелован сами знаете куда,

Но чтоб он, как кум в бараке, появлялся на журфаке,

Сотню «Наших» из клоаки привозя с собой туда,

Сотню хрюш с единоросом с заготовленным вопросом,

Как воспитанная чесом охамевшая звезда?!»

Ворон каркнул: «Никогда!»

 

Я сказал: «Представь, о птаха, что народ, не зная страха,

Поднимается из праха, набухая, как елда,

Низвергается дубиной на режим, вчера любимый,

Всею дикостью глубинной -- джип, «калаш» и борода, --

И свергает президента, сбросив маску импотента,

За какой-то ун моменто, как сказал бы Фарада!»

Ворон каркнул: «Никогда!»

 

-- Вот теперь, -- сказал я, -- птица, понимаешь, чем гордится

Наша жирная столица обезжиренной Руси?

Почему у нас внезапно стало так тепло и затхло,

Почему о нас назавтра не расскажет Би-Би-Си?

Верь: за наш утихший ропот, за ползучий полушепот

И за весь российский опыт вертикали и оси

Штаты, Чайна и Европа скоро скажут нам мерси!»

Ворон каркнул: «Отсоси».

 

 

 

В свежем выпуске проекта "Гражданин поэт" -- Николай_Алексеевич Некрасов. В связи со смертью основателя Apple Стива Джобса   Дмитрий Быков версифицировал некрасовскую "Тройку". Исполняет Михаил Ефремов.   Что вы жадно глядите на Джобса, Повторяя несчастному вслед, Что Господь на России обжегся И в Отечестве гениев нет?   И в России случаются жизни-с, Что на досках почета висят. Ты успешно построил бы бизнес, Замочив человек пятьдесят.
А айподы твои и айфоны Не родились бы вовсе на свет: Где лежат под ногой миллионы – Там нужды в технологиях нет.   В назиданье Америке жалкой, Ты бы имидж менял на глазах: Бизнесмен с комсомольской закалкой -- Автомат -- "АвтоВАЗ" -- автозак...   Но не все же погрязло в прохвостах! Допускаю, что полуживым Ты бы мог уцелеть в девяностых И с баблом подошел к нулевым.   И тогда, не особо речисты, Чтоб иллюзий никто не питал, Петербургские новочекисты Распилили бы твой капитал.   За айподы твои и айфоны Наскребли б на тебя матерьял, Ты топтал бы российские зоны, Шил перчатки и тапки терял.   И коллеги бы тоже сидели, Если б нравом ты был гонорист, Как умерший на той же неделе Изувеченный в тюрьмах юрист.   Но допустим, что участь юриста Миновала судьбу твою, Джобс, Потому что ты смог сговориться С большей частью начальственных жоп-с.   И тогда свой насыщенный век ты Проводил бы в полезных делах: Олимпийские строил объекты И Чечне помогал, как Аллах.   А айподы твои и айфоны Внешним видом пугали врага: Каждый весил бы около тонны И солярки бы жрал до фига.   Просиял бы на каждом билборде Белозубый и смуглый овал. Тебя Лебедев бил бы по морде, А Полонский бы в суд подавал.   Но потом бы властям надоело Наблюдать твой стремительный рост: Ты возглавил бы «Правое дело», И тебе прищемили бы хвост.   А айподы твои и айфоны От дельца, разоренного в дым, Селигерские пропагандоны

Раздавали б козлам молодым.

 

 

В свежем выпуске проекта "Гражданин поэт" -- Иосиф Бродский.

Наблюдая за уходом Михаила Прохорова из партии "Правое дело",

Дмитрий Быков версифицировал "Письма римскому другу" Бродского.

Исполняет Михаил Ефремов.

 

Скоро выборы, и волны с перехлестом.

В «Правом деле» это тоже понимают.

Сверху дунули -- и ты уже не босс там:

На коне теперь Дунаев и Минаев.

«Дело» тешит до известного предела --

Остуди его дыханием морозным.

Сколь же радостнее Прохоров вне «Дела»!

И особенно приятно, если Ройзман.

 

Чтобы выжечь получившееся справа --

А не то еще на выборах прокатит, --

Все извилины напряг верховный Слава:

Там немного, но на Прохорова хватит.

Ты деньгами выделяешься и ростом,

Ты считаешься крутым и интересным,

Но когда ему потребуется, Постум, --

Ты поступишься и временем, и местом.

 

Неужели это не было противно?

Что за бонус посулил тебе Волошин?

Отношенья кукловода с Буратино

Никогда не завершаются хорошим.

Мы воистину несчастней Украины,

Да и минской диктатуры обреченной.

Мы, оглядываясь, видим лишь руины

Демократии и Аллы Пугачевой.

 

Вот Богданов: гладко выбрит, мелко завит

И действительно вписался в новый климат.

Что там Путин, говоришь ты? Чем он занят?

Он не занят, но тебя уже не примет.

Поезжай на пресловутом ё-мобиле

В дом гетер на горном склоне в Куршевеле,

Дашь им цену, за которую любили,

Чтоб теперь за те же деньги пожалели.

 

Получается парламент офигенный,

Чье-то судно, но без ветра и без понта.

На рассохшейся скамейке -- Гриша с Геной,

Шваль щебечет в темной изгороди "Фронта".

Зажурчала тухловатая водица,

Повсеместно торжествует пафос скотский...

Если выпало в империи родиться,

Лучше жить в другой империи. Как Бродский.

 

В связи с загадочным исчезновением асфальта с трассы Чита-Хабаровск (год назад, когда Владимир Путин ехал по этой трассе на "Ладе Калина", асфальт там был, теперь -- нет),

Дмитрий Быков версифицировал есенинское "Письмо матери". Исполняет Михаил Ефремов.

 

Год назад он выехал в дорогу

По восточной дальней стороне

И в Читу поехал понемногу

В новомодной желтой «Калине».

 

А теперь узнал, читая блоги,

Новости, похожие на сон:

Что асфальта нет на той дороге.

То есть он куда-то унесен.

 

Если б вождь в Хабаровске остался --

Ненадолго, хоть на пару лет, --

Может, и не тронули б асфальта.

А теперь — привет ему, привет!

 

Он взорвался: «Я же лично видел!

Не могли ж устроить мне фальстарт?

Не такой уж горький я нацлидер,

Чтобы спутать почву и асфальт!»

 

Может быть, окрестные проныры,

Осознав везение свое,

Разнесли его на сувениры

Или продают как мумие?

 

То ли «Наших» рать, назло Обаме,

Предвкушая бонус за труды,

Стерла там покрытие губами,

Лобызая милые следы?

 

Может, вправду — зубы-то не скаль-то, --

Наш спаситель свитою храним,

И ввиду отсутствия асфальта

Все покрытье возят вслед за ним?

 

Отчая страна, тая тревогу,

Не крута уже и не горда.

Он в Иркутск — туда везут дорогу,

В Петербург — асфальт везут туда.

 

Прежде хоть и были мы убоги

И ходили чуть не голышом --

Дураки и дальние дороги

Были здесь в количестве большом.

 

Но теперь Россия словно тает

Растеряв прославленную стать:

И асфальта больше не хватает,

И кретинов новых не достать.

 

Впрочем, может быть, не в этом дело.

Объясненье может раздражать,

Но боюсь — асфальту надоело

Без конца под Путиным лежать.

 

И одежда съедет, и посуда --

Всем постыло в гибнущем дому.

Только те не тронутся отсюда,

Кто не нужен больше никому.

 

Коль прийти к подобному итогу

Не желаешь ты родной стране --

Никогда не езди по дорогам

В новомодной желтой «Калине».

Не искушай себя без нужды.

Не слушай рок, забудь брейк-данс.

Взамен российские спецслужбы

Рекомендуют нам романс.

 

Пекин, Париж, Тбилиси, Киев –

Такого не было нигде.

Так может только Нургалиев –

Глава родного МВД.

 

Допустим, некто взял привычку

Вскрывать замки – но между тем

Он с плачем выбросит отмычку

При первых тактах «Хризантем».

 

Иной беспримесный охальник

Или законченный дебил

Из жертвы вытащит паяльник,

Коль та споет «Я вас любил».

 

Любой насильник бабу бросит

Одну на смятой простыне,

Услышав, как приемник просит

«Не пой, красавица, при мне».

 

Я верю, даже педофилы,

Что расплодились не шутя,

Внезапно станут очень милы,

Услышав «Спи, усни, дитя!»

 

И вор без долгих конферансов

Почует покаянья жар,

Услышав пение финансов:

Романсы – их любимый жанр.

 

Не искушай себя без нужды,

Главой задумчиво тряся –

Мол, Нургалиев, почему ж ты

Культурой плотно занялся?

 

На свете нет таких идиллий.

Повсюду форменный содом.

Там Тимошенко посадили,

А тут Мубарак под судом;

 

На всех торгах – паденье курсов,

Стенает Сирия-изгой...

И лишь у нас проблема вкусов

Опять важней любой другой.

 

Страна, где может о романсе

Вещать верховный полицай, –

Она, конечно, как бы в трансе,

Но ты ее не порицай.

 

У нас такие расстоянья,

Что правом нас не удержать.

Тут два дежурных состоянья:

Романсы петь – иль всех сажать.

 

С повадкой гордого джедая

Он мог бы гнобить отчий край,

Дела всечасно возбуждая...

Не возбуждай! Не возбуждай!

 

Пока верховные альянсы

Гребут последнее бабло –

Ей-Богу, лучше петь романсы

О том, что раньше все былО.

 

 

 

 

У меня потерялась одежда –

Унесли среди белого дня.

Вместе с ней потерялась надежда,

Что на волю отпустят меня.

Нас судили когда-то за бабки,

Что сравнимы с бюджетом страны,

А теперь меня судят за тапки

И пропавшие с ними штаны.

Репутация очень плохая,

Обвиненье – хоть в карцер пихай:

Я не так полюбил вертухая,

Как меня полюбил вертухай.

 

Тапочки, тапочки,

Тапочки мои!

Жить семье без папочки,

Папе – без семьи!

 

Да вдобавок безвестный источник

Неуверенно слил наконец,

Что опять полномочий бессрочных

Домогается альфа-самец.

Это значит, с грядущего года

Наша Русь – полноправный изгой:

Нанодимина наносвобода

Накрывается нанозвездой.

Он держался в законных пределах,

Но теперь назревает скандал,

Потому что он в тапочках белых

Инновации ваши видал!

 

Тапочки, тапочки!

Как Наполеон,

Всех в одной охапочке

В тапках видел он!

 

Вот и вся твоя оттепель, отрок,

Либеральных реформ господин.

Все дела твоих пальчиков мокрых

Умещаются в тапок один.

Ты лукаво признался во вторник,

Приподнявши губы уголок, –

Что карьеру ты начал как дворник,

И боюсь, это твой потолок.

Все иллюзии наши обрушить –

Невеликий, как видите, труд.

Будем прежние «Валенки» слушать –

Если только и их не сопрут!

 

Валенки, валенки,

Валенки мои –

Неподшиты, стареньки,

Но зато свои!

Июль, крутой, как сверхдержава, Москву расплющил, как жену. Москва коробится от жара и в новостях клянет жару. Давно ль претили ей морозы, надоедали холода, измученные жилкомхозы, ночных аварий череда? (Читатель ждал уж рифмы «розы», но обманулся, как всегда.) Теперь вам кажется нагрузкой жары полдневной торжество, но русский Бог на то и русский, чтоб было все — иль ничего. То сушь, то хлещущие воды, то зверь у власти, то клеврет, то совершенно нет свободы, то ничего другого нет; и если просит гордый разум о снеге, вольности, деньгах — ему дается все и разом, в таком количестве, что ах: просил движухи — дали путчи, тепла — и тридцать пять в тени… Чтоб мы вскричали: было лучше! Верни, пожалуйста, верни! Москва слипается от пота, не хочет есть, не может спать… Господь услышит, скажет «То-то!» — и станет минус тридцать пять.

А в общем — чай, у нас не Плимут, теперь мы даже не в Крыму: мы заслужили этот климат и соответствуем ему. Еще Платон седобородый учил, на тумбу взгромоздясь: меж человеком и природой есть удивительная связь. Не зря чреда землетрясений пророчит бунтов череду, недаром паводок весенний бурлил в семнадцатом году! Увы, никто не мог бы сроду, хотя б и плавая в жиру, иметь туркменскую свободу и нетуркменскую жару. Нельзя на всех стучать ногами, соседей дергать за усы, иметь коррупцию, как в Гане, — и климат средней полосы! Мы, как индусы, верим в касты и в домотканых наших Шив, и наши отпрыски блохасты, а каждый третий даже вшив; приедешь, граждане, оттуда — и разница невелика! Дивиться ль, что температура у нас дошла до сорока? Нельзя, сограждане, believe me, жить в беззаконии крутом, в каннибализме, в трайбализме — и в мягком климате притом; при азиатской вертикали, при африканском воровстве, при православном Ватикане — но чтоб погода как в Москве.

К причинам засухи добавьте, в тени на лавочке засев, что в наше время гастарбайтер уже работает за всех. Водители из Киргизстана, из Кишинева маляры — других работников не стало, и это корень всей жары. Трудясь отчаянно и здраво двенадцать месяцев в году, они давно имеют право оптимизировать среду. Мы их призвали на подмогу — и разлеглись на простыне; но тот и делает погоду, кто что-то делает в стране! Нам сорок градусов — запарка, и мы спеклись за десять дней, а им нормально, если жарко, и если честно — им видней. Сама культура этот вызов принять решила от души: они включают телевизор — а там почти Туркменбаши…

Пусть РПЦ внушает чадам, а власти — гражданам в миру: кто стал Лаосом или Чадом, пускай не ропщет на жару. Нормальный климат здесь излишен, не заслужил его холоп; а для богатых есть кондишен — прохладный воздух из Европ. Они живут себе в Европе, где свежий ветер и дожди, а мы сидим в родном окопе (ты ждешь уж рифмы, но не жди).

Когда ж совсем закрутят гайки, как обещает интернет, и вслух объявят без утайки, что больше оттепели нет, и мы подавимся обидой и вновь останемся скотом — тогда мы станем Антарктидой.

И Атлантидою потом.