Было время, я гораздо больше любила этот праздник и сильно заморачивалась проблемой новогоднего настроения. А они выходили всё буднишнее и предсказуемее, чем огорчали меня безмерно. Теперь всё гораздо проще – я расслабилась, получаю удовольствие, не стремлюсь объять необъятное, не вылизываю квартиру, не думаю, что надеть. А готовлю только оливье (и тот не для себя, сама бы я вполне обошлась апельсинами и шоколадкой) – кто, собственно, всё это будет жрать в ночи?

И лишь одно осталось святым и неразменным – подарки и поздравления. Потому как я не только реалист, язва и ехидна, но еще и большой утопист. Жила б пораньше на несколько столетий, стала бы, поди, какой-нибудь томазой кампанеллой.

… Оно появляется всего на несколько дней – смутное чувство всеобщей братской любви и родства на останках года, прожитого и пережитого вместе; и становимся мы немножко полярниками, вернувшимися из долгой и опасной экспедиции. Никогда больше так легко не отпускаются прошлые обиды, не говорятся такие непривычные неуклюже-нежные слова, не находятся с такой легкостью поводы вспомнить друг о друге, не желается так искренне и безыскусно. Удачи тебе, мой полярный друг, в этой новой гражданской жизни))

У Бредбери есть рассказ - про марсианский дождь и детскую жестокость, не помню, как называется. Шел дождь тридцать лет и три года и заканчивался всего на час, а потом снова. И все дети ждали, когда наконец выглянет это мифическое солнце, а одна девочка – самая странная - ждала его больше всех. Ну и, как водится, однокашники из вредности заперли ее в кладовку – странных вообще мало кто любит - да и забыли. Не от злобы даже – случайно. И осталась девочка без солнца. Такая вот грустная история.

Давайте проведем этот час как надо, а? Всё, что сейчас с нами - и вокруг и внутри – оно ведь такое хрупкое.