Им очень повезло. Они любили друг друга. Молодой вельможа и его красавица невеста. Люди склонны недооценивать значение любви. Толкуют, будто бы на одной любви далеко не уедешь. Без неё, мол, даже спокойнее. А вот желудок всегда нуждается в пище. Только не правда это. То есть еда, конечно, вещь необходимая. Но вот жизнь без любви… Штука весьма бесполезная! Человек гниёт без неё, мельчает. И нуждается он если не в человеческом тепле, то хотя бы в верной охотничьей собаке или холёном цветке под окном. Так устроен мир и сейчас, в нашем неспокойном XVI веке, так и сотни лет назад.
Надо полагать, что эта особенность будет присуща человеку и в будущем. Самые поразительные, изящные, непредсказуемые мысли способны родиться лишь в голове одурманенной, а быть может, прояснённой любовью. Спокойный разум не способен на великое. В нём нет вдохновения.
Моя мать в тот день светилась счастьем. Солнце обнимало её тонкое тело, облачённое в скромное белое платье, и падало к её ногам. Она спешила навстречу счастью. Возможно, смысл счастья состоит в стремлении к нему, а вовсе не в получении. В вечном движении вперёд. Хотя вряд ли она об этом думала тогда. Она быстро шла по пустой улице, а может быть, ехала, а может, улица была вовсе не пуста – почём мне знать? Просто мне доставляет удовольствие представлять, как моя мать выходила замуж. Я знаю, что она была несказанно счастлива! И было лето.
Старое дерево в парке видело, как быстро летело время до этого дня и после него. Деревья, должно быть, считают, что время мчится безумно быстро! Чем медлительнее существо, тем быстрее, по его мнению, движется всё вокруг. Негоже наделять дерево высшим разумом, но если представить гипотетически, как будто в сказке, что дерево могло воспринимать время… В таком случае листва стремительно осыпалась вниз и золотая гора у подножия юной липы росла, как живая, покрывалась серостью, а затем и лёгким снежком.
Если задуматься, то и в нашем мозгу время летит неестественно быстро. Оно сжато в одно единое воспоминание и разделено отнюдь не по числам календаря, а по важности событий. Вся наша жизнь умещается в двух-трёх событиях и нескольких сотых секунды. А у некоторых и вовсе нет жизни. Попробуйте попросить кого-то вспомнить, сколько у него достойных воспоминаний. Не всякий найдётся с ответом.
Вообще с ума сойти можно, сколько информации можно поместить в одном чувстве. Казалось бы, ощутил человек нежность. А в этой нежности вся история его отношений со старухой женой. Впрочем, это в хорошем случае. Обычно к тому времени, когда жена становится старухой, нежность редко остаётся. Прискорбно.
У моего отца и матери должно было случиться иначе. Они были не просто сожителями с общим хозяйством. Они были друг другу и любовниками, и друзьями, и учителями, детьми и наставниками в одном лице, они стали друг для друга единственным приютом и лучшим приключением. Они способны были увидеть друг в друге все лики мира. И казалось, что быть ближе уже невозможно, но вскоре они понимали, что ошибались, и это ещё не предел.
Нас было пятеро детей. Мало, по современным меркам. Но, что бог послал. К несчастью, отец попал в тюремное заключение как государственный преступник. Тюрьма его была хороша, по сравнению с другими. Я никогда там не был, но знаю, что как знатного вельможу его поместили в не худшую камеру. Тот замок, в котором он был заключён, находился около моря. Отец мог смотреть в окно на свободные волны и представлять себя там, внизу… С трудом представляю, каково быть заключённым для столь деятельного человека, каким является мой отец! Как не сошёл он с ума - не ведаю.
Мать была всё так же светла и легка, но будто бы она была заключена в тюрьму, как и отец, хоть в камере она и не находилась. Она как прежде любила отца и души не чаяла в нас, своих детях. Младшему тогда было всего ничего – не более полутора лет.

Отец сидел средь склизклых стен в праздничной белой рубашке, расстёгнутой сверху и завязанной узлом на животе. Так делает обычно люд мещанский, но подобные мелочи вряд ли имели какое-то значение. Эта белая рубашка была на нём надета не спроста. То был день его рождения. В честь этого праздника ему, как благородному заключённому, полагалась белая рубаха. В руках он бережно держал послание.
«Уважаемый муж мой! Не передать словами, как тоскую я. Как любящему сердцу одиноко вдали от своей половины. Но я нахожу утешение в наших славных детях, которые так похожи на тебя! Я вижу в них твои черты, твой характер. Сегодня Шарль сделал лицо совсем как у тебя. И я стала так счастлива от этого! Наш младший сын… Какое дивное создание… Жаль, что ты почти никогда его не видел! Но я верю. Я всё ещё верю… О, Поль! Какое счастье, что свела нас судьба. Только любящий человек способен познать, что такое вечность. Наш брак был заключён на небесах, и не суждено ему закончиться на земле в грязи камеры или в унынии моём. Это дар, который бережно несу я через свою жизнь и не устаю благодарить за него небеса. Поль, не забывай и ты. Любовь – единственное, что не даст сойти тебе с ума. Береги её.
Твоя любящая Н.

P.S. В этот прекрасный солнечный день мне хочется сделать тебе подарок. Хоть навещать тебя мне не разрешается законом, я всё же буду рядом с тобой сегодня. Возьму детей и совершу лодочную прогулку близ стен твоего замка. Не знаю, увидишь ли ты нас, но просто знай, что в этом море есть кто-то, кто любит тебя. И ты не одинок. Я буду к тебе близко настолько, насколько это возможно! Благо, день прелестный!
С любовью ещё раз, твоя Н».

Он дрожащими от волнения руками держал письмо. Он кинулся к ледяной стене, не прогревающейся даже летом, подобрался к окну и тревожным взглядом глядел в море.

Мать усадила нас в лодку. Было тесновато вшестером, но поскольку Гийом был совсем малыш, да и остальные дети не достигли ещё возраста, когда комплекция становится более грузной, все уместились. На матери было белоснежное скромное платье. Подозреваю, что это то самое… Впрочем, какой толк от моих подозрений.
Мы выплыли в море. Дружно гребли старшие дети. Мать находилась в настроении приподнятом, экзальтированном и как будто излишне восторженном. Она очень волновалась, конечно. Берег остался совсем далеко. Нам было весело, каждый ощущал важность события, Великий Праздник, трепет перед происходящим.

О, эта непредсказуемость погоды! До обеда она мила и безмятежна, а после обеда вдруг случается гроза!
Он смотрел меж прутьев ненавистной решётки, сжав зубы, вцепившись ногтями в каменную стену, бледный и яростный. Чудовищный шторм буйствовал там, внизу. Волны, высотой с корабль обрушивались на вздымающуюся поверхность воды, которая только что была такой же грозной волной. В такую погоду способен затонуть корабль… Такая волна может накрыть его полностью. Что уж говорить о маленькой лодочке с его женой и детьми…
Он хрипел и цеплялся руками за прутья. Гийом, неужели он никогда не увидит Гийома? А её? А других детей? И ничего не поделаешь с этой проклятой решёткой. Он не видел лодки. Он не знал, как далеко от берега она ушла. Он знал, что где-то там умирает его жизнь, его будущее, его прошлое… И ничего, ничего не мог с этим поделать. Ярость сильного человека, лишённого свободы, это жестокое зрелище. Он чувствовал, что мог бы переплыть всё это море, нырнуть на любую глубину, увести лодку из любого водоворота, но он стоял бледный и яростный, намертво вцепившись в решётку…


P.S. Я тоже никогда не умел прощаться сразу - как и моя мать. Я до сих пор иногда приношу цветы на её могилу. Она красивая, эта могила. Синяя-синяя, безбрежная… Я кладу венок на ясную гладь воды, и она уносит его туда, в даль… Где-то там и находится мать и все мои братья. Где-то в этом свободном море… Дающем надежду и в один миг становящимся столь грозным.
Отца я никогда не видел. Суровые тюремные порядки, знаете ли. Быть может, он ещё верит… Но я часто ошибаюсь.

07.09.08