"… если ты стремишься понять всю вселенную – ты не поймёшь ничего…но попробуй понять себя, и тогда ты придёшь к пониманию всей вселенной"

Дуглас Монро "Практическая магия друидов. 21 урок Великого Мерлина"




Уже поужинали. Мать Иисуса и Мария Магдалина собирали остатки пищи и приводили всё в порядок, устраиваясь на ночлег. Иисус и ученики Его сидели молча у костра, глядя на огонь. Каждый думал о своём. Все устали в пути, но, на самом деле не эта причина была поводом для их молчания. Старались ни лишним словом, ни движением не потревожить покоя Иисуса. Мать Его и Мария Магдалина двигались бесшумно, переговариваясь друг с другом шёпотом на ухо. Мать иногда с тревогой, состраданием и нежностью поглядывала на сына, а на остальных – с мольбой, каждому, заглядывая в глаза, и, мысленно умоляя не тревожить Его. Когда женщины окончили работу свою, то тоже присели к огню. Так получилось, что места свободные оказались по правую и левую стороны возле Иисуса. Так и сели. Мать по левую сторону от сына, а Мария Магдалина по правую.
Иисус до того был поглощен своими печальными раздумьями, что, казалось, не заметил, что они усаживаются возле Него. Огонь притянул взгляд женщин, и они погрузились в свои раздумья.
Мать думала, что сын поел очень мало: только кусочек лепёшки, которой она вложила ему в руку, а когда она попробовала дать ему ещё кусочек, отказываясь, сын покачал головой, мол "не надо". И ещё попил немного воды. И всё! И это за целые сутки.
По пути в Галилею шёл дождь, и дорога была нелёгкой, а Иисус не подкрепил свои силы: не съел даже целой лепёшки. У Матери невольно вырвался жалобный вздох, и все обернулись на неё. Она машинально, резким движением приложила к губам руки и испугавшись, посмотрела на сына. Но он даже не пошелохнулся: сидел в той же позе, сгорбившись, положив руки вложенные ладонь в ладонь на расставленные колени. Он, как и все, смотрел на огонь, но глаза Его, полу прикрытые веками, казались безжизненными. И невозможно было прочесть в них никакого чувства. Только блики от огня отражались в них как на ровной и невозмутимой поверхности воды. Кудрявые волосы Его ниспадали по краям, лица как-то тоже безжизненно. И не было ветра, чтобы пошевелить их.
Казалось, что и сама природа скорбела вместе с Иисусом о смерти Иоанна Крестителя, о том, кто свидетельствовал о Свете. Но, те, кто его казнили, не любили Света, ведь при свете хорошо видны были тёмные дела их.
Вторая женщина, которая сидела по правую руку от Иисуса, немного повернув голову свою к Нему, наблюдала за Ним и думала: "Вот, сидит Иисус, и ничем Он, вроде, внешне не отличается от остальных сидящих здесь, на нём надета одежда. От сандалий видны следы на ногах Его: полосы красного цвета отпечатались за долгий путь, повторив все переплетения кожаных ремней. Комочки грязи на сандалиях подсохли от жара огня и посветлели, кое-где осыпались. Какое-то сомнение закралось, заползло как змея в щель не закрытой двери: Неужели этот человек – Бог? Воплощённый Свет?" Но Мария Магдалина с негодованием на себя и на эти свои мысли, которые лезут неизвестно откуда, встряхнула головой и посмотрела на небо: "Отец наш небесный, помоги мне избавится от таких сомнений и таких мыслей! Ведь я же знаю, что Он Сын Твой!" Сердце Марии Магдалины дрогнуло и застучало быстрее. Она опустила голову и с опаской покосилась на Иисуса, пристыжено думая, что Иисус мог узнать всё, о чём она сейчас нечаянно подумала. Но, нет. Иисус сидел так же безучастный ко всему и ко всем.
Первым нарушил тягостный покой Иаков: встал, взял хворост, усердно и как бы со злостью стал ломать о колено сучья и подбрасывать в огонь. Все сразу обернулись на Иакова, а Мать Христа всем телом подалась к нему, тревожно оглядываясь на Сына. Но Иаков продолжая свою работу, исподлобья наблюдая за Иисусом. Весь вид Иакова выражал протест: он вообще, как будто не жил, а протестовал против жизни. Пламя костра сначала пробивалось сквозь сучья, а потом взметнулось вверх. Иаков уселся на своё место, но хлопнув руками о колени свои, обведя всех решительным взглядом и остановив его на Иисусе громко сказал: "Равви, когда же придёт оно – Царствие Божие?"
Иисус медленно поднял голову, взгляд Его, вначале затуманенный, стал оживать, возвращаясь откуда-то. Затем в глазах его загорелись живые огоньки: не отблески от огня, а изнутри. Глаза Его отразили вначале боль, а затем негодование.
- Неужели и вы, ученики Мои, не понимаете? – уже и голос Иисуса вырывал у Него изнутри те же чувства, которые отражали глаза, - Не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: "вот оно", - указывая перстом вперёд, - или: "вот там" – повернувшись туловищем указывая в обратную сторону рукой.
И уже повысив голос, срывающийся от отчаянья, яростно растягивая на груди материю одеяния, судорожно захваченную в кулаки, крикнул:
- Вот! Вот Царствие Божие – внутрь вас есть.
И ещё больше растянув на груди одежду, как будто хотел разорвать и материю одеяния, и свою плоть на груди, чтобы обнажить и показать Царствие Божие, которое внутри…