«Справедливость» заявлена на Рен ТВ как социально-правовое ток-шоу. Говорят, что очень приличные люди отзываются о нем весьма лестно, и рейтинги-де у них, и прочие пряники печатные. Вообще-то, после «Свободы слова» Савика Шустера ни одну подобного рода эпопею я воспринимать не в состоянии, но все же не удержалась - посмотрела кусочек. Приобщилась к социально-правовым проблемам, можно сказать.

Выглядит это жуткое действо примерно так – Андрей Макаров (тот, который сильно похудевший адвокат и депутат Госдумы) мечется с микрофоном, выкрикивает сомнительного свойства лозунги, не дает договорить ни одному выступающему, затыкая их в совершенно неделикатной форме, и в целом занимается весьма низкопробной демагогией с соответствующим уровнем аргументации.

Вот, к примеру, миленькая сценка

А про олимпиаду неинтересно вовсе. Потому что и к спорту, и к национальной гордости великороссов я равнодушна. Первым лучше всё-таки заниматься - вряд ли питье водки под телевизор имеет какое-то отношение к принципам олимпийского движения. С гордостью еще печальнее - начиная разыскивать её с этого конца, мы затягиваем узел еще крепче и безнадежнее. И всё бы ничего, но внутри него дети - те, которые пока еще хотят идти голосовать.

Кстати говоря, помимо всяких глупостей, которые, разумеется, меня волнуют больше всего, иногда я думаю и нечто социально-политическое.

- А Вы пойдете на выборы? – спросили недавно студенты.
- А вы? – ответила я вопросом на вопрос.

Да, это никудышный прием в диалоге, но что я могла еще сказать? Что голосование по партийным спискам на муниципальных выборах, на мой взгляд, - совершенно идиотская затея? Или что мне всё больше кажется, что политика и демонстрируемое нам в качестве политики - две сильно большие разницы? И поэтому вопрос участия в выборах волнует меня всё меньше и меньше - не всё ли равно, в сущности, играем мы в эти игры или не играем? И не лучше ли заняться наконец-то чем-то настоящим?

В общем, им еще повезло – на вопрос я могла ответить целой обоймой вопросов. Тех, которые со временем возникнут и у них. Ну по крайней мере, я очень на это надеюсь, и это кажется мне важнее всех выборов на свете – взятых вместе и по отдельности.

Или, например, эвтаназия больных новорожденных. Волна уже прокатилась, все уехали и вернулись, а я всё запрягаю. Думаю потому что. Потому что при всей очевидности ответов, при всей одиозности автора идеи (не так часто встречающееся сочетание острого и гибкого ума и феерического мудачества) вопросов у меня много – как ни страшно это признавать.

И еще я думаю, что как раз для таких случаев изобретена универсальная формула – «если не знаешь, как поступить, поступай по закону». И как мне повезло преподавать то, что я очень люблю и во что очень верю. Но в какой степени всё-таки право – это бегство от индивидуальной ответственности, я думаю тоже.

И опять отвечаю себе обоймой вопросов на вопрос.

Было время, я гораздо больше любила этот праздник и сильно заморачивалась проблемой новогоднего настроения. А они выходили всё буднишнее и предсказуемее, чем огорчали меня безмерно. Теперь всё гораздо проще – я расслабилась, получаю удовольствие, не стремлюсь объять необъятное, не вылизываю квартиру, не думаю, что надеть. А готовлю только оливье (и тот не для себя, сама бы я вполне обошлась апельсинами и шоколадкой) – кто, собственно, всё это будет жрать в ночи?

И лишь одно осталось святым и неразменным – подарки и поздравления. Потому как я не только реалист, язва и ехидна, но еще и большой утопист. Жила б пораньше на несколько столетий, стала бы, поди, какой-нибудь томазой кампанеллой.

… Оно появляется всего на несколько дней – смутное чувство всеобщей братской любви и родства на останках года, прожитого и пережитого вместе; и становимся мы немножко полярниками, вернувшимися из долгой и опасной экспедиции. Никогда больше так легко не отпускаются прошлые обиды, не говорятся такие непривычные неуклюже-нежные слова, не находятся с такой легкостью поводы вспомнить друг о друге, не желается так искренне и безыскусно. Удачи тебе, мой полярный друг, в этой новой гражданской жизни))

У Бредбери есть рассказ - про марсианский дождь и детскую жестокость, не помню, как называется. Шел дождь тридцать лет и три года и заканчивался всего на час, а потом снова. И все дети ждали, когда наконец выглянет это мифическое солнце, а одна девочка – самая странная - ждала его больше всех. Ну и, как водится, однокашники из вредности заперли ее в кладовку – странных вообще мало кто любит - да и забыли. Не от злобы даже – случайно. И осталась девочка без солнца. Такая вот грустная история.

Давайте проведем этот час как надо, а? Всё, что сейчас с нами - и вокруг и внутри – оно ведь такое хрупкое.

Пока небо в алмазах, всё в шоколаде, слезах, соплях, цветах и конфетах, игла в яйце, яйцо в утке это еще неактуально – без вопросов снимается последняя рубашка, и на край света за любимым, и луну с неба за одну улыбку - легко. Но опытные бойцы любовного фронта, да и просто пытливые умы уже подозревают, что так будет не всегда. Вопросы возникнут, когда начнутся притирки, придирки и проблемы – общие и индивидуальные. Не хочу пугать детей среднего школьного возраста, но вопросов возникнет много.

Казалось бы, всё просто – поддерживаем и помогаем сейчас тому, кому труднее и нужнее, ожидая, в свою очередь, что и нам помогут, когда возникнет необходимость. Ожидать, признаемся честно, можно до второго пришествия – лучше, конечно, поговорить.

- Я ж ночей не спала, я ж столько сил отдала, тебе нос вытираючи. А ты вот значит как, да?
- Откуда я знал, что у тебя тоже есть нос? Ты не предупреждала.
- Такой большой мальчик, сам бы мог догадаться.
- А я в школе не учился, и на уроках анатомии вообще пил водку в женском туалете.
- ААААА, он дурак и подлец!!! Он не знает, что у девочек есть носы!!!

Как вариант:
- МАМААА, он не знает, что у девочек есть носы!!!
- Правильно, - подбадривает мама, - а я тебе говорила - все мужики дураки и подлецы.

Нет, ты, конечно, еще сто раз поверишь и обманешься, а потом уже привыкнешь надевать бронежилет, держать фигу в кармане и ждать выстрелов с той стороны – алягер как алягер.

А еще можно отправиться путем редких смельчаков, отваживающихся договариваться и открывать карты с самого начала. Увы, это не так просто как кажется. И в ответ на «у меня тоже есть нос» вполне можно услышать – «а мне что за печаль?». Но всё же так гораздо меньше шансов устроить фейерверк в закрытом помещении. На нас же не нарисованы череп и кости и не написано большими красными буквами «Опасно! Человек!»



музыкальная социальная сеть | константин никольский - в моей душе осадок зла

"но женщины - те, что могли быть как сестры
красят ядом рабочую плоскость ногтей
и во всем, что движется, видят соперниц
хотя уверяют, что видят блядей"

У моего дедушки была официальная семья – жена и дочка, и семья «гражданская» - бабушка и двое их детей. Официальная семья осталась в Москве, дедушка с бабушкой были гидрогеологами и жили в маленьком шахтерском городке. Все были «в курсе» и сосуществовали мирно. Жены не стремилась к статусу единственной. Дети были признаны официально и носили фамилию отца. Им регулярно присылались подарки от сводных родственников, а моей маме к тому же перепадали платья и туфли, из которых вырастала нарядная столичная сестра. Хоронили его обе семьи (а случилось это достаточно рано, маме было тогда десять лет), причем по поводу места договорились без сцен и скандалов – первая жена согласилась, чтоб он остался у нас. Бабушка была ей за это благодарна всю свою долгую жизнь. И вообще, при весьма взрывном характере и редкостной импульсивности, всегда отзывалась о ней очень тепло.

Это я всё к чему… Чем дальше, тем менее понятными становятся мне, казалось бы, очевидные вещи. Я понимаю, что такое любовь и нежность. Понимаю, зачем нужны уважение, забота и ответственность. Но когда дело доходит до тезиса, что любовь к одному человеку исключает любовь к другому, проводки у меня в голове замыкаются и искрят.

Один хозяин должен быть у собаки – это понятно. Точно должен быть определен круг хозяев вещи – тоже не вызывает возражений. Но один хозяин у человека чем-то напоминает бородатый анекдот – «спасибо, у меня уже есть книга».

Очень уважаемый мною Козлов писал, что фиксация на единственном – это злой, изуродованный лик любви. Ощущение единственности и уникальности, которое дает любовь, вряд ли предполагает, что всех остальных надо спихнуть с поверхности земного шара, разве нет?

Забавно, но, как правило, женщинам больше всего запоминаются именно неверные в классическом понимании мужчины. Многократные же победители конкурсов моногамности без намека на злой умысел могут создавать ощущение, что цена тебе два рубля в базарный день. За пучок.

Я для себя придумала такую объяснялку: это как игра на рояле – лучше играет тот, кто чаще репетирует. И ты не сможешь стать настоящим музыкантом, пока не узнаешь, как по-разному отзываются на прикосновения твоих пальцев разные инструменты. Пока не услышишь, что у каждого из них свой голос.

Из всех объединений и союзов по признаку несчастности самые опасные – объединения и союзы по признаку душевной неустроенности. В них развиваются наиболее запущенные формы наркотической иллюзии взаимопонимания.

Когда-то давно один правдивый, но безжалостный человек поведал мне, что предать и продать сможет каждый – дело только в цене вопроса. И там, где живут твои крысы, умирает мораль, любовь и преданность - остается только животный ужас и этот истерический крик: отдайте им Джулию!

А он победил дракона и снял заклятие страшного оруэлловского оцепенения. Избавил от обывательского трагизма и гламурных блесток псевдохристианского прощения. Мой сказочный рыцарь на белом коне рассказал совсем о другом – что и предав, и продав человек не становится нечеловеком, и небо не падает на землю, и после сегодня всегда наступает завтра, и солнце встает по-прежнему на востоке. И еще много разного. Что порядочность – это когда делаешь гадости без удовольствия. Что милосердие выше справедливости. И что нет плохих и хороших, добрых и злых, героев и злодеев – есть просто жизнь, ее улыбки и гримасы и еще что-то такое, что всё равно остается настоящим. Как бы ни был причудливо абсурден этот обезумевший мир.

Хотя вообще-то чаще я думаю просто о том, как всё-таки сильно я люблю его.

Недавно в тесте, прохождением которых я иногда забавляюсь, наткнулась на довольно затасканную фразу: любовь – это ответственность. Но почему-то кажется мне, что ответственность эта чаще воспринимается в качестве вторичного соцобязательства, типа «если любишь, значит должен – вот это, вот это и еще это в придачу».

Как-то мне не нравится такая причинно-следственная связь. Может быть, любовь и ответственность – это все же два лица единого как две стороны одной медали? Ну в самом деле, реализовывать долженствования можно всяко-разные, а вот ответственность чувствовать только за любимое – любимое дело, любимую идею, любимого человека, любимую землю. И любимый праздник хочется встретить не абы как, а особенно, и любимый день недели провести радостно, и любимую кофту постирать не в Ласке, а в детском шампуне.

По сути, любовь – это эмоциональная ответственность, а ответственность – опредмеченная любовь. Даже за собственные слова и поступки чувствует ответственность только любящий себя. Нелюбящий всегда будет жертвой непреодолимых обстоятельств, бездарно путающей ответственность и самоедство.

Большинство обид, недопониманий и душевных переживаний возникает из-за того, что свои реакции, свойственные себе схемы мышления и поведения мы проецируем на другого человека. Вроде и идея стара как мир, а вот поди ж ты – все равно накалываемся раз за разом на этот сучок в ожидании, что этот другой сделает «как надо». В этом смысле, конечно, с похожими проще и безопаснее. А непохожие учат терпеть, понимать и прощать. И еще видеть многоцветие мира. И еще смеяться радостно и беззаботно, отказавшись уже наконец от навязчивого стремления получить от жизни гарантийный талон.

Ох уж эта блистательная идея, что при депрессии нужно просто взять себя в руки. Интересно, а при больных зубах – тоже в руки? Или вот еще – "я знаю, отчего у меня это". И что? Зубы болят тоже не просто так, а от нехватки кальция и чрезмерного увлечения карамельками. Оно конечно, все болезни от нервов, но необходимости лечения это вовсе не отменяет, честное слово.

Так что взять себя в руки нужно ровно настолько, насколько при любой другой болячке – чтоб взяться уже и заниматься собой целенаправленно и планомерно. Количество психических заболеваний растет с удручающей скоростью, а мы все носимся с детсадовскими установками, что у психиатра лечатся те, кто чертей зеленых гоняет, а антидепрессанты что-то там глушат и загоняют проблему внутрь.

Хотя на самом деле все проще гораздо – человек, который в состоянии силой мысли, духа и всего прочего избавиться от депрессии, вряд ли когда-то с ней столкнется. А остальное от лукавого – страх посмотреть в лицо очевидному. Как будто закроешь глаза – и придуманные чудища разбредутся-разлетятся кто куда. А потом может солнце выглянет, и станет полегче. А может снег выпадет. А может еще что случится – инопланетяне высадятся, например.

Оно все и правда будет – и снег, и солнце, и инопланетяне. Но в депрессивной ловушке ты будешь видеть только серую стену и грязную мостовую сквозь пыльное стекло. Даже оплакивать свою несчастную жизнь силы вряд ли останутся.

*Разумеется, речь идет не о дурном настроении, сплине, душевной праздности и прочих лечащихся хорошим пинком расстройствах мировоззрения.

Почти все женщины умны, проницательны, ироничны, восхитительно рассудочны; они ясным взором рассеивают тяжесть дурманящих сумерек и всегда видят свет в конце самого длинного тоннеля – когда речь идет о других женщинах.

Почти все женщины становятся голубоглазыми дурочками, наивными и надрывными, с обидной легкостью отдающими всё это за полужест, полувзгляд, расстегнувшуюся пуговицу на рубашке, крохотную родинку у левого запястья и привычку немного растягивать гласные звуки – как только доходит до себя.

И неизвестно, какая роль тебе достанется в следующем действии.

… все подозрительнее и подозрительнее книжки, легко растаскиваемые на цитаты.

Раньше, бывалоча, как? Сочетание звуков или образов зацепит, попадет в резонанс - и поет эта струна прекрасно и мучительно, и рассказать, конечно, можно, только без контекста будет непонятно, и маешься, путаясь в словах, чтоб донести, не расплескать, и смотришь тревожно и с надеждой – поймет? Не вышло? Или просто «не свой»?

А теперь во всех городах возводят типовой кинотеатр Ракета, в котором можно посмотреть типовой художественный фильм А тут на тебе - хлобысь! – и только успевай подставлять старательно разлинованные странички. Адаптированный перевод с языка настоящего.

"в жизни куда больше людей сдавшихся, уставших или не пытавшихся бороться, чем людей побежденных"

Поймать себя на неожиданно трезвой и успокаивающей мысли - все равно что отследить давно мучивший и корежащий мышечный зажим. Или наоборот. Результат один и тот же - хорошо и спокойно пять минут, а потом долго и кропотливо, чтоб сохранить, не соскользнуть, не пустить на самотек. И улыбку-улыбку... вот так.

Самое грустное в грани, отделяющей искренность от распущенности, – то, что она слишком индивидуальна.

Рассказывают, что в Индии существовала (а может, существует и сейчас) традиция дарить новорожденному чашечку, да не простую, а волшебную. Если пойти с ней в волшебный лес, нашептать в тонкое керамическое донышко самое заветное желание и повесить на волшебное дерево, желание обязательно сбудется. Но сделать это можно только один раз. Поэтому большинство чашечек так и остаются неиспользованными. Ведь никто не знает, когда оно случится - то, с чем нельзя будет справиться в одиночку, что отнимет последние силы и надежды. Судьба – дама с непростым характером, не стоит дергать ее по пустякам.

Эта синяя чашечка с наивными голубыми цветочками поначалу, должно быть, прячется родителями на самую верхнюю полку. Мало ли что взбредет в голову дитятке – стеклянные бусы, новое платье или чтоб соседский чумазый мальчик позвал играть в индийскую национальную игру. А дитятко, рассматривая голубые цветочки большущими глазами-маслинами, думает: "Вот немного вырасту и тогда уж…".

И только когда все полки становятся доступными, а колесо раскручивается все сильнее, начинаешь понимать разницу между «уже» и «еще пока». Каждый раз, схвативши было чашечку, притормаживаешь все ближе к дому. Потом просто выходишь на дорогу, перебираешь ногами нагретую солнцем пыль и чуть прищурившись смотришь туда – где растет дерево твоей надежды. А потом даже не выходишь. Присаживаешься на выщербленное крылечко, разглядываешь облака, плывущие куда-то диковинным стадом слонов и верблюдов, вдыхаешь запах выжженной травы, вспоминаешь чумазого мальчика и стеклянные бусы, улыбаешься усталой мечте, спрятавшейся в складках теплого ветра.

* обрывочные впечатления от концерта Ночных снайперов

Классические, в обыденном понимании, проявления мужского и женского по-своему прекрасны – раз за разом они быстрыми уверенными мазками набрасывают привычную картину мира, с легкостью позволяют определить понятные и предсказуемые ориентиры. Стоит выдать набор заветных формул - "как-то это не по-мужски", "ей явно не хватает женственности" и еще два десятка аналогичных – считайте, что золотой ключик у вас в кармане. Потом, правда, обнаружится, что отпирает он только мужской или женский сортир, но зато определенность налицо, и помещения, опять же, по жизни необходимые.

С этими странными людьми все не так. Им даже не подберешь сходу определение – мужественная женщина… мужеподобная женщина… женщина с мужским обаянием... И с мужчинами так же – женственный мужчина звучит как-то скверно, а женоподобный – и вовсе отвратительно. Но при этом нет интереснее и притягательнее людей с теми самыми, нехарактерными гендерными признаками.

До бесконечности, не отрываясь, рассматривать ломаные линии и разноцветные стекла, таяние пылинок в свете раскрашенного солнечного луча. Закрыть глаза и продвигаться медленно, ощупью по невидимым металлическим переплетам. Вздрагивать от еле уловимых запахов мокрой листвы, мягкой дорожной пыли, пустоты и свободы. Ловить падающее куда-то вниз и мгновенно ставшее незнакомым сердце. Причудливые витражи, каждую минуту разлетающиеся и собирающиеся вновь таинственным детским калейдоскопом.

Кстати, про «Онегина». Безжалостный реалист был Александр Сергеевич, хоть и насмешник. И Татьяну как ни любил, как ни расписывал нежно, всё одно вышло – все бабы дуры.

По первости с ней ясно: в сердце дума заронилась, пора пришла, она влюбилась. Потому что, когда душа ждала кого-нибудь, по-другому и быть не могло.

Потом письмо, сцена у фонтана, вернее на скамейке, именины, дуэль – вполне себе приличный роман из жизни лирических героев.

А вот дальше начинается самое интересное: Татьяна попадает в онегинскую библиотеку (с неприкосновенностью жилища, видимо, тогда было попроще). Сначала ее поражает выбор книг, потом на полях черты его карандаша (интересно, а сейчас кто-нибудь еще делает отметки на полях?), а потом наступает великое озарение:

Что ж он? Ужели подражанье,
Ничтожный призрак, иль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Чужих причуд истолкованье,
Слов модных полный лексикон?..
Уж не пародия ли он?

«Да, да, конечно! – радостно хлопаем в ладоши мы. - Посмотри, дурочка, всё же придуманное и ничего толком за душой (ну пусть это не совсем так, но все же в курсе, как надо утешать подругу, с которой случилась несчастная любовь?). Хоть и умел казаться новым, он же всегда второй – второй Чадаев, второй Child-Harold (угрюмый, томный), второй dandy лондонский – модные мысли, модные галстуки и модные спектакли. И даже, опершись о гранит, стоит, как описал себя пиит».

Ужель загадку разрешила?
Ужели слово найдено?

Ужель, ужель… вот только это «найденО» звучит уже совсем невесело, потому, что дальше всё равно будет: «я вас люблю (к чему лукавить?)». И отнимет навсегда надежду на чудо освобождения – такого легкого и близкого: иронично прищуриться, посмотреть на своего развенчанного героя, удивленно подняв брови, и небрежным жестом стряхнуть с рукава приставшую соринку. И наваждение прошло, и не ломаются отчаянно пальцы, и самая грустная мелодия на свете уже не поет тебе о нем. Ты улыбаешься, наматывая волосы на кончик носа, самой дурашливой своей улыбкой и тянешься как кошка – свободная и отныне гуляющая только сама по себе.

Только он слишком мудр был, и ироничен, и печален, солнце нашей поэзии, поэтому в минуту, злую для него, оставил не своего героя, а всех нас, за двести лет так и не освоивших искусство управления бульдозером для уничтожения пиратских копий.

«Ах, так вам это ни к чему (моя нежность, пылкость, гениальные картины, проект вечного двигателя (нужное подчеркнуть))? Тогда я все порву, изломаю, растопчу; заживу вашей дрянной жизнью и начну играть удобную вам роль».

Примерно так выглядит инфантилизм – буду жить назло кондуктору, маяться своим несложившимся, хоронить его заживо, лелея в то же время призрачную надежду, что кто-то почему-то его найдет и откопает. И постоянно вести молчаливый диалог: «Полюбуйтесь, что вы со мной сделали. Довольны?». Вот только с другой стороны телефонной трубки давно никого нет.

Зрелость - это, наверное, когда «пусть вам не нужно, главное, что нужно мне. А там - кто знает».

Наверное, излишне было бы упоминать, что с возрастом это не связано никак. Если бы не обыденность и безысходный трагизм, который инфантилизм приобретает с годами, – бредущие по чужим следам люди с отчаянными взглядами, ищущими в толпе того, давно ушедшего собеседника.