Публикую первую     часть  заключительного параграфа десятого  из первой главы своей старой,двадцатилетней давности, научной монографии  - Волков-Пепоянц Э.Г. МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИ­ЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬ­ТЕРНАТИВЫ. 19I7-I929 гг. В 2-х книгах. Кн.1. - Кишинев: “LEANA”.1993. - XXXII+ 464 с.

Глава первая. СОДЕРЖАНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ДЕМОКРАТИИ К.МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА

1.10. Парадоксы и метаморфоза Марксовой (Энгельсовой) концепции демократии в контексте политической доктрины, социальной философии, экономических и других взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса

После того как мы рассмотрели в основных чертах содержание и эволюцию марксистской концепции демократии, теперь настало время ис­следовать ее как интегральную часть политической доктрины и всей социальной философии марксизма в целом. Лишь таким образом можно аутентично воспроизвести марксистскую (а не чью-либо иную, хотя и с идентично высказанными политическими идеями) концепцию демократии. Но и в этом случае мы абстрагируемся как от культурно-исторического, пространственно-временного контекста, потребностей освободительного рабочего движения второй половины XIХ в., в связи с чем К.Маркс и Ф.Энгельс формулировали свои теоретические гипотезы и постулаты,так и от последующего воплощения демократических политических идей в жизнь, практику. Последнему моменту будет посвящена вторая книга монографии.

Заявленная тема обширна, крайне сложна. Поэтому мы ограничимся тем, что определим взаимосвязь концепции демократии только с некото­рыми из ключевых положений марксизма.

Обозначенный общетеоретический контекст существенным образом изменяет смысл и эвристическую ценность концепции демократии.Сфор­мулируем ГЛАВНЫЙ ТЕЗИС.

Если воспринимать марксистскую концепцию демократии в контекс­те политической доктрины зрелого марксизма в целом, а тем болеесопряженной с экономическими и социально-философскими взглядамиК.Маркса и Ф.Энгельса. то она приобретет авторитарный и тоталитар­ный характер, потеряет гуманистический ингредиент, станет еще вбольшей степенипротиворечивой.

Но если использовать селективно иотвлеченно многиеидеи этой концепции, то они сохраняют свою звристическую ценность, научный и гуманистический характер до настоящеговремени.

В этом состоит экзогенная (и эзотерическая) парадоксальность концепции демократии марксизма.

И ВТОРОЙ ГЛАВНЫЙ ТЕЗИС. Большевистская концепция демократии во­стребовала из политической доктрины марксизма в целом, ее концепциидемократии в частности в силу целого комплекса причин (об этом дальше, в соответствующем месте) наименее демократические,гуманные.а точнее - недемократические, антигуманные идеи , те, которые не вы­держали испытания временем и политической практикой как в силуизначальной своей утопичности, идеологичности, иллюзорности, анти­гуманности, так и в силу изменившихся условий.

А кроме того,В.И.Ленин,сознательно (и - или - волей-неволей) исказил, фактически сфальсифи­цировал ряд политических идей классиков: "слома" государственной ма­шины, диктатуры пролетариата, демократического и относительно мирного пути революции, демократической республики как формы диктатурыпролетариата.

Наш дискурс начинается с анализа фактора, оказывающего опреде­ляющее воздействие на характер демократии в концепции К.Маркса и Ф.Энгельса - авторитарный и тоталитарный характер власти, который должен будет с неизбежностью установиться после победы революции по любому, даже самому демократическому, мирному пути как прямое след­ствие материализации социально-философских, экономических, социаль­ных, философско-антропологических воззрений основоположников марк­сизма.

Казалось бы, специфика демократии в марксистской концепции,как и в любой другой, если уж не всецело, то в значительной степени долж­на определяться по собственным, внутренним критериям: каков источ­ник власти, кто и как ее осуществляет, в чьих интересах она функ­ционирует, как осуществляется контроль источника власти над субъек­том? Однако думать так, значит игнорировать эссенциальную особен­ность политической власти в марксистской концепции. Эта особенность решающим образом определяет характер самой демократии.

Причем характер революционной власти - диктатура пролетариата - не ограничивается только приведенными определениями - авторитарная и тоталитарная,она может быть определена также как антидемократичес­кая[даже несмотря на демократический способ прихода к власти и демократическую республику как форму диктатуры пролетариата,прог­нозируемых Ф,Энгельсом, что выявляет один из эндогенных(и эзотери­ческих) парадоксовмарксистской политической доктрины],антигуманная [второй парадокс- противоречие между провозглашенной гуманной це­лью марксизма - свободное развитие каждого как условие свободного развития всех - достижима ли реально или иллюзорна эта цель,в дан­ном пункте не существенно - и принципиальной антигуманной сущностью диктатуры пролетариата как средства],эсхатологическая, сакральная, телеологическая, идеократическая и идеологическая.

Основной экзогенный парадокс концепции демократии зрелого марк­сизма состоит в том, что демократические и свободолюбивые абстракт­ные устремления К.Маркса и Ф.Энгельса и гуманность их общественного идеала (повторим,"свободное развитие каждого как условие свободного развития всех")-были бы бессильны воспрепятствовать установлению в конечном счете тоталитарной общественной системы в случае объективации сис­тема ключевых идей тех же Маркса и Энгельса: а) политических (преж­де всего диктатуры пролетариата, означающей на практике виртуаль­но насильственный, авторитарный, идеократический,тоталитарный,теле­ологический и т.д. и одновременно непосредственно действующий,мас­сово-стихийный характер революционной власти пролетариата), б) эко­номических (единая государственная, а затем общенародная собствен­ность, централизованное планирование и управление), в) социально-­философских (стремление предельно рационализировать организацию и функционирование общества, жестко не сопряженное с гуманизмом, то­тальный и деятельный подход к общественному бытию), г) философско- антропологических (вера в воспитание нового человека идеального ти­па) и др.

Основная практическая метаморфоза марксистской концепции  демо­кратии как раз и заключается в том, что при материализации ее идей  - строго в контексте и по логике марксистского мировоззрения - конеч­ный результат на практике противоположен исходному идеалу: тотали­таризм идеократического государственного “рабства” на первых этапах противоположен дек­ларируемой демократии свободы.

Без сомнения, подлинной интеллектуальной драмой К.Маркса и  Ф.Энгельса можно назвать скрытое горизонтом времени - для них - и бро­сающееся в глаза - для нас, обогащенных опытом истории, - противоре­чие между неприятием классиками марксизма “казарменного коммунизма”³⁵³  и системой их социально-философских, экономических, полити­ческих и т.д. идей, материализация которых привела бы и приводи­ла именно к казарменному устройству.

           Эзотерический характер Марксо­вой (Энгельсовой) концепции демократии как раз и состоит в том, что основоположники марксизма в полной мере и не цредполагали,что имен­но таким станет характер пролетарской власти, осуществляющей прог­раммные марксистские преобразования.

Конечно, незнание не касалось всех характеристик диктатуры про­летариата - авторитарность последней подразумевалась уже по опреде­лению. Однако о многих перечисленных эссенциальных чертах К.Маркс и Ф.Энгельс как бы и не догадывались. И виной этому - ряд исходных всецело иллюзорных и утопических теоретических постулатов, которые вводили в заблуждение классиков, ибо лежали в основе других теоре­тических построений.

К их абрисному анализу и обоснованию вышеприведенных тезисов мы и переходим.

      1.Диктатура пролетариата сквозь призму характера власти,абст­рагируясь от институционального аспекта, - это не просто власть,опи­рающаяся на насилие, а "насилие у власти", или власть,подразумеваю­щая насилие в каждом моменте своей деятельности.

Упрощенным представляется мнение Ю.В.Шишкова о том, что "ни К.Маркс, ни Ф.Энгельс не были сторонниками революционного насилия на все случаи жизни... Если нет насилия со стороны ниспровергаемого класса, то отпадает необходимость в революционном насилии”³⁵⁴ .

Конечно, в обоснование точки зрения Ю.В.Шишкова можно даже при­вести слова Ф.Энгельса из его письма к А.Бебелю от 7 октября 1892 г.: "...когда нет реакционного насилия, против которого надо бороться, не может быть и речи о каком-либо революционном"³⁵⁵.

Однако основоположники марксизма не ограничивались только ука­занным Ф.Энгельсом аспектом и не считали его главным. В центре  их научного интереса находились другие аспекты.

Во-первых, они рассматривали общественное насилие под углом зре­ния его экономической обусловленности. Основой всех проявлений на­силия выступают потребности общественного развития. За каждым про­явлением классового насилия неизменно стоят прежде всего экономиче­ские интересы³⁵⁶.

Во-вторых, К.Маркс и Ф.Энгельс отводили насилию центральную роль в революционном процессе.."Насилие является тем орудием, - пи­сал Ф.Энгельс в "Анти-Дюринге",- посредством которого общественное  движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие по­литические формы"³⁵⁷.

Более всеобъемлюща постановка вопроса у К.Маркса в наиболее ци­тируемом его тексте по этому поводу из первого тома "Капитала": “…на­силие является повивальной бабкой всякого старого общества,когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция".Уже это положение классика теоретически допускает значительный простор для произвола революционной партии, руководствующейся его учением.

Но прежде, чем мы обоснуем наш вывод, следует включить в ана­лизируемую теоретическую систему два взаимосвязанных ключевых пос­тулата марксизма: а) деятельный, революционно-преобразующий харак­тер его социальной философии, сформулированный К.Марксом в одиннад­цатом тезисе о Фейербахе ("Философы лишь различным образом объясня­ли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его"³⁵⁹) и б) гно­сеологическое положение о практике как критерии истины, сформулиро­ванное во 2-м тезисе о Фейербахе ("В практике должен доказать че­ловек истинность, т.е. действительность и мощь,посюсторонность свое­го мышления"³⁶⁰). Естественно возникают вопросы: имеется ли связь мезду названными идеями социальной философии и гносеологии марксиз­ма и насилием как "повивальной бабкой...", насильственной сущностью диктатуры пролетариата и если да, то каков ее характер?

Не так уж трудно уяснить, что, хотя, конечно, прямой причинно-следственной связи нет, полагать так означало бы вульгаризировать марксизм, но тем не менее существует связь функциональная, где ар­гументом являются вышеназванные постулаты, а функцией - правильность постановки диагноза сроков "беременности", точность определения мо­мента созревания "плода" нового общества, соответственно - момента оказания необходимого родовспомоществования, характера родовспомо­гательной операции,объема кровотечения при этом и т.д.

Первый постулат вырабатывает установку сознания,стереотип мыш­ления марксистского политика - практика на активное действие по ро­довспоможению, а не на созерцание созревания "плода",теоретизирова­ния по поводу сроков зрелости. Он также нацеливает на преобразова­ние объективных общественных условий, преодоление сопротивления об­щественного организма, не останавливаясь перед кесаревым сечением, если только "акушер" решил, что срок зрелости определен правильно и начались роды. И это при том, что К.Маркс дал весьма смутные,неверифицируемые критерии определения экономической и социальной зрело­сти "плода". За исключением ясного указания на то, что радикальная социальная революция возможна только там, где "промышленный проле­тариат занимает по меньшей мере значительное место в народной мас­се"³⁶¹.

Второй постулат действует в том же направлении, что и первый: если практика в конечном счете является критерием истинности, то только она - практическое осуществление социальной революции - и определит, правильно ли поставлен диагноз, правильно ли выбран мо­мент родовспоможения, созрел ли "плод" нового общества и т.д. Ко­нечно, при этом возможны сшибки. Но ведь иным образом и не опре­делить истинность теоретического анализа.

Кстати, кроме всего прочего, именно марксистский менталитет вождя большевизма подвигал его не просто соглашаться - в одной из самых последних статей ("О нашей революции") - со словами Наполеона: "Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет"³⁶²,- а возводить их в один из главных принципов большевизма, тем самым порывая с основой социальной философии К.Маркса - экономическим де­терминизмом, но вместе с тем последовательно продолжая анализируе­мый нами постулат. Между прочим, благодаря этому В.И.Ленин  осво­бождался от имманентного противоречия воззрений К.Маркса, и, таким образом, его собственные взгляды становились логически более строй­ными, системными.

После проделанного краткого экскурса, вернемся к основной кан­ве нашего дискурса. Думается, теперь стало ясно, как велика опас­ность волюнтаризма, насильственного произвола политика, вождя про­летариата, руководствующегося Марксовым пониманием роли насилия в контексте указанных его же теоретических постулатов.

Развитием предыдущих соображений является третий аспект иссле­дования роли насилия в переходный период, осуществленный К.Марксом в конспекте книги М.А.Бакунина "Государственность и революция". По мнению К.Маркса, общественное насилие выступает в двуединой роли: служит не только орудием революционных преобразований (как в "Капи­тале"), но и средством ускорения последних: "...экономические усло­вия... должны быть насильственно устранены или преобразованы,и  про­цесс их преобразования должен быть насильственно ускорен"³⁶³.

Таким образом, политик-марксист получает очень удобное теоре­тическое обоснование для разнообразных и непрерывных действий, для "подстегивания" революционного процесса. Ведь "размыто","неопреде­ленно" понятие "нормального" темпа преобразования. Возникает множе­ство вопросов: каковы критерии того, что темп преобразования замед­лен? а какова должная степень ускорения? и т.д.

В этой ситуации очень трудно установить, какие масштаб и сте­пень насилия являются чрезмерными, а какие вполне допустимыми. И в связи с этим столь же трудно определить справедливое возмущение про­летариев от сопротивления классового врага. А значит, опять насилие, только теперь по отношению к "классовому" врагу из среды пролетари­ев, а не буржуазии. Именно поэтому, исходя из изложенного диктату­ра пролетариата в концепции К.Маркса и Ф.Энгельса – “насилие у власти”.

Психологическим же следствием проявления насилия как имманент­ной сущности диктатуры пролетариата (как и вообще учения о классо­вой борьбе, взятого вне максим права и морали) будет чувство нена­висти, объективно культивируемое среди широких масс рабочего класса и других слоев трудящихся самим фактом насилия, репрессий по отно­шению не к преступнику, а к человеку как представителю класса,соци­ального слоя.

И возникает парадокс (а скорее даже антиномия), теперь уже пси­хологический: чтобы победить (по марксистскому сценарию) прежде все­го по недемократическому и вооруженному пути революции, успешно по­давить сопротивление классового врага, необходимы классовая "вражда", ненависть, разделение общества на "своих" и "чужих",непримиримых "красных" и "белых", но для того, чтобы строить, создавать новое жизнеспособное и свободное общество, а не самоедское ,"каннибальское", нужны согласие среди созидателей, чувство солидарности,подлинного товарищества на ценностях гуманизма, в противном случае для под­держания жизнедеятельности общества, в котором "разлита" классовая ненависть, потребуются все новые и новые "враги народа",и это одно из важнейших (не единственное) условий его функционирования и раз­вития. Трагическая практика СССР 20-30-х годов  подтвердила это.

О подобном же психологическом противоречии писал М.А.Алданов,с той лишь разницей, что речь у него шла не о противоречивых последст­виях практики диктатуры пролетариата, а о последствиях распростране­ния самой теории марксизма в умах людей до революции и после: "Такое же психологическое противоречие заключалось и в его (К.Маркса.-Э.В.-П)учении: оно должно было десятилетиями насаждать, накоплять, пропо­ведовать ненависть в мире с тем, чтобы эта ненависть (хотя бы вполне справедливая) затем внезапно исчезла из душ людей после торжества социальной революции"³⁶⁴.

2.Диктатура пролетариата в соответствии с марксистской поли­тической доктриной в контексте ее социальной философии,а не только по злой воле В.И.Ленина или И.В.Сталина может быть только то­талитарной властью и никакой другой.

Г.Лукачв 1923 г. в работе "История и классовое сознание" под­черкивал, что в "трактовке истории марксизм коренным образом отли­чает от буржуазной науки не примат экономических мотивов, а подход с позиции тотальности"³⁶⁵.

С выводом Г.Лукача можно согласиться, только не противопостав­ляя "примат экономических мотивов" "подходу с позиции тотальности". Подход с позиции тотальности обусловлен в марксизме теорией общест­венно-экономической формации, сущность которой сжато сформулирована К.Марксом в <<Предисловии к работе "К критике политической экономии">>.

Согласно этой теории, общество представляет собой целостную обще­ственную систему со сложной структурой отношений детерминаций, су­бординаций, координаций ее элементов. В общественной системе осново­положник марксизма выделил экономическую структуру, "реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и ко­торому соответствуют определенные формы общественного сознания.Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, поли­тической и духовный процессы жизни вообще"³⁶⁶.

Из теории общественно-экономической формации логически вытека­ет учение о социальной революции пролетариата, в соответствии с ко­торым при наличии требуемых марксизмом определенных противоречий, предпосылок и условий пролетариату необходимо осуществить коренные преобразования всей общественной целостности, всех сфер общества, тотальной целокупности, что и составит эпоху социальной революции.

^“С изменением экономической основы, - однозначно подчеркивал К.Маркс, - более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке"³⁶⁷.

Подход с позиции тотальности ясно выражен К.Марксом и Ф.Энгельсом в "Манифесте коммунистической партии" - в способе достижения пролетарской партией своих целей, которые "могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержении всего существующего обще­ственного строя"³⁶⁸.

Сам по себе подход с позиции тотальности еще не ведет к тотали­таризму, ибо тотальность как феномен присуща разным явлениям бытия, например восприятию человека, но является потенцией, могущей актуа­лизироваться при определенных условиях. Эти дополнительные условия как раз и связаны с тем характером власти, который, согласно марк­сизму, с неизбежностью приобретает диктатура пролетариата: насиль­ственная сущность; стремление предельно рационализировать организа­цию и функционирование власти и общества, не сопряженное с моралью, гуманизмом и ими не ограниченное; идеологичность и идеократичность; телеологичность, светские провиденциализм и эсхатологичность и др.

       К главнейшему условию относятся также экономическая мощь и тоталь­ная экономическая потенция диктатуры пролетариата, являющиеся след­ствием господства государственной собственности на основные средст­ва производства и централизованного планирования и управления эко­номикой. И, наконец, важным условием является приверженность проле­тарской власти в своей деятельности марксистскому постулату о ре­альной возможности воспитания в новых общественных условиях нового человека идеального типа без изменения биологической природы чело­века.

Попытаемся представить, как подход с позиции тотальности, при­сущий социальной философии марксизма, в связи с имманентно свойст­венными диктатуре пролетариата чертами и другими названными усло­виями превращает ее в тоталитарною власть. Но прежде необходимо сде­лать краткий экскурс в идею разумной организации власти и общества и ее практические последствия.

С античных времен известно множество проектов создания идеаль­ных, разумно организованных обществ. В своей монографии "Античная социальная утопия", являющейся истинным компендиумом античной уто­пии, В.А.Гуторов, исследуя многообразные античные проекты государ­ственного устройства, показал, что рационалистическая "традиция уто­пической мысли и политической теории, идущая от Платона и Аристоте­ля через Зенона и Хрисиппа к Средней Стое, никогда не прерыва­лась..."³⁶⁹.

Разнообразные рационалистические утопические проекты дало и Новое время.

Исторический опыт показал, какую дорогую цену приходится пла­тать за приверженность только разуму в ущерб максимам нравственнос­ти, гуманизма. И здесь дело вовсе не в том, что мол до сих пор ра­зум ошибался, но обязательно настанет миг, когда будет открыта аб­солютная истина идеального общественного устройства. По аналогии можно эмпирически, от одной безуспешной пробы к другой, создавать вечный двигатель, надеясь, что в следующий раз, несмотря на все предыдущие неудачи, он обязательно будет построен. А можно раз и навсегда доказать, что в принципе в нашей Вселенной он неосуществим, так как вечный двигатель первого рода противоречит закону сохране­ния и превращения энергии, а вечный двигатель второго рода, хотя и не противоречит закону сохранения и превращения энергии, но наруша­ет второе начало термодинамики и поэтому тоже неосуществим. Точно так же неосуществим в принципе идеальный проект общественного уст­ройства.

Строго говоря, речь вообще не должна идти об идеальном проекте, а только о разумной организации, так как идеальный проект неосущест­вим в принципе потому, что для этого нужны идеальные люди, руковод­ствующиеся в своем поведении только разумом и нравственно совершен­ные. "Живой" же человек, а не тот, который фигурирует в проектах уто­пистов, подвержен страстям, суевериям, предрассудкам, морально не­совершенен, а самое главное - мотивом его поведения во многих слу­чаях являются собственные потребности, интересы, что естественно, а не интересы коллектива, общества в целом или умозрительные цели.Боль­шинство людей не плохи и не хороши, они ситуативны в широком диапа­зоне состояний. Это установлено давно.

Вопрос о природе человека и его сущности слишком сложен и ве­лик, философами разных школ он решается неодинаково, порой в прямо противоположном смысле. Входить в эту проблему мы не будем,для на­ших целей достаточно повседневного эмпирического наблюдения.

Нам могут возразить, что не все социальные утопии исходили из необходимости и возможности воспитать "нового" человека, а основыва­лись на "реальном" человеке, и социальные проекты строились, опира­ясь на эту цель. Но и подобная установка не спасает проекты разум­ной организации. Имеется несколько контраргументов.

(Окончание последует)

ПРИМЕЧАНИЯ

³⁵³См.: Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.8. С.338; Т.18. С.414.

             ³⁵⁴Шишков Ю. В. "Повивальная бабка истории": ретро­спективный взгляд в конце столетия // ВАН СССР. 1991.  № 12. С.7.

          ³⁵⁵Маркс К., Энгельс Ф.Соч. Т.38. C.419-420.

          ³⁵⁶См.: Там же. Т.2. С.90-91; Т.20. C.I96.

          ³⁵⁷Там же. Т.20. C.I88-I89. См. также: T.I8. С.305.

             ³⁵⁸Там же. Т.23. C.76I.

             ³⁵⁹Там же. Т.3. С.4.

             ³⁶⁰Там же. C.1.

             ³⁶¹Там же. Т.18. С.612.

             ³⁶²Л е н и н В. И. ПСС. Т.45. C.38I.

             ³⁶³Маркс К.,ЭнгельсФ. Соч. T.18. C.611.

             ³⁶⁴Алданов М. А. Собр. соч. в 6-ти т. Т.5. М.: Правда, 1991. С.391.

                  ³⁶⁵Цит. по кн.: Кёпеци Б. Идеология "новых левых".Пер. с венгр. М.: Прогресс, 1977. С.70.

³⁶⁶Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. T.I3. С.5-6.

             ³⁶⁷Там же.

             ³⁶⁸Там же. Т.4. С.459.

              ³⁶⁹Гуторов В. А. Античная социальная утопия: Вопросы истории и теории. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1989.С.240.