Сергей Бирюков
ЛИКИ ТИШИНЫ
http://copy.yandex.net/?fmode=envelope&url=http%3A...files%2Fioffe.pdf&lr=213&text=
background image
1
Commissioned for publication by the Russian Literature (Amsterdam, 2005) special issue on the contemporary Russian Poetry, edited by
S.Birjukov.
Лики тишины.
Новейшая история русского экспериментального стихопроизводства sub
specie hesychiae: три схематически взятые поэтики умного делания.1
Поскольку, как сказано, безмолвие является началом очищения души, а тем самым оказывается и
обоживающим, то ясно [из этого], что оно есть место и, скорее даже, путь, принимающий восхотевшего с
праведнейшим духом взойти к Богу, вводящий его прямо в лоно Божье и мирно и без потрясений
приготовляющий идущего по нему увидеть сначала западни, хитрости и коварные приражения врага душ наших
и противостоять им духовно, с разумом и мудростью; а затем возводящий его, хорошо и доблестно
сопротивляющегося [им], к божественным осияниям и просвещениям, а также прямо приводящий к духовным
откровениям божественных таинств, и соединяющий неизреченно с Богом, и всецело обоживающий... Если
же, стало быть, следуя за Богом, обоживающий покой действительно обладает всеми в совокупности
наилучшими благами и красотами и, имея своим началом простую веру, основанную лишь на Слове, достигает
веры сущностной, наглядное изображение которой есть явленная Богом Моисею скала, имеющая расселину,
через которую узрел он задняя Бога (ведь на самом деле сущностная вера являет, словно некую расселину,
умопостигаемую ясность в предметах сущих и являемых и через эту ясность дает боговодительствуемому уму
зреть не существо Бога, которое тогда было названо Моисею "ликом Божиим", а созерцать весьма явно то,
что вокруг Бога, то, что богоносцы именуют задняя Бога), то единственно только муж, [стяжавший]
безмолвие, естественно имеет возможность исполнить заповедь Духа Святого, реченную через Давида:
"приступите к Нему и просветитесь" (Пс. 33, 6), и через Исаию: "Просветите себе свет ведения" (Ос. 10, 12), и
только их свет является вечно умным.
Каллист Ангеликуд. Деяния безмолвия. [на правах пре-текста]
Денис Иоффе.
0.0. Приступая к первоначальному осмыслению детальной истории новейшей русской
поэзии, относящейся к последним десятилетиям ушедшего века, стоит, вероятно,
обозначить некие свежеочерченные концептуальные узлы, каковые не подпадали бы
вездесущей банальности современного критического описания. Нам представляется
уместным предложить некий инновационный вариант осмысленного описательного
разговора pro historiae русского стихосложения семидесятых, восьмидесятых и начала
девяностых страдных годов. Это может происходить в соответствии с определенной
условно-базисной схемой смыслообустройства, фиксирующей несовпадающие абрисы
личностных поэтик, формируя структуральной совокупностью новый, малоожиданный
казусный вид обще-российского поэтического хронотопа последнего времени.
1
* Текст настоящей обзорной работы являет собой, прежде всего, своего рода предварительный контур будущего, возможно
более основательного архитектонического конструкта - to be developed and continued. Представленный вариант статьи является
журнальным : в виду острой нехватки места нам пришлось существенно редуцировать научный аппарат, элиминировав изрядное
количество референций.
Ощутимым пробелом данной работы (также, в виду нехватки места) является зримое отсутствие полноценной филологической
работы с текстами исихастского канона, позволившей бы более четко сопоставить возможные влияния этого корпуса религиозных
текстов на поэтическую продукцию русских стихотворцев новейшего времени. Идея названия нашей работы изрядно повлиялась
от недописанной книги недавно ушедшего петербургского ученого С.Ю.Румянцева (1951-2000), Книга Тишины: Звуковой Образ
Города, Дмитрий Буланин, СПБ, 2002, где даются весьма интересные мысли в отношении осмысления направлений работы
понятийного строя шума и тишины в обыденном и литературном видах сознания. Мы благодарны Валерию Мерлину
(Иерусалим) за начальное отсылание нас к данной работе.
background image
2
В контексте описываемой ниже компаративно-исихастской интенциональности мы, aude
sapere, отобрали три, как нам представляется важнейшие, нетрадиционно-
миметические опорные школы экспериментального русского поэзиса2. Поэтические
линии, долженствующие заключить в себе способность магистрального разделения
русского Поэтического Эксперимента (из актуально-действующих, ceteris paribus) на
некоторые, в сущностном смысле, удобно обособленные цеховые лунки и подвиды.
Процесс данного разделения будет привязан нами к малотривиальной задаче поиска
сближений между, доселе не очень часто привлекавшимися для компаративного
осмысления, экземплярами литературной истории.
1.1. Наиболее близок к традиционному для русского Модернизма новаторству
оказывается, по нашему мнению, позитивно отмеченный Р.О. Якобсоном русский
поэт чувашского происхождения Геннадий Айги - именно его фигура знаменует собой
нетленную жизнь Русского Авангарда вообще и футуризма в его неотменяемой
частности. Наследие русского авангарда в поэзии (то, что с легкой руки, кажется,
Михаила Гробмана зовется Вторым Русским Авангардом), а именно, многоплановая
деятельность авторов наподобие того же Айги (в пятидесятые и шестидесятые движимая
филологами-энтузиастами плана ленинградского андеграудного проекта Владимир
Ибрагимович Эрль) породила два новых самостоятельных отростка: поэтическую
школу Московского Концептуализма (С Ейским протагонистическим транспонанс-
подвидом, которому посвящается грядущий (год 2006) спец. выпуск журнала Russian
Literature) и в чем-то конкурирующую с ней Метафорическую Школу - русский
вариант англоязычного отца, именуемого Language School (метаметафоризм
Парщикова, Еременко и Жданова - как ее законопослушное отделение). Поэзия
Московского концептуализма лучше всего известна по своим magisteriae artium dignitatis
Дмитрию Александровичу Пригову и Льву Семеновичу Рубинштейну 3. Однако, как уже
отмечалось в критике 4, оба автора как бы заслонили собой истинного фигурального
2 Oб исторических различиях в терминах поэзис и мимезис см. в частности, Дубова, О. Б. Мимесис и Пойэсис : Античная
концепция "подражания" и зарождение европейской теории художественного творчества, (Научно-исследовательский институт
теории и истории изобразительного искусства), Москва, Памятники исторической мысли, 2001. Кроме того, существует воистину
необозримое число работ, занимающихся миметическим элементом в истории оксидентальной цивилизации. В то время как
исихастская (пост-иконокластская) образно-миметическая составляющая византийского искусствознания носит, мы это признаем,
несколько иной характер, онтологически фундированный святоотеческим экзегетическим мыслестроем. См., например, статью
Евгения Павленко: Имяславие и византийская теория образа
http://www.hesychasm.ru/library/Name/eug_p.htm (Ср. с определяюще-
значимыми соображениями В.М.Живова, сделанными им в важнейшей для изучения мимезиса исихазма статье Мистагогия
Максима Исповедника и развитие византийской теории образа в книге Художественный язык средневековья. Москва, Наука, 1982,
стр. 108-127.: ...противостояние ноэтического и вещественного непреодолимо, соотношение их и не терпит никакого изменения;
отсюда осуществляемое в литургии возведение "от чувственных образов к божественным" ( -- EH I,
2: 373B) так же не предполагает никакой динамики, как не предполагает ее сама сфера ноэтических сущностей.
3 Инспектированию проекта каждого из которых мы посвятили специальные авторские беседы. См.
наши беседы с Д.А.Приговым: Журнал Топос, Москва, 31/07/03.
http://www.topos.ru/article/1434 и
http://www.topos.ru/article/1437
А также, нашу концептуально-завершаемую беседу с Л.С.Рубинштейном: Журнал Словесность, Москва, Июнь 2004.
http://www.litera.ru/slova/ioffe/lr.html О конкурирующем с Концептуализмом направленческом Метаметафоризме, см., в частности,
основополагающий текст Михаила Эпштейна, составленный в определяюще-важном 1986ом году: М.Эпштейн, Тезисы о
метареализме и концептуализме, Что такое метареализм (1986) Литературные манифесты от символизма до наших дней, Сост. и
предисл. С.Б. Джимбинова. М., 2000. С. 514--527. И, конкурирующий с ним К. Кедров : К. Кедров , Рождение метафоры, там же.
См. отдельные издания: Кедров , К.А., Матакод и метаметафора, Москва: ДООС : Елена Пахомова, 1999; Кедров , К.А.,
Энциклопедия метаметафоры, Москва, ДООС :Е.Пахомова, 2000.
См. также, интересную диссертацию: Кузнецова, Е.Б., Семантические процессы современной поэзии : Метафора и метономия в
текстах метаметафористов : Автореф. дис.канд. филол. наук : 10.02.01 Санкт-Петербургский Гос. Ун-т СПб., 1996. См, кроме
этого, мысли самого участника движения - Аристов В. Заметки о "мета", Арион: Журнал поэзии. Москва, 1997. Вып. 4 (16).
См, однако, контрастирующие описания звуков и образов в недавней книге Янечека: Janecek, Gerald, Sight and Sound Entwined :
Studies of the New Russian Poetry, New York : Berghahn Books, 2000. (Studies in Slavic literature, culture, and society ; v. 4).
4 См. об этом статью устроителя московского поэтического ресурса Вавилон Дмитрия Кузьмина :
Поиск или пантеон? Итоги Премии Андрея Белого - 2003, РЖ, 2 Декабря 2003
http://www.russ.ru:8081/krug/20031202_dk.html
background image
3
отца Московского Концептуализма - Андрея Монастырского (урожденного Сумнина).
Именно в силу этого, следуя меньшему градусу возможной тривиальности, нам было бы
более уместно выставить под лучи рампы фигуру Монастырского. Из Русской
Метафорической Школы нам кажется осознанно правильным выделить имя Аркадия
Трофимовича Драгомощенко в силу того, что он: а) типический литературный
немосквич; б) соединяет в своей поэтике как краеугольно-петербургский текст, так и
жестко-западный языковой уклон (коннекция с Lyn Hejinian), бытуя в тропическом
библейском пространстве лого-буквенного смыслового пограничья;5 в) в возрастном,
поколенном аспекте являет собой-в-себе важную веху русской поэтической
андеграудной истории6.
В качестве активного продолжателя метафорического уклада последнего из типов
указанных поэтик мы бы хотели представить весомый литературный проект
ферганского поэта Шамшада Абдуллаева (представителя поколения зрелых-
тридцатилетних), который весьма масштабно и в то же время успешно ненатужно
радикализовал, в соответствии с Ферганским локусом своего местоблюстительства,
самую Южную из нот русской новейшей поэзии 7. В образе Абдуллаева русская
метафорическая поэтика достигает (или стремится к) своей полюсно концептуальной
миражно-визионерской экстремальности8.
Выход же в хронологическую канву девяностых присовокупляет, как можно было бы
подумать, несколько избыточный флёр двойного зрения, чреватого тусклым
неразличанием, каковое может быть интенционально избегнуто принципиальным
умолчанием, сближающим нас с нижеследующим пунктом 1.2.
1.2. Наше мотивированное намерение рассмотрения русской новейшей поэзии
sub
specie hesychiae имеет, как кажется, свои ощутимые прецеденты9. Знакообразующая
5 См. важную статью Михаила Ямпольского, помещенную в виде постскриптума к репрезентативному тому Избранного
А.Т.Драгомощенко. Михаил Ямпольский, Поэтика касания, в А.Драгомощенко, Описание, СПБ, 2000.
http://www.vavilon.ru/texts/yampolsky1.html
6 См. наши интроспекционные диалоги с А.Т.Драгомощенко: Журнал Топос, Москва, 9/10/2002
http://www.topos.ru/article/564 и
http://www.topos.ru/article/574
В плане связи Драгомощенко с англоязычной Language School и, в частности, с его переводчицей и другом Lyn Hejinian см. эссе
Marjorie Perloff - How Russian is it: Lyn Hejinian Oxota См.
http://wings.buffalo.edu/epc/authors/perloff/hejinian.html .
7 См. нашу беседу с Ш.Абдуллаевым: Журнал Топос, Москва, 05/04/04
http://www.topos.ru/cgi-bin/article.pl?id=2215 . Тексты Абдуллаева доступны по многим виртуальным тм-адресам, центральнейшие из
которых - московский Альманах Молодой Поэзии Вавилон и, собственно, его родственная Библиотека Ферганской Школы. См.
http://www.vavilon.ru/texts/abdullaev0.html и
http://library.ferghana.ru/almanac/pers/shamshad.htm
8 См. статью А.А.Аствацатурова Метафизика предместья, НЛО , 62, 2003.
9 См. об этом небольшую но важную и интересную статью Алексея Парщикова, Константин Кедров . Его концепция
http://metapoetry.narod.ru/about/parschikov1.htm , возвращающего нас к (мета-авто)описаниям его Цеха: Константин Кедров
говорит: "Слово "метаметафоризм" мы откопали в беседах на одной из переделкинских дач, и первоначально оно звучало по-
разному: неуклюже и пластмассово -- "метафора космического века", "релятивная метафора" и т.д.... Метаметафора отличается от
метафоры, как метагалактика от галактики". ... Как же тогда нам относиться, например, к исихазму? -- спрашивал я Кедрова .
Кедров считает, что исихазм не нашел адекватных динамических форм визуальных и фонетических, т.е. языка искусства, поэтому
обратился к символам. Можно предположить, что есть лучи, которые пронизывают всю вселенную, когда все время и пространство
становится твоим... ... ведь все это мистики проговорили и до нас, но они не считали это своим, а считали это принадлежностью той
или иной религиозной системы. .... Мне было легко воспринять теперешние мои взгляды, -- вспоминает Кедров , -- потому что сам
пережил в августе 58-го года то, что исихасты и описывают, -- это свечение другого объекта. Сходно -- Аввакум на чине в пятницу
в его письме к царю: "Распространился язык мой и руцы мой и руцы мои и нози мои на небо и солнце и всю вселенную, и я широк и
пространен стал". Аввакум сидит голодный в яме и чувствует, что тело его разрастается до размеров вселенной и поглощается ею.
Если не знать всего того, что мы сейчас знаем о полях и энергиях, то состояние протопопа -- тип галлюцинации.... что я
прочитываю в "Новогодних строчках" или в "Я жил на поле полтавской битвы", где баталия описана, как если бы ее свидетель
мчался через нее, приближаясь к скорости света. Было бы преувеличением сказать, что не появлялось подобного опыта в поэзии:
Велимир Хлебников говорил не только декларативно об эйнштейновской физике, художники над парадигмой теории
относительности колдовали, обдумывали ее, сознательно стремились к пониманию преображения на переходе в пространство-
время. См. Парщиков, там же.
background image
4
суть этого момента состоит в постулировании возможности сопоставления
духовидческой метафизики исторического исихазма10 с указанными образцами русского
поэтического универсума: попытаться впервые увидеть, насколько отдаляются
указанные русские поэты (Айги, Монастырский, Драгомощенко и Абдуллаев) от
казуальности умного делания или, наоборот, приближаются к оному.
2.2. Для того чтобы полностью утвердить поэтическую деятельность Геннадия Айги в
лоне общего русского футуризма - требуется, кажется, не слишком большое усилие.
Геннадий Айги, согласно известным нам определениям - русский авангардист
(пост(или нео)-футурист) in folio. Общая историческая поэтика, являемая этим
оригинальным художественным направлением, достаточно хорошо изучена. Нам лишь
хотелось бы попытаться продавить подспудный аспект тишины - присущий, как
нам кажется, Айги - состоящий в концептуальном и принципиальном немногословии,
в демиургическом урезывании средств языка с позиции неминималистической силы
(двойное дно всякого мета-тропа призрачно маячит в конце каждой строфической
шахты), как и в лаконической экзегезе, верлибристически рваном метре и ритме,
отсылающем одновременно к визуальным экспериментам русского Авангарда11
(среди прочего, к денотативно пустоватой традиции Зауми).
Думается, феномен русской футуристической зауми весьма органично врастает в корни
исихастского молитвенного утешения, не-траты девальвированных бытом слов
попусту, монашествующего ухода от осмысленно-артикулированванного и риторически-
кокетливого златоустия. Именно в подобном смысле, русские беспочвенные,
радикализированные исихазм и заумь - это, прежде всего тотальное порывание с
традицией византийствующих, социально институализированных и письменно-
риторических техник добывания феноменального меда Знания путем канонико-
книжного труда. В этом есть, своего рода, вольготный отход от утонченно-
образованной машинерии конфессиональных приемов духовной жизни в ее наиболее
стандартизированных литературных воплощениях. (Что может считаться немало
особенным делом в контексте историко-риторического универсума прошлого
О континуумном понятийном денотате : пространства-времени у Хлебникова см., между тем, недавний филологический экзерсис
Н.В.Перцова: Н.В.Перцов, Ночь, полная созвездий...: синтез пространства-времени у Хлебникова, Philologica, 2001/2002 , Том
7, 17/18.
http://www.rvb.ru/philologica/07rus/07rus_percov.htm Ср. с замечаниями Наталии Арлаускайте, отмечающими
мифогенную цикличность концепта тишины у Хлебникова: Когда событие в "мире" уже закончено (со словом шеи), развившись
от тишины к звуку, текст еще длится и движется по кругу: заканчиваясь словом смерти, отсылающим к началу - Кали... См. ее
интересную статью: Филологическая мистагогия: нить Велимира Хлебникова, Textus, vol. 6, СПБ, 2001, pp. 168-187.
http://avantgarde.narod.ru/beitraege/bu/na_mistagog.htm
Еще один русский поэт (московский круг Николая Байтова- Эпсилон-
Салон), который неизменно называет себя жизнетворчески близким к византийской мистике (Иоанн Мосх) и, в частности, к
исихазму и исихастам - это Александр Максович Бараш. Об этом он сообщил нам в нашей с ним специальной беседе о
литературоцентрическом жизнетворчестве поэтов. См. журнал Топос, Москва, 05/02/03,
http://www.topos.ru/article/872.
10 Помимо значимой книги епископа Илариона (Алфеева) (См. Еп. Иларион (Алфеев) СВЯЩЕННАЯ ТАЙНА ЦЕРКВИ : Введение в
историю и проблематику имяславских споров, СПБ, 2002, 2 тт.) и небольшой монографию Олега Климкова, вышедшую в том же, что
и двухтомник Алфеева, петербургском издательстве: Климков, О., Опыт безмолвия: человек в миросозерцании византийских
исихастов, под редакцией Б.В. Маркова, СПБ: Алетейя, 2001, существует огромное количество разноязыких исследовательских
работ, посвященных исихазму. Укажем, также, на поразительно богатый на важнейшие исихастские полнотекстовые файлы ресурс:
http://www.hesychasm.ru/library/alpha.htm . Для полной научной библиографии литературы по исихазму см. исследовательский проект
гг. Дунаева и Хоружего по кодифицированию полного свода исихастских публикаций: ИСИХАЗМ: АННОТИРОВАННАЯ
БИБЛИОГРАФИЯ, Под общей и научной редакцией С.С. Хоружего, Москва, Издательский Совет Русской Православной Церкви,
2004.
http://www.danuvius.orthodoxy.ru/Hes_ogl.htm
11 См. об этом известную книгу Джеральда Янечека: Janecek, G., The Look of Russian Literature : The Avant-garde Visual Experiments,
1900-1930, Princeton, N.J. : Princeton University Press, 1984.
background image
5
славянских практик чтения и писания12). Приведем, однако, несколько характерных
примеров умных экспонатов молчания-согласно-айги:
ТИХО: ИНЕЙ
(Рождественская запись) П. Ле Маруа
в ветках -
(от неба:
без действия:
небу) -
о: Середина! -
обетованье (во Встрече) безмолвное:
с тихим Обетом -
(во встрече)
25 декабря 1979
ПОЛЯ В ГОРОДЕ, Листы во Францию, Шупашкар [Чебоксары]: Руссика - Лик Чувашии, 1998.
СПОКОЙСТВИЕ ГЛАСНОГО
а
21 Февраля 1982 г.
Тетрадь Вероники: Первое полугодие дочери [Стихи]. М.: Гилея, 1997.
ЗАТЕРЯННАЯ СТРАНИЦА
1
бумажка в ветре
2
вэай вьюзавый сда
ю целестни
12 О практиках любомудрия и славянской исторической риторики см. важную книгу Ренаты Лахманн, доступную с недавних пор и
по-русски. См. ее оригинальное издание: Lachmann, Renate, Die Zerstrung der schnen Rede : rhetorische Tradition und Konzepte des
Poetischen, Mnchen : Fink, 1994. Theorie und Geschichte der Literatur und der schnen Knste ; Bd. 93. Neue Folge, Reihe A, Hermeneutik,
Semiotik, Rhetorik ; Bd. 8. Для дополнительных философских штрихов см. известную статью: Naftali Prat, "Orthodox Philosophy of
Language in Russia", Studies in Soviet Thought, vol.20, 1979, pp.2-22. В отношении же чисто социальных аспектов формирования
секуляризованных массовых практик канонического чтения в Новой Истории России см. монографию Джеффри Брукса: Brooks,
Jeffrey, When Russia Learned to Read : Literacy and Popular Literature, 1861-1917, Princeton, N.J. : Princeton University Press, 1985. См.
также, вводную главу в книге Гари Маркера, постулирующую ряд немаловажных вопросов и элоквенций: Marker, Gary, Publishing,
Printing, and the Origins of Intellectual Life in Russia, 1700-1800, Princeton University Press, 1985.
background image
6
вьюзавый и эйдса
оэй истни
3
и не найти
1961
Там же.
Мы предлагаем продиагностировать здесь художественно тонко очерченное житие
патафизической апологии неприсутствия вместе с восходом червлено-заумной
манифестации лингвистического процесса общей утраты означиваемых инскрибций.
Подобно давшему обет молчания, Айги здесь не хочет находить бумажки с
письменами - а, находя, узнает (строфа 2) в них лишь (по сути) анти-миметический
экстракт традиционной футуристической зауми. Гимнософия минус-присутствия,
однако, продолжается и в других текстах автора:
НЕТ МЫШИ
есть.
18 ноября 1982
там же.
Здесь имеет место описание, своего рода, диалектически рудиментарного окружного
знака Уроборосного мифопоэтического лабиринта: отсутствие-как-sui-generis-
присутствия, явленного в несомненности подоплеки самого вопроса но есть ли мышь?
была ли?... Мышь для Айги то есть, а то ее нет. Мышь редуцируется до невидимого
кончика собственного хвоста. Далее хвост, всякий раз обрастает телом рекреированной
вновь особи, которая, по сути - откусила от собственного я, потерялась в начальном
лабиринте мироздания, метафизически исчезла, аннигилировавшись в междустрочную
пустоту футуристической строфемы Геннадия Айги. Что может являть себя в
иномирных и загадочных стратагемах, отсылающих едва ли не к дедаловому или
минотаврическому дискурсам пост-античного времени исторического пре-действия:
(Чуть выше представлен амфитеатрально-мистагогический знак
мифологемной змеи-лабиринта, извечно пожирающей собственный хвост, будучи
алхимической ипостасью квази-кузнечного мифа о жрецах-первопоэтах (см. детали этих
религиоведческих аспектов в эсотерически-утонченных схолиях Р.Генона, К.Г.Юнга,
М.Элиаде).
Цикличность-в-периоде уходящей и вновь воссоздаваемой в очередной раз телесной
тишины, материнского и пренатального начал продолжается и в других строках поэта:
background image
7
СНОВА - СПЯЩАЯ
вновь
тишиной беспокоя
особою
(будто
из духа) ....... и дорогa мне
как рана.......склоняюсь....... и рдеет
перекрещением
Склона - как Матери....... вея троичностью
боли.......воздушный тот Склон
чуть
на меня
излучая
1983, июль
Там же.
В моторику стиха Айги антитетически стремится и попадает проникновенная,
теодицейно-выстроенная (отчасти, мнимо духоборческая) тишина, как и замковая
воздушность вещественно отсутствующих умных излучений, напоминающая, в самом
деле, некоторые известные тексты исихастского святоотеческого канона.
СНОВА: ВОЗДУХ В ВЕРШИНАХ - БЕРЕЗ
светлее:
:
свобода:
:
(давно)
1987
Продолжение отъезда: Стихотворения и поэмы. 1966-1998.
М.: ОГИ, 2001.
Здесь в строфику Айги втекает самодовлеющая пустота миметически освобождающей
онтологической Тишины филогенеза, которая с риторической обоснованностью
позволяет осторожно говорить о репрезентативно-интертекстуальном сходстве с
идейной практикой афонско-исихастского монашества. (Как можно было заметить в
background image
8
одном из недавних интервью Геннадия Айги, опубликованных в московском
литературно-философском журнале Топос, связь этого поэта с русской
ортодоксально-религиозной традицией может осуществляться через посредство его
супруги, которая, насколько мы можем судить, весьма воцерковлена и, думается, в
ортодоксальном смысле, конвенционально-набожна.)
2.3. Поэтике Андрея Монастырского 13 (к сожалению, насколько мы осведомлены, уже
давно не пишущего стихи per se) в высшей степени свойственна ориентация на тихую
заводь молчания (неслучайно, действующие фигуры легендарных концептуалистских
хепенингов - Поездок за город - обычно приглашались поучаствовать в коллективном
акте субстантивированного Молчания14, служащем своего рода Кульминацией всего
походного предприятия Андрея Монастырского.) Установка на индивидуальную и
артикулировано зыбкую тишину - как на часть интегрального интернационально-
концептуалистского перформанса отмечается многими исследователями так. наз.
общих мест концептуализма15.
Приведем, однако, несколько небольших, но вместе с тем достаточно типичных
примеров монастырского концептуального приглашения совместно помолчать:
<...>
под землёй,
с головой,
будем
прятаться
с тобой,
будет
дерево
стучать,
будет
тетушка
молчать,
наклоняться
над тобой,
прячься
в землю
с головой
тоска.
13 О Монастырском см. известные и влиятельные работы Гройса, Тупицына, Деготь и других идеологически близких критиков из
этого круга. А также спец. выпуск московского Художественного Журнала (42, 2001), посвященный анализу фигуры
Монастырского.
http://www.guelman.ru/xz/362/xx42/xx4200.htm . См.также и внушительный восьмисотсраничный том:
Монастырский, А.[et al.] Поездки за город: Об акциях представителей московского концептуализма - группы Коллективные
действия, Москва, Ad Marginem, 1997. Стоит упоминания и небольшой конденсировано-умный Словарь Концептуалистской
Школы, написанный самим Монастырским и выпущенный не так давно московским издательством Ад Маргинем. Различные
манипуляции со звуком и тишиной были весьма характерны для Монастырского концептуализма. См., например, описание акции
Выстрел (Моск. обл., Киевогорское поле, 2 июня 1984 года. - участ. Н. Панитков, А. Монастырский, С. Летов, Г. Кизевальтер, И.
Макаревич, Е. Елагина, Е.Р., Н.) с фальшивыми губами, имитационным пением птиц, прорывающемся сквозь магнитофонные
помехи и шорохи: см.
http://www.letov.ru/conceptualism/Vystrel.html
14 См. такие характерные в их молчальническом звуко-минималистическом ключе определения Монастырского из
вышеуказанного Словаря: НЕЗАЛИПАНИЕ, НЕЗАМЕТНОСТЬ, ПУСТОЕ, ПУСТОТНЫЙ КАНОН как, впрочем, и ряд других...
15 См. Бобринская, Е.А., Концептуализм, Москва, 1994; См. также, Tamruchi, N. O., Moscow Сonceptualism, 1970-1990, Roseville East,
NSW : Craftsman House ; Australia : G+B Arts International, 1995.О концептуализме в мировом искусстве уже существует
обширнейшая аналитическая литература. См., например, Библиографию в большом сборнике Питера Осборна, изданного
английским издательством Файдон: Peter Osborne (ред.), Conceptual Аrt, London - New York : Phaidon, 2002. Кроме того, см., также,
недавнюю публикацию :Michael Corris, (editor) Conceptual Art : Theory, Myth, and Practice, New York : Cambridge University Press,
2004;
background image
9
Декабрь 1973 г.
А.Монастырский, Небесному носатому домику по пути в Паган М.: ОГИ, 2001
Тишина
тихая
сухая
верхняя
тишина
вербная
тихово
сухово
верхнево
Тишево
Вербново
тишекраше
тишесуше
тишевыше
тихошенность
сухроненность
верховненность
притишенность
тишекрашеглажетишеноченность
тишесушеглушетишеноченность
тишевышедушитишеноченность
тишевербновершитишеночеверночность
птица-
ночи-
верба-
ночи-
тише-
краше-
суше-
глаже-
души-
ночи-
глуше-
вербы-
тише-
птица-
ноче-
нности.
Там же.
Эта строфа заканчивается декларированием пустотной тоскливости - на манер
вышеприведенных вариантов Айги:
___________
Тоска.
background image
10
Куча песка.
___________
Там же.
Не кричи,
не пой,
не стучи
ногой,
руки мои
цепкие,
веревки мои
крепкие.
Там же.
Призыв не петь - молчать, не выдавать ненужных громогласных текстов жизни -
наполняет концептуалистское арт-моление, многозначительно депонируется во многих
текстах Андрея Монастырского. Стоит молчать, дабы прислушаться к Другому, к
иным звукам, как это заявляет Монастырский в серии своих стихов:
Хлебников в Торжке читает лекцию о
строительстве подземного железнодорожного
туннеля под Гималаями.
Он читает так тихо, что его почти не
слышно.
Сам же Хлебников слышит, как где-то
свистит паровоз. Этот свист пленяет его душу,
он забывает закончить лекцию и уходит
неизвестно куда
См. Русская неофициальная поэзия. Андрей Монастырский
http://www.rvb.ru/np/publication/01text/33/01monastyrsky.htm
И далее:
Кабаков читает свой альбом Соня
Синичкина -- чашка.
После чтения присутствующие некоторое
время молчат и слушают звуки.
Что это за звуки, еще неизвестно, но они
уже слышны всем.
Там же.
Алексей Любимов исполняет произведение
Кейджа 4.33.
Во время исполнения все присутствующие
молчат и слушают звуки.
background image
11
Что это за звуки, еще неизвестно, но они
уже слышны всем.
Там же.
Неслучайна здесь и концептуальная апелляция к искусственно звучащей тишине и к
Кейджу, международно-признанному Чемпиону тишины (вряд ли найдется в
двадцатом веке более обольстительный проповедник тишины в музыке, нежели Джон
Кейдж (из числа самых влиятельных филармонических композиторов середины
двадцатого века).
2.4. Метаметафорическая часть русской школы языка (метаметафористы vs
Драгомощенко, с дальнейшим продолжением в Ш.Абдуллаеве) в свое время увязывалась
некоторыми своими представителями с историческим исихазмом16. Тем не менее, ясно,
что кульминационно-златоустная, высочайше-риторическая поэзия Драгомощенко и
Абдуллаева является потенциальным антиподом любого ригористически взятого
мыслительного и речевого аскетизма и тех или иных ригористических практик
молчания. Вместе с тем, определенным диалектическим циклом гегельянская вещь
часто приходит, в русле того, что латиняне звали 'coincidentia oppositorum', Карл Густав
Юнг - 'mysterium coniunctionis' и что мы назовем mysterium oppositorum, к
собственному антиномийному оппозиту - к заведомой противуположной данности,
якобы целокупно противной всему ее (вещи) знако-семиотическому Лого-базису.
Как писал Владимир Лосский: ... антиномия двух богословских путей сохраняет свое
значение: для человеческого ума они непримиримы, но их противоречие разрешается в
Боге, Который есть согласие противоположностей - coincidentia oppositorum, Природа,
в которой сходятся противоположные утверждения, как сходятся в бесконечности две
параллельные линии. См. Богословие света в учении святого Григория Паламы, в сборном издании
его трудов 2003го года (Москва), стр.590.
В подобном, отдаленно напоминающем философию и мысленное поведение реальных
молчальников-исихастов ракурсе, стихи Драгомощенко и Абдуллаева тихо
демонстрируют конец языка в том смысле, что дальнейшее его (метафорическое и
прокреационно-аллюзивное) развитие оказывается затруднено. При таком типе
размышления русская Метафорическая Школа может выглядеть как одна из
инициационных остановок на пути к молчальнической аскезе исихазма. Этот наш
спорный тезис можно попытаться проиллюстрировать несколькими характерными
примерами, являющими (условную) предельность языка у Драгомощенко и
Абдуллаева. Акцентуация элейской философической глухонемоты умного демиурга-
ребенка, показ мерно проступающей невозможности грамматики языка, особенно в
вязко-айвовой среде перманентно тянущегося податливого забывания, все это
антиномийно и диалектически роднит поэтику Драгомощенко с идеями оригинационно-
исихастской аскезы.
Но, как в теле любого
живет глухонемой ребенок
(каплевиден, -
зло верит в Бога), -
16 См. примечание 9.
background image
12
бирюзы провалы, -
март ежегодно
разворачивает наст сознания,
перестраивая облака
в иное, опять в иное письмо:
вновь невнятно.
Меня больше там,
где я о себе забываю.
Нагие,
как законы грамматики,
головы запрокинув.
См. Описание, СПБ, 2001.
...это прилив, вскипающий иней,
всматривание в окно, бесповоротно-бесцельное;
не касаясь предрассветных весов,
ржавой жести исступленных сравнений;
оставались в себе вычислений невнятных остатком.
Лунной армией, безмолвно бредущей
по заснеженным пустошам:
бритье холодной водой,
ломкий вереск, но по склонам залива
все еще движет свинец
изнурительный блеск в черном стекле Караваджо,
перетекающий в очертания незримого.
Музыкальные инструменты,
рассохшиеся звонко плоды,
шествие барж
шелестяще, как ос падение в стропилах
или страниц приближенных
истолченная ртутная моль
в прорехах оттисков,
словно молвы - безмолвие.
Там же.
Известняков слоящее молчанье -
оцепенение скорости в порах.
Роса словно.
background image
13
Расширенных резкостью зерен.
Текучи, как трава придонная
в скважине сквозняка,
немоты множеств.
Но сколь прозрачны, текучи сходства....
Там же.
Ферганский поэт Шамшад Абдуллаев, которого можно, с осторожностью, назвать
метафизическим учеником Драгомощенко, развивает, как нам кажется,
метафорические концепции сходного с А.Т.Д. фрактального имидж- дагерротипа и
близкого ему симуляционного вида поэтически вновь обретаемой речи.
В тишине перелистываем - не быстрее,
чем ладонью или пёстрым пером проведут
перед лицом: очнись... Пустая невесомость и точка, стагнация, пейзаж
номер одиннадцать, Мельес и его персонажи - названия снимков такие,
будто не зритель их выбирает, а, кажется,
наоборот. Не так ли? Вода
ломает руки, но берег выплывает
из волн, вздувается, не вздрогнув (под
увеличительным стеклом так проявляются, чуть-чуть слезясь, глаза,
и в лакмусовой бумаге - клякса) - там,
где отлив роняет, как отбросы,
песок, жемчужину и мраморную гладкость
пальцев (кисть не видна), пытающихся пересечь мой взгляд
крестообразно: коллаж, я думаю,
едва заметней.
Ш.Абдуллаев, Неподвижная поверхность, Москва, Новое литературное обозрение, 2003. - Серия "Поэзия русской диаспоры".
Набравшись изрядной доли сциентистского скепсиса, можно, мы полагаем, крайне
осторожно, заключить: зеркальная квази-недвижимость напряженнейшей
лингвистической работы - таково почти суфийское обозначение Остановки на пути к
исихазму по имени Шамшад Абдуллаев.
НЕПОДВИЖНАЯ ПОВЕРХНОСТЬ
Кеклик для несчастных в тыквенной клетке,
Откуда в духоту дня въедается хмель.
Словно два сына оплакивают молодого отца.
В фокусе тончает поворот сорокалетнего дувала -
Там, где стоишь, там же,
Вне родовой десницы.
Стрелку неба в песке
Путаешь с отверстием, в которое суют саван
До вечера, когда ещё
Затылок против заходящего солнца повторяет лицо,
Но пустое озеро никогда не пустует,
И пять-шесть местных фигур идут по его длинному дну,
Как статисты в немом фильме, умеющие только промышлять
Отрезком прошлого на плёнке. В чём же вопрос? -
Ледниковые поры заранее льнут к южному ливню.
Там же.
background image
14
Далее следует ферментный и изощренно-просветляющий секвель:
ФОСКОЛО, ЧТЕНИЕ
Древний зольник, фальшивые тигли,
освещённые темью отвесной долины.
В готовящемся времяпрепровождении мерная нужда.
Он говорит, io,
словно ты услышал косой шорох смёрзшегося кеклика
(как сказал один монах у Гадды,
улещивая мессинскую высь, прежде чем повеситься, -
надеюсь, продолжения больше не будет нигде),
короткое замыкание в масонском мозгу, и между окраинных створ,
будто в гнезде, лежит пригородный нож.
Что-то другое. Он плывёт на корабле с полуострова к острову,
там его молодой бог и воскресшая маргинальность. Кто
видит его лучше? Чёрный пирс надувает мужские сосуды
в глубь оставленных тлеть тёплых "Гробниц".
Это важнее, ненужное здесь, где нужно:
Двое и двое - двое,
И безыглая прямота сквозит до середины римских цифр.
Там же.
Монах у Гадды, все еще говорит, но это, как мы видим, - уже крайние, экзистенциально
последние и, по-видимому, заведомо глуховатые фонемы, далее плавным прибоем
наступает топкое Молчание Умерствия, продолжения не будет нигде т.е.
метаметафорический тропический суицид как едва ли не наиболее благовидно-
законоученое следствие радикализации монашеского экзегетического праксиса. Между
тем, как уже было отмечено выше, формально-валидное связующее звено между
исихастским религиозно-философским наследием и русской новейшей поэзией должно
пролегать в фигуре московского поэта-метаметафориста Константина Кедрова .
Известный русский богослов, сын философа Николая Онуфриевича Лосского Владимир,
в своем труде Видение Бога в византийском богословии (часть работы Боговидение)
среди прочего, отмечает: ... В противоположность всему, что говорят об исихазме, этот
вид молитвы не есть механический процесс, имеющий целью вызвать экстаз; далекие от
стремления к достижению мистических состояний монахи-исихасты стремятся к
высшему трезвению (
), к внутреннему вниманию, соединению ума с сердцем и
контролю умом сердца, хранению сердца умом, молчанию сердца (
); это
есть подлинно христианское выражение бесстрастия (
), при котором действие и
созерцание не понимаются как два различных порядка жизни, но, напротив, сливаются в
осуществлении духовного делания -
. См. стр. 428-429 издания 2003 года
(Москва).
В соответствии с этими словами В.Н.Лосского, Константин Кедров ,
действительно может представать в роли достаточно легитимной поэтической
персоналии, приспособленной для исихастской (пусть и принужденной) объективации
тишины молчания. Наиболее характерно эта тенденция проявляет себя в стихотворении
Дирижер тишины (2000го года создания).
Я - дирижер тишины ....
Пять горизонтов - линия нотного стана
background image
15
Партитура - пашня, засеянная проросшими нотами
Рояль - простор тишины
Арфа - силок для звука
Скрипка - деревянный скрипичный ключ
Смычок - бродяга струн
Пальцы - бродяги клавиш
Клавиши - провалы молчания
Судьба - мелодия жизни
Душа - пространство между двумя мембранами
Барабан - христианский инструмент:
ударят в правую щеку - подставляет левую
Голос - сгусток воздушной ласки
Пение - ласка звуком
Струны - радуга звуков
Литавры - летающие мембраны
Классика - музыка людей для людей
Авангард - музыка ангелов для богов
Гармония - логика звука
Небо - партитура звезд
Галактики - скрипичные ключи
Луна и Солнце - литавры света
Земля - оркестровая яма
Тишина - партитура, забитая нотами до отказа...
Подобное справедливо, также, разумеется, и для многих других его поэтических работ,
что особенно, видно в одном из небольших кусков 1983го года рождения:
СВЕТ - ЭТО ГОЛОС ТИШИНЫ
ТИШИНА - ЭТО ГОЛОС СВЕТА
ТЬМА - ЭТО КРИК СИЯНИЯ
СИЯНИЕ - ЭТО ТИШИНА ТЬМЫ
background image
16
Как можно увидеть, в вышеприведенном стихотворном пассаже происходит своего рода
лирическая декларация нео-исихазма, осмысленное следование заветам Умного Канона,
где медитационный Свет оказывается важнейшим из экспонатов производимой автором
внутренней молитвы. Все еще донельзя вербальной, но уже, по вектору, избывающей
свои словеса, чьи хитросплетения не должны ласкать слух (или, буде написаны - глаз)
златокрасным любомудрием, но, наоборот, призваны присовокуплять жестоковыйную
сухость аскетического уединенного метаболизма. Процесс, эксплифицирующий себя в
крайне минималистическом, отчасти телеграфическом подходе к расходованию
литер:
Мемб(рана).1994 : В небе моего голоса / ты летаешь/ отдаляешься приближаясь/ приближаешься отдаляясь/
Я потерял себя / в глубинах ЛЯ/ Так звук становится молчанием
в себе самом / Мембрана не звучит / а лишь дрожит/ Озноб ее мы называем звуком
Я весь из раны / внутри мембраны...
Подобный лаконизм повторяется и в более ангелических нарративах:
Теневая радуга. 1989: Я увидел Ангела / Он был / - Ах - / В это время Магомет / выронил кувшин / и оттуда вылилась
тишина.
Где следует завуалированный отказ в осуществлении акта исконного именования Бога
или же Его послов (Ах), и где междометийное речение оказывается позиционно
лучшим и наиболее адекватным вариантом описания, приближающим стихотворца к
жизнетворческой, молчальнической келье поэта-монаха. Универсальный типаж Единого
Бога (будь то Магомет слуга Его или, скажем, Христос) вполне закономерно дарует
Миру Благую Весть всепроникающей Тишины, архетипически рождаемой из
таинственно роняемого кувшина.
3.0. В процессе возможного формулирования будущей констатации некоторой связи
новейшей русской поэзии с наследием исторического исихазма следует внимательно
рассмотреть продукты деятельности каждого поэта на предмет следования им
разнообразным стратегиям молчания, творческого осмысленного изучения им видов и
подвидов тишины, фиксируемой в строфической жизни того или иного поэтического
экзерсиса. Стоит также помнить о том, что концептуальная идеология исторического
исихазма может быть предельно диффузивна и позиционно многовалентна, по-
разному воплощая (и растворяя) себя в разноплановых гносеологических
соприкосновениях с, казалось бы, чуждыми культурными традициями, входящими в
когнитивный контагиоз с ноэтическим телосом ее религиозной мысли17.
17 См. об этом наше исследование на английском языке, увязывающее традиции монашествующих философов-исихастов с
обращением некоторых представителей русского Модернизма к теме Древнего Египта (особый акцент сделан на символику бога
Тота): D.Eoffe, "The Thoth of the Name: Egypt, Hesychast monastic philosophy and Russian Modernism" in Преломления, журнал
Института Иностранных Языков СПБГУ, Санкт-Петербург, 2005 (в печати).