Гоголю суждено было сыграть важную роль не только в разработке замысла картины Иванова, но и в самой судьбе художника. Многочисленные письма Гоголя к Иванову свидетельствуют о постоянной духовной и моральной поддержке его писателем. Одним из действенных средств такого морального воздействия и явилась публикация Гоголем в 1847 году в «Выбранных местах из переписки с друзьями» статьи «Исторический живописец Иванов». Хотя внешним поводом к появлению этой статьи послужило тяжелое материальное положение художника, однако автор ее решал не только эту утилитарную задачу. Сверхзадача же заключалась в стремлении писателя оказать Иванову не только «вещественную», но, как говорил Гоголь, и «душевную» помощь.

О картине Иванова немало писали и до Гоголя. Так, с содержанием и композицией «Явления Мессии» заочно знакомили русскую публику, начиная с 1835 года, А.В.Тимофеев, С.П.Шевырев, Н.И.Греч, М.П.Погодин, Ф.В.Чижов, Н.В.Кукольник и др. Однако наибольшую известность картина — да и сам художник — получили именно благодаря гоголевской «Переписке». «По статье Гоголя, — писал, в частности, об Иванове в 1853 году корреспондент «Московских Ведомостей», — это имя <…> обошло Россию». Важное значение статьи хорошо сознавал и сам Иванов, почти «изнемогая» при этом от той ответственности, которую возложил на него этой публикацией Гоголь. Дело в том, что писатель поставил Иванова в глазах российского общества на такую высоту, на какой художник в то время еще не стоял — и на которую, следуя видению Гоголя, он только еще должен был взойти по мере духовного совершенствования. Как полагал Гоголь, художнику, для успешного исполнения предпринятого им замысла, необходимо было вступить на путь монашеского отречения — «отдаться своему делу, как монах монастырю», «умереть для всех приманок жизни»...

Время показало, что этот «замысел» Гоголя не вполне оправдался. В 1849 году Иванов записал в своей тетради: «Николай Васильевич Гоголь сделал меня известным, вывел на трескучую мостовую человеческих страстей <…> Этот опытный христианин пропустил весьма важный факт христианства, что прежде чем не вызрел человек и не почувствовал сам себе окончания, не должно ему выходить к людям…».

Иванов в разговорах с окружающими неоднократно упоминал о том, что статья Гоголя его тяготит. В 1856 году он, например, говорил П.М.Ковалевскому: «Николай Васильевич сделал мне много вреда похвалами: после его слов я не вправе выставить свою картину... С меня слишком много спросится».

Очевидно, созданная Гоголем Иванову слава художника-«монаха» стала поистине «невыносимой тягостью» для Иванова. Примечательно, что еще до знакомства с книгой Гоголя в «Мыслях, приходящих при чтении Библии» он записал: «С тех пор, как я оставил непостижимого Бога, пропали совсем силы к работе: что стоило легкого взгляда, то теперь ужасный труд. — Слава, составленная Им прежде, уже для меня невыносимая тягость. Чижов³⁴ меня гнетет, потому что я оставил Бога. <…> Да исплачу слезами опять силу Божию. Господи, Боже мой, помоги мне, снизойди в слезах моих ко мне».

Говоря о мотивах творческой деятельности Иванова — и истолковании этих мотивов Гоголем, один из внимательных биографов Иванова, А.П.Новицкий, сделал даже такой вывод: «Увидев, что Иванов столько лет сидит над своею картиною, Гоголь, естественно, по свойственному всем нам качеству, судить о других по самому себе, решил, что с Ивановым происходит то же, что было с ним. Он не знал, что Иванов писал картину не только ради нравственного переворота, но, главным образом, ради славы…»³⁵Основания для такого критического вывода у биографа были. На это указывает содержание высказываний самого Иванова 1830-х годов: «…когда Богу было угодно собственно русского вывести на поприще славы художественной, то Он внушил Иванову прославить Единородного Сына Своего!»³⁶. Или такое: «…я сказал г. Григоровичу, что начну картину единственно из того, чтоб русские привыкли к мысли, что Иванов хочет писать картину, составляющую смысл всего Евангелия»³⁷. На эту-то черту Иванова и намекал, очевидно, Гоголь, когда в письме к художнику от 28 декабря н. ст. 1847 года напоминал ему о «тщеславии, самолюбии, желаньи временной славы и земных суетных помышлений».

Можно утверждать, что значение Гоголя в духовном воспитании Иванова — и, в частности, в обращении художника к изучению православной иконы — было исключительным. Об этом, помимо прочего, свидетельствует и последующая судьба Иванова и его картины.

Чтобы понять причины некоей холодности сравнительно с ожидаемым Ивановым приемом, с каким встретил в 1858 году императорский двор его картину (известно, что вместо ожидаемых тридцати тысяч за картину Иванову было заплачено только пятнадцать, да и те пришли уже после смерти художника), следует иметь в виду, что ко времени возвращения Иванова в Россию в петербургской Академии художеств произошли серьезные изменения. Здесь в 1856 году по инициативе художника князя Григория Григорьевича Гагарина при поддержке президента Академии вел. кн. Марии Николаевны и участии Александра II был открыт класс православного иконописания (позднее в Академии был создан также музей византийских и русских древностей, главным образом икон). Иванов, проведший за границей 28 лет и говоривший незадолго перед смертью, что в своей картине он «домогался преимущественно подойти, сколь можно ближе, к лучшим образцам итальянской школы, подчинить им русскую переимчивость и составить свое», не вполне соответствовал новым веяниям. При первой же встрече с президентом Академии он даже вступил в спор с великой княгиней по поводу православной иконописи, выразив сомнение в возможности возрождения древней традиции и заявив, что только «в развитии живописи в Италии <…> из первоначально византийской живопись начала усваивать себе и более вкуса, и основательность рисунка, и верность воздушной и линейной перспективы»³⁸.

А.Н.Бенуа писал об Иванове, что «главный, самый опасный враг», с которым пришлось бороться художнику, «был академизм, и долгое время эта борьба для Иванова была тем труднее, что он не отдавал себе отчета, до какой он степени порабощен ложными взглядами, привитыми ему в школе. В Риме, этой «столице» академической ереси, где она в виде псевдо-классицизма окрепла в сложной и разработанной системе <…> ею были заражены все художники…»³⁹. Такая участь художника в некотором смысле была закономерной, ибо дорога в Италию была предопределена Иванову всем его воспитанием и окружением. Русские пансионеры к тому времени уже более полустолетия отправлялись из Петербурга в Рим как в «столицу художеств». Сам Иванов в своих письмах к отцу — тоже воспитаннику петербургской Академии художеств (под его непосредственным руководством и обучался живописи Иванов), постоянно называл Италию «столицей» и «отечеством искусств». Предсмертный конфликт Иванова с его alma mater был, таким образом, внутренним конфликтом самой Академии и — шире — внутренним конфликтом всей развивающейся русской государственности.

Понятно, таким образом, какое исключительное значение приобретает тот факт, что в период тесного общения Иванова с Гоголем последнему удалось на некоторое время привлечь художника к изучению древнерусской старины, и именно православной иконы. (Заметим при этом, что Гоголь на несколько лет опередил начинания в этой области петербургской Академии художеств.) В пасхальном поздравлении 1849 года он писал Иванову: «Пора вам в Москву. Здесь так много открывается древностей и преимущественно по вашей части, что вы не обсмотрите и в целые годы». Одной из своих учениц Гоголь в то же время замечал: «Когда вы будете в Москве и взглянете на все ее святыни и увидите в старинных церквях ее останки древнерусской жизни, — вы тогда поймете все <…> Вы любите рисовать — рисуйте же все то, что служит к украшенью храма Божья, а не наших комнат; изображайте светлые лики людей, Ему угодивших. От этого и кисть ваша и мысли станут выше <…> В Москве будет вам много пищи. В древней иконописи, украшающей старинные наши церкви, есть удивительные лики и на ликах удивительные выражения».

Безусловно, влияние Гоголя не прошло для Иванова бесследно. Не случайно последнее послание к нему писателя, 1851 года, художник приклеил на заглавный лист своего основного труда 1850-х годов — цикла библейских эскизов. Когда же спустя несколько лет после смерти писателя, в 1857 году, поддавшийся сомнениям Иванов обратился, по своему обыкновению решать важнейшие вопросы «соборно», за советом к Герцену, приехав к тому для этого в Лондон, и тот предложил Иванову искать «идеалы в борьбе человечества за идею свободы <…> за вечный прогресс», то художник «не был убежден», не был «доволен этим решением вопроса»⁴⁰. Гоголевское начало оказалось глубже и важнее, чем борьба «за временную нашу свободу, права и привилегии наши», выражаясь словами Гоголя.

Михаил Петрович Боткин писал о цикле библейских эскизов Александра Иванова: «Многие будут, пожалуй, думать, что так как он был в последнее время человеком мало религиозным, то все вообще эти сюжеты были им трактованы не в христианском смысле; но совершенно наоборот, начиная с первого и до последнего, все проникнуты истинно христианским пониманием Евангелия, и каждая композиция, отдельно взятая, могла бы служить лучшим украшением какого хотите храма».

По словам еще одного из биографов, «чертой, отличавшей семью Иванова и оставившей глубокий след в душе художника, была чрезвычайная религиозность. Эта черта, тщательно развиваемая и воспитываемая в ребенке с самого раннего детства, проникла во внутренний мир его так глубоко и прочно, что никакие противоположные влияния не в состоянии были окончательно изгладить ее впоследствии. Иванов оставался верен ей всю жизнь, даже и в то время, когда думал сам, что безвозвратно потерял религиозность <…> Ум художника неустанно работал в поисках за истиной, он уносил его все дальше от прежних его понятий, но в глубине души, в сокровенных ее тайниках, жила все та же вера и незаметно направляла его действия»⁴¹.

По воспоминаниям М.П.Боткина, на квартире которого Иванов прожил последние месяцы жизни, при посещении богослужения Иванов в церкви «никогда не позволял себе говорить, даже тихо». Перед смертью Иванов приобщился Святых Христовых Таин. Князь Дмитрий Александрович Оболенский, на руках которого умер Иванов, вспоминал: «...Мы нашли Иванова уже без всякой надежды, хотя в памяти. Я стал его уговаривать приобщиться, на что он согласился; потом я расспросил его последнюю волю, которую я записал в форме духовного завещания, и к вечеру он скончался».

Несомненно, церковно-библейские работы Иванова стали событием и составили эпоху в русской живописи. Художническая деятельность создателя «Явления Мессии», а с другой стороны усилия князя Григория Гагарина стоят в начале того процесса, который в конце XIX века дал России ряд художников, воспитанников Академии, обратившихся к изучению древней иконописи: Солнцев, Васнецов, Нестеров, Врубель. И тем не менее конечный итог этих усилий нельзя назвать успешным. Результатом его явилось такое же, как у Иванова, «смешение верований», ибо упомянутые художники стремились воссоздать церковное искусство, употребляя, подобно Иванову, изыскания светской и инославной науки. По оценке современного богослова и иконописца Леонида Александровича Успенского, «перенесение римокатолического образа на православную почву <…> внесло свой вклад в общий процесс расцерковления православного сознания»⁴².

«Наконец, человек, испытав и проверив все, — писал, как бы предваряя этот опыт XX века, сам Иванов, — уверился в Истине Православия и ждет от последнего народа на поприщах просвещения результата для своего второго благоденствия на земле». Об этом словно и говорит с полотна самой картины Креститель Александра Иванова, указывающий на грядущего вдали Спасителя — и несомненно «знающий» о том, что Мессия и Второе Пришествие есть «Русский Царь, Царь последнего народа». Таким итогом многолетних мучительных исканий звучит завещание Иванова его потомкам: «Падем ниц пред Россией. — Соотечественники, трудитесь во Славу Божию. — Покайтесь, приблизилось Царствие Небесное»⁴³.

 

Примечания

 

¹ См., например, в работах: Некрасов А. Приписываемые Гоголю рисунки к «Ревизору» // Литературное наследство. М., 1935. Т. 19-21;Машковцев Н.Г. Гоголь в кругу художников. Очерки. М., 1955.

² Так чаще всего называл свою картину сам художник. Кроме того, Иванов называл картину «Появление Мессии», «Явление в мир Мессии»,«Иоанн, указывающий на Мессию». Название «Явление Христа народу» картина получила лишь в 1858 г., когда была представлена петербургской публике.

³ Зуммер В.М. Эсхатология Ал.Иванова // Ученые записки кафедры истории европейской культуры. Харьковский университет. 1929. Вып.3. С.388.

⁴ Алпатов М.В. Александр Александрович Иванов. Жизнь и творчество. В 2-х т. М., 1956. Т.1. С.189.

⁵ Воропаев В. «Меня очень занимал Гоголь…» Из записок В.О.Шервуда // Собеседник. Вып.8. М., 1987. С.277. Существенным подспорьем для художника при создании «Явления Мессии» было и то, что «Шевырев, Гоголь, Чижов посылали Иванову древние иконы» (там же). Вообще потребность в иконографических источниках была у Иванова велика на протяжении всей его работы над картиной. Так, 14 декабря (н. ст.) 1844 года он писал Н.М.Языкову: «Позовите, пожалуйста, брата моего к вам и укажите ему, где бы можно было в Москве найти иконные образа изображения “Воскресения Христова”, и с этих композиций <…> потрудился бы <он> мне начертить в маленьком виде, дабы иметь понятие, как нам передали греки сей образ» (Бернштейн Б.М. Александр Андреевич Иванов (1806—1858). Письма и записные книжки // Мастера искусства об искусстве. М., 1969. Т.6. С. 305.).

⁶ Гусева Е.Н. Воспоминания Г.П.Галагана о Н.В.Гоголе // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1984. Л., 1986. С. 66, 68.

⁷ По мнению В.М.Зуммера, этим общением объясняется сходство идей «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя и «Мыслей, приходящих при чтении Библии» Иванова (Зуммер В.М. О вере и храме Александра Иванова. Киев, 1918. С. 9).

⁸ Боткин М. Александр Андреевич Иванов. Его жизнь и переписка. 1806—1858. СПб., 1880. С. 426.

⁹ Там же. С. 415.

¹⁰ Зуммер В.М. О вере и храме Александра Иванова. Киев, 1918. С.14.

¹¹ Письмо А.А.Иванова К.А.Тону от конца января 1843 г. / ГРМ. Ф.24. Ед.хр.31. Л.2.

¹² См.: Машковцев Н.Г. Творческий путь А.Иванова // Аполлон. 1916. № 6-7. С.39; Копировский А.М. Монументальные циклы Александра Иванова: метод и замысел // Советское искусствознание. ‘83. Вып. 1 (18). М., 1984. С.148.

¹³ Имеется в виду двадцатипятилетие коронации императора Николая Павловича.

¹⁴ Цит. по: Зуммер В.М. Эсхатология Ал.Иванова. С. 403.

¹⁵ ГРМ. Д.24. Ед.хр.13. Л.171.

¹⁶ Точнее, в декабре 1845 г.

¹⁷ В первой половине 1830-х гг. Иванов всерьез подумывал совмещать свою художническую деятельность с литературной работой. Раз в два месяца он должен был предъявлять в петербургское Общество поощрения художников свои пансионерские отчеты. Но вместо формальных отчетов Иванов стал посылать в Петербург подробные записки, которые и предполагал помещать в журналах. Как писал художник секретарю Общества В.И.Григоровичу, этим он надеялся «делать влияние на Государя, а следовательно, приносить важную услугу искусству».

¹⁸ Шестаков П.Д. Воспоминания о В.И.Назимове // Исторический Вестник. 1891. №3. С.711.

¹⁹ Зуммер В.М. Рисунки М.В.Гоголя в Музеї Слобiдської України // Бюлетень Музею Слобiдської України им. Г.С.Сковороди. Харькiв, 1927—1928. № 4-5. С.15-18; отд. изд. — Харькiв, 1928. В настоящее время Харьковский Исторический музей (бывший Музей Слободской Украины имени Г.С.Сковороды), материалы которого, связанные с именем Гоголя, насчитывали до 13 единиц хранения, этими прорисями не располагает.

²⁰ Рисунки Иванова к немой сцене «Ревизора» были обнаружены в бумагах Гоголя и первоначально приписывались самому писателю. На принадлежность их Иванову указано в конце 1920-х — первой половине 1930-х годов в статьях профессора А.И.Некрасова (здесь отмечалось сходство рисунков с ивановской «Сценой в лоджии»). К сожалению, после того как Некрасов в 1938 г. был репрессирован, его открытие было основательно (вплоть до наших дней) забыто. См.: Некрасов А.И. К вопросу о стиле картины Иванова «Явление Христа народу» // Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук. Ин-т археологии и искусствознания. Труды секции искусствознания. М., 1928. Вып.2. С.172; Некрасов А.И. Рисунки Гоголя. (Тезисы доклада). М., 1933; Некрасов А. Приписываемые Гоголю рисунки к «Ревизору».

²¹ Ивановым было сделано несколько этюдов с разными типами раба. «Один был чрезвычайно характерен, с клеймом на лбу, кривым глазом, другой — похожий на тот, который теперь на картине. Гоголь постоянно советовал ему перенести в картину раба с клеймом, но Иванов-архитектор (С.А.Иванов — И.В.) пришел в ужас от этой головы, несмотря на то, что она ему очень нравилась, и он упросил ее не воспроизводить в картине» (Боткин М. Александр Андреевич Иванов. С.XVII—XVIII).

²² Из молитвы к Св.Причащению Симеона Метафраста (Х в.).

²³ Попутно обратим внимание, что в эскизе «Воскресение Христово» (1845), сделанном Ивановым для запрестольного образа храма Христа Спасителя в Москве, художник прямо повторяет композицию православной иконы «Сошествие во ад». Но повторяя в своем эскизе композицию «Сошествия во ад», Иванов пользуется также, как нам представляется, и одной из гоголевских прорисей из книги А. Дидрона — на этот раз копией миниатюры «Вознесение Христово». Руки праведников, прославляющих Спасителя (как бы поддерживающих Его светящееся коло), напоминают у Иванова руки ангелов, несущих Христа в небесной сфере (мандорле) на рисунке Гоголя (сходствует и рисунок их одеяний). Здесь Иванов прямо следует — думается, не без участия Гоголя — словам, сказанным ангелами апостолам при Вознесении о Втором Пришествии: «Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, приидет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян. 1, 11). 14 декабря (н. ст.) 1844 года Ф.В.Чижов писал Н.М.Языкову из Рима: «…Ал<ександру> Анд<реевичу> Иванову необходимо знать, как изображалось у нас Воскресение Спасителя. Все, что он ни читает, сколько мы не толкуем, а останавливаемся на одном: что эта минута соединяется в нашей Церкви с искуплением душ, то есть сошествием во ад» (Розанов И.Н. Н.М.Языков и Ф.В.Чижов. Переписка 1843—1845 гг. // Литературное наследство. Т.19-21. М., 1935. С.130).

²⁴ В монографии М.В.Алпатова (см. примеч. 4) этот набросок помещен с подписью «Христос на берегу Тивериадского озера», предполагающей, что здесь изображено явление Спасителя семи ученикам после Воскресения, описанное в Евангелии от Иоанна, где Галилейское, или Геннисаретское, озеро называется Тивериадским. Между тем набросок прямо соотносится с рассказом евангелистов Матфея и Марка о втором призвании апостолов: «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним».

²⁵ Ковалевский П.М. Об Иванове и его картине // Отечественные Записки. 1859. № 3. Отд. 1. С.130.

²⁶ Гусева Е. Новые материалы к биографии А.А.Иванова // Искусство. 1976. №7. С.55.

²⁷ Бернштейн Б.М. Александр Андреевич Иванов… С.280.

²⁸ Машковцев Н.Г. Гоголь в кругу художников… С.107, 113, 121, 125.

²⁹ Литературное наследство. Т.58. М., 1952. С.778-780.

³⁰ См.: Некрасов А. Приписываемые Гоголю рисунки к «Ревизору». С.546.

³¹ Триодь Цветная. Неделя шестой седмицы по Пасхе, стихира утренняя.

³² «Повапленный, выбеленный…» — гоголевский «объяснительный словарь» русского языка; Гоголь Н.В. Собр. соч. В 9 т. М., 1994. Т.8. С.285.

³³ Некрасов А. Приписываемые Гоголю рисунки к «Ревизору». С.546.

³⁴ Славянофил Федор Васильевич Чижов (1811—1877) был единомышленником Иванова и Гоголя.

³⁵ Новицкий А.П. Опыт полной биографии А.А.Иванова. М., 1895. С.93.

³⁶ ГРМ. Д.24. Ед.хр.13. Л.115.

³⁷ Русский художественный архив. 1892/1893. С.102.

³⁸ Боткин М. Александр Андреевич Иванов. Его жизнь и переписка. С.326.

³⁹ Бенуа А.Н. История русской живописи в XIX веке. СПб., 1902. С.98.

⁴⁰ Тучкова-Огарева Н.А. Воспоминания. М., 1929. С. 200-201.

⁴¹ Цомакион А.И. А.А.Иванов. Его жизнь и художественная деятельность. СПб., 1894. С.9.

⁴² Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. Московский Патриархат, 1989. С.383.

⁴³