продолжение цикла

 

УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ

А. Попову

 

Мне это утро –

Что стакан рассола

Для тех,

Кто похмеляться не привык.

И слово,

Как таблетка валидола,

Чуть онемевший холодит язык.

В стакане – крепкий чай,

И сигарета,

Дрожащая в руке,

Горит едва.

И книжица знакомого поэта

Открыта на странице двадцать два.

Вот у него –

Совсем другое утро,

Вчерашней нерешительности долг.

 

…А я –

За позволенье быть не мудрой

Благодарю Тебя,

Мой добрый Бог!

18.01.2000

 

 

*     *     *

Я думаю так,

что мы все – пузыри на поверхности луж;

что ты не жена мне,

и я тебе вовсе не муж;

что ты не нужна мне,

что я безразличен тебе;

что ты неверна мне,

как сам я неверен себе;

что наши сердца –

только полость в районе груди;

что мы существуем, постольку

поскольку – дожди.

Бурлящим потоком

стекает в решетки вода,

и, как ни жестоко,

но всем нам дорога – туда.

Мы ищем спасенья

рожденных дождинками душ.

Мы – лишь пузыри

на кипящей поверхности луж.

1.06.2000

 

 

*     *     *

                        Гору

Небо проистекает

из водосточной трубы;

сердцем огнеупорным

вымощены акведуки;

пальцы на треть макая

в серую соль судьбы,

я посыпаю черный

высохший хлеб разлуки.

Вера произрастает

где-то в пыли между рам;

шторы не защищают

от тишины снаружи.

Соли крупицы – тают:

по проходным дворам

счастье уже шагает,

прыгая через лужи.

3.06.2000

 

 

ЗАНАВЕС

Татьяне

За обманом,

За болью,

За страхом,

За поздним «прости»,

На объевшейся душами плахе –

Моя травести.

 

За романом,

За ролью,

За взмахом

Фальшивых ресниц –

Я молюсь, как бы там не зачах он,

Мой Маленький Принц.

 

Все не так, все не то,

Словно дождь, когда лучше уж – град.

Между нами – ничто.

Я не знала труднее преград.

 

За ничем,

За пустыми словами

Пустячных людей,

За небесных снегов кружевами –

Моя Голлидэй.

11.12.2000

 

 

*     *     *

Словно в теплой золе

недотлевший пока уголек,

мир, погрязший во зле,

от конца своих дней недалек.

Я увязла в мечтах,

словно в капле горячей смолы.

Я – тебе не чета:

ты – свист перьев летящей стрелы.

Я увязла в себе,

словно муха, вкусившая мед.

Я – не пара тебе,

ты – бежишь от себя,

ты – не тот.

Но я знаю – в одну

из оставшихся миру ночей

я под утро усну

на твоем ненадежном плече.

 

…А когда я вернусь

в свое сердце,

в янтарные сны,

ты поймешь, что не жил

до последней оставшейся миру весны.

2000, лето

 

*     *     *

Мне снилась девушка, прекрасная, как смерть

Без воскрешенья и перерожденья,

Изящная и гибкая, как плеть,

Неистовая, как освобожденье.

 

Мне снилась девушка, счастливая, как смех

Вараввы, избежавшего распятья,

С губами, алыми, как самый первый грех.

С глазами цвета вечного проклятья.

 

Она была блистающей, как сталь,

И, словно наважденье, невесома.

И голос – будто треснувший хрусталь –

Каким он был мучительно-знакомым!

 

В тот миг, когда тела переплелись,

Я захлебнулась знанием отравным:

Мне без нее была уже не жизнь.

А с нею – и подавно.

10.02.01

 

 

КОВЧЕГ

 

Лететь?

Куда? –

Кругом одна вода,

кругом одна соленая беда

и от небес до илистого низа –

кругом – до дна – зеленая тоска.

Кружок соска-сосновая доска.

Тире бывает не длинней дефиса...

Во рту слюна засохла, как слюда.

В глазах слеза застыла, как смола.

В груди любовь засела, как игла.

Мой брат под стометровой глыбой льда.

Мой Бог сидит на краешке карниза.

Соль земли, окормив нас, опять возвращается в землю,

и не нам ее здесь удержать в человечьих руках...

Белый голубь, готовясь лететь на разведку, подремлет,

улетит и вернется с щепоткой сухого песка...

 

Вот мы с тобою – нас у нас по паре.

Так, не спрося нас, нам нас кто-то впарил,

но андрогин не может быть один,

чего б там ни писал Платон в ударе,

мол, сам себе и раб, и господин,

жена и муж...

Все это просто чушь –

мы друг без друга так же одиноки,

мы – целые, но – люди, а не боги.

Мы живем за двоих, и сердца до сих пор пахнут клеем.

Кто из вас готов взять то, что мы за двоих можем дать?

«Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалеем»,

но извольте любить нас, коль Бог нас изволил создать.

 

Папаша Ной,

налей всем по одной.

Мы отопьем от памяти хмельной

и отпоем всех тех, кто не дождался

земли обетованной в этой жизни.

И ты хлебни, и за борт в воду брызни

за каждого из тех, кто в ней остался,

и постарайся сосчитать круги...

Потоки слез не топят ледники.

Смерть не клюет с протянутой руки.

Надежда у виска не крутит пальцем.

Вот и кончился век, он скончался в мученьях, болея, –

от жестокой цинги и банальной болезни морской...

Ждет посланца ковчег. Посмотри – вроде, что-то белеет

где-то там, далеко-далеко, высоко-высоко...

9.10.02.

 

 

ВЕРЕТЕНО

 

Мне теперь не уснуть.

Этот день не имеет конца.

Я прошла долгий путь,

Чтобы только пить воду с лица.

Эта горечь во рту –

Предоплата за сладость снов.

И когда я спряду

До конца нить из колких слов –

Из руки упадет

И покатится веретено,

Тот, кто после придет,

Не разбудит меня все равно –

В сказки как-то не верится,

Принцев на свете нет…

Мы должны были встретиться

Раньше на тысячу лет.

15.02.03.

 

 

LA FЕMMЕ FATALЕ

 

Ты все поймешь.

Я просто ухожу.

Теку сквозь пальцы.

Впитываюсь в землю.

Я знала, что тебя не удержу,

Но жизни без тебя я не приемлю.

А потому – я просто ухожу

Туда, где я дождусь тебя, и скоро...

Я все равно все за тебя решу

Без просьб и ставших лишними укоров.

 

Любовь моя, я – яд в твоей крови!

Ты все поймешь – я вовсе не жестока,

Но кроме вечной – нет иной любви,

И кроме смерти – нет иного Бога.

январь-март, 2003

 

 

ДУРА

 

Душа – истеричная дура –

гуляет по лезвию бритвы,

как по лесной тропинке

в лесу, где все волки – сыты,

в лесу, где все овцы – целы,

где все пастухи при деле,

и все егеря довольны,

гуляет, как будто, дура,

не знает, что так не бывает,

что все это очень мило,

но кто-то же должен быть крайним...

 

А там, где все кошки – серы,

там, где, вообще, все похрен, –

там бес с твоими глазами,

смеющийся твоим смехом,

на горло мне ставит локоть

и пальцы кладет на губы,

и взгляд его полон счастья,

когда я смыкаю зубы,

и он меня отпускает.

Я жадно глотаю воздух,

захлебываясь его кровью,

и собственным черным страхом,

и болью в раздавленном горле,

и смехом его довольным...

 

И я просыпаюсь ночью –

с заломленными руками,

с почти онемевшим телом

и темным пятном на шее,

прикуриваю сигарету

и, морщась от боли в горле,

пью мерзкую теплую воду,

так как, чтобы налить холодной, –

нужно, знаешь ли, встать с дивана

и пройти по темной квартире,

где тебя уже сутки нету...

23.03.03