...В прошлой жизни я была фарфоровой куклой... Я одиноко стояла в старинном резном комоде ручной работы и наблюдала за миром широко открытыми синими глазами, с тщательно прорисованными ресницами... Кроме меня кукол больше не было, я была одной единственной, самой красивой и самой нарядной, потому что сравнивать было больше не с кем. Раз в неделю меня протирали трикотажной тряпочкой и бережно ставили обратно - в мой мир, в мою тюрьму, в мой Рай и Ад... А в комнате обитали двое - красивая девушка с заплаканными глазами и сердитый, вечно чем-то озабоченный молодой человек. И он не обращал на меня внимания, а девушка часто прикасалась тонкими пальчиками к моим волосам и что-то шептала разгоряченными губами. Я не могла разобрать слов, но мне отчего-то было жаль ее, такую красивую и печальную, такую добрую и трогательную... Я принадлежала только ей - своим фарфоровым телом и живым духом, меня презентовали ей на каком-то празднике, и я сразу поразилась теплоте ее рук... Она нежно прикасалась к моему лицу и я была счастлива...

Еще в комнату часто приходил третий - молодой человек с тонкими чертами лица. Он приходил только тогда, когда озабоченного молодого человека в комнате не было, по долгу разговаривал с девушкой, держал ее руки в своих руках, поправлял выбившийся локон и мял губами ее рот... Он бережно раздевал ее и обнимал руками ее изящное тело... Они сплетались в странном и жгучем танце, после которого он спешно уходил, а девушка плакала, глядя на свое отражение в итальянском зеркале и пила желтые пилюли... Мне часто казалось, что она несчастна, но я не понимала ее терзаний... Когда ты фарфоровая - у тебя все просто, единственный страх, чтобы тебя не уронили и не разбили... Хотя иногда, когда девушка не питала меня своими прикосновениями, когда ее взор безумно блуждал по стенам, не останавливаясь ни нам миг на мне... Иногда мне хотелось оттолкнуться от железной проволоки, служившей мне подставкой и позвоночником, и рассыпаться по полу фарфоровыми осколками...

Озабоченный молодой человек был, наверное, хозяином девушки... Он накрывал ее тело своим и толчками вышибал стоны и слезы из ее глаз. Он часто обнажал зубы в горьком оскале, толкал девушку и она с жутким грохотом врезалась в спинку дивана. Он часто кричал, заставляя меня дрожать от его рыка, размахивал руками и давал девушке пощечины... Потом он успокаивался, сажал ее к себе на колени и раскачивал, как маленького ребенка...

Однажды, когда молодой человек еще не успел уйти, они с девушкой упивались друг другом и жарко спорили о чем-то... Внезапно вернулся озабоченный молодой человек... Девушка стала мертвенно бледной, мне на миг показалось, что она стала фарфоровой... Озабоченный человек наотмашь ударил молодого человека по лицу и выволок его за дверь. Девушка металась по комнате, заламывая руки и кусая губы... Я видела алые капли крови на ее губах, которые так одновременно нелепо и красиво украшали ее белоснежную нижнюю сорочку... Потом озабоченный молодой человек вернулся, резко, словно дикое животное, отшвырнул девушку к стене и стал громко кричать... Он плакал... Я удивленно смотрела на него, и до сих пор я думала, что плакать умеет только девушка... Она сначала пресмыкалась у его ног, некрасивое зрелище, она больше не выглядела тонкой и печальной... Потом она поднялась и стала лихорадочно складывать одежду в большой коричневый чемодан, выплевывая в лицо озабоченному молодому человеку фразы, которые хлыстом впивались в его плоть, и я видела, как он вздрагивал, и как расширялись его зрачки... Внезапно он выхватил револьвер, раздался грохот выстрела и в комнате запахло чем-то жутким... Девушка вдруг неуклюже пошатнулась, шагнула назад и неловко упала прямо на комод, в котором жила я... Комод накренился и я упала... И, естественно, разбилась на мелкие фарфоровые кусочки... И я была рада.