---

---

Сказать, что в жизни Сержа Генсбура было много женщин – по сути, ничего не сказать. На его подушке оставался след от их губных помад, след от пощечины на лице после того, как они могли придти и уйти через час, день, месяц, пусть и несколько лет. Некоторые оставили и чернильный штамп в паспорте Сержа. И лишь очаровательная бунтарка Джейн оставила след в сердце Генсбура.

---

---

 Je t’aime… moi non plus

Она не была более красивой или умной, чем другие умницы и красавицы, находившиеся рядом с Генсбуром, но почему-то задержалась в его жизни дольше, чем другие. 12 лет они провели вместе и это были 12 лет, которые можно назвать лучшими в его беспорядочной жизни. Для Биркин он творил, именно из нее в композиции под названием Je t'aime... moi non plus извлек стоны и вздохи – ими восхищался весь мир. Джейн пела: «Я тебя люблю…». Серж отвечал ей «…я тоже нет». При его жизни это была не более чем тонкая любовная лирика, но теперь, когда творца уже нет в живых, это звучит как настоящий манифест. Это манифест циника, человека окаянного, который хоть и мог, но все же не посмел остаться счастливым.

Часто журналисты задавали один и тот же вопрос о том, почему он не поет песни о счастье. А ведь действительно, почему так? Была музыка о расставании, об одиночестве, о каком угодно пристрастии – к деньгами и даже к конфетам. Про одалисок в белых носочках и уругвайских нацистов, даже о таких личностях, как Каменев и Зиновьев и, наконец, о Микки Маусе. Ни в одной песни не пелось о счастье. На тот вопрос Генсбур отвечал, что не может определить, что значит счастье, потому и не ищет, не верит в него. Никому не известно, откуда эта бесконечная печаль, которая плохо рифмовалась с ролью в буквальном смысле триумфатора и самого что ни есть культурного еретика. Еще хуже это сочеталось с «роллс-ройсами», безупречными женщинами, огромными бриллиантами и прочими атрибутами тех, кто обитает в седьмом округе Парижа.

Может быть, все дело в «русских корнях»? Ведь родители этого в будущем культурного революционера – выходцы из России. Гинзбурги Ольга и Иосиф были эмигрантами первой волны, который в 1917 году бежали в Париж – туда, где не будет ужасов терроров. А может, этому виной страх и пережитые Генсбуром унижения, которые он потерпел во время немецкой оккупации? А может, это была нелепая откровенность матери, почему-то рассказавшей сыну, что Серж и его сестра Лили (они были близнецы) родились лишь потому, что она просто-напросто струсила: когда она пришла к врачу сделать аборт, то испугалась инструментов, которые были разложены на столе. И, несмотря на то, что саму Ольгу Гинзбург с уверенностью можно было назвать истинной «идишэ мамэ», которая безумно любила своих детей, впечатлительный и чувствительный Серж признавался, что всю свою жизнь чувствовал себя рожденным по ошибке, абсолютно случайно.

My Lady Heroine

 

И даже его имя - Люсьен, которое дали ему родители, он считал глупым и совершенно безвкусным, выбранным наспех. Именно поэтому, когда ему исполнилось 15, он взял имя Серж и немного изменил свою фамилию – Люсьен Гинзбург стал Сержем Генсбуром. Так он хотел, чтобы при произношении французы не коверкали его фамилию. Мелочь, думаете? Этот аспект был чрезвычайно важным, ведь в ближайшее время Серж хотел стать знаменитым, правда, кем именно - он считал, что это не так важно. Вот художником, например! Были годы учебы в Школе искусств в Париже, Генсбур увлекался кубизмом и абстракцией, наби, но потом наступило осознание того, что из него не выйдет такой хороший художник, как, например, Курбе. Тогда, почему бы не стать поэтом? Серж Генсбур сочинял стихи, некоторые из них даже печатались в литературных альманахах. Однако нет ведь такого мальчика из приличной и интеллигентной семьи, не пишущего стихов. Получилось, что лучше всего пытаться найти себя именно в музыке. Да и к тому же его отец – музыкант, а Серж и Лили выросли на музыке Брамса, Дебюсси и Бартоке. Правда, отец в Париже смог найти всего-навсего работу тапера. Генсбур решил, что если и быть музыкантом, то только великим… быть композитором, к примеру. А может, лучше стать певцом?

Он так и не решил для себя, кем точно хочет быть, и впоследствии стал поэтом, певцом, музыкантом и даже актером. И разве важно, кто ты? Более важно - оказаться в нужном месте в нужный момент. На то время Франция стала нацией галантерейщиков Бонасье. Будучи когда-то нацией мушкетеров, она проспала войну на печи. Сдала евреев без всяких напоминаний оккупационной администрации. Свои колонии покидала, бросая нервные ультиматумы. Настоящим образцом мужественности стал гомосексуалист по имени Жан Маре. Героя у страны не было. И тут появляется тот самый герой, Серж Генсбур: человек, переполненный непомерными амбициями, внешне – ушастый. Длинный полишинелевский язык – вот что отличало его, ведь Серж непрерывно говорил, в основном непристойности, но он были изящными, истинно французскими. Спутанный лохмы, вечно небритое лицо, туфли на босую ногу и наконец, принципиальный отказ от нижнего белья, который, видимо, демонстрировал его конфликт с миром в эстетической сфере. Работал и выпивал Серж идентично – запоем. Он и творил, и дурил. Смешивал французский шансон и джаз, драйвовый рок-н-ролл, классические хоралы и мотивы Африки. Анисовая водка мешалась с мятным ликером, а ботинки бренда Repetto с хламом, который и на клошаре смотрелся бы слишком живописно. Он сочетал отчаянное донжуанство и упертое женоненавистничество.

Отель «Паризьен», 314-я комната. Сколько любовных свиданий там проходило! И кто тут только не был: массажистки и парикмахерши, дешевые певички, проститутки-профессионалки и роскошные женщины его эпохи, среди которых - Зизи Жанмер и Жюльетт Греко, Петула Кларк и великолепная Брижитт Бардо. Сам Генсбур не упускал возможность хвастаться, как качеством, так и количеством своих женщин. Он охотно повествовал журналистам о случаях, как поклонницы толпились возле дверей его 314-го номера, рассказывал он и интимные подробности романов со своими женщинами, короче – поведение его было просто отвратительным. Но, как ни странно, женщины вовсе не обижались! И даже легендарная Брижитт Бардо со вздорным характером, по-матерински мудро комментировала выходки Сержа, говоря, что из-за ранимой и очень нежной души, бедняга считает, что цинизм может сделать его неуязвимым.

Однако цинизм не помешал ему изредка влюбляться по-настоящему. Позже он даже женился. Но все эти истории лишь были удобрением для прорастания его худших чувств к женщинам. Его первый брак продлился всего 3 месяца, когда в 20 лет он женился на дочке русских аристократов. Об этом Генсбур не хотел вспоминать, называя этот случай глупой историей из жизни богемы. Его второй женой была еще более изящная барышня – Франсуаза Антуанетта Панкрацци, сама княжна Голицына. Семья продержалась недолго из-за того, что, как утверждал Серж, у красавицы был слишком скандальный характер, и она постоянно устраивала глупые сцены ревности. И, надо сказать, ревность возникала не на ровном месте. Потом и Серж Генсбур сам оплатил развод и даже вручил бывшей жене в качестве презента и утешения роскошный «роллс-ройс».

Когда Серж вновь обрел свободу, он стал жить по-прежнему: толпы женщин в 314-м, написание замечательных песен для всех них и напоминания о том, какое мнение у него обо всех этих женщинах. Такой его жизнь была до 11 мая 1968-го – до дня, когда в его жизни появилась Джейн. Если быть объективным, то на то время ничего особенного сказать о Джейн Биркин нельзя было. Молодая, обаятельная женщина, в 2 раза моложе Сержа Генсбура. Примерная девушка из примерной семьи. Отец был капитаном Королевского флота Великобритании, поистине просвещенный человек, склонный к тонкому искусству – вовсе не солдафон. Мать была довольно известной актрисой театра Haymarket. В семье всегда царила взаимная любовь. И даже когда Джейн, еще не достигшая 18-летия, собралась замуж за Джона Барри, ее родители отнеслись довольно уважительно к такому решению, что в таких ситуациях – крайняя редкость. Но и Джейн оправдала их доверие. Неожиданно для всех, и даже для родителей, она стала образцовой женой. Настолько образцовой, что даже журналист Newsweek, проживший около недели в их доме, наблюдал бытоуклад знаменитого композитора, а после в заголовке рядом со словосочетанием «образцовый ягуар» он поставил «образцовая жена». Хрупкая Джейн могла ловко руководить прислугами, внимательно следить за безукоризненным порядком в доме, и чтобы бульон, который подают мужу ровно в 12 часов, имел температуру 50 градусов, чтобы простыни всегда были подкрахмалены, а корреспонденция - рассортирована. Что касалось развлечений, тут она тоже в большей мере ориентировалась на мужа, его вкусы и пожелания. Супруг Джейн был домоседом, но иногда они ходили в Альберт-холл, чтобы послушать Малера, например.

Неизвестно, что случилось в семье, но супруг-композитор через 2 года после их свадьбы бросил Джейн и маленькую дочь. Об этом Биркин никогда ни единому человеку не рассказывала и отшучивалась фразой, что это был уж слишком "безупречный" брак для такой неидеальной девочки. Но, несмотря на это, Джейн тяжело переживала этот развод. Родители беспокоились, чтобы она впоследствии этих переживаний вдруг не утопилась в Темзе. Было решено отправить ее за границу – мол, уезжай и там развейся, а с внучкой будет все в порядке. В таком юном возрасте сердечные раны заживают довольно быстро, какими бы глубокими они не были. Прошло несколько месяцев, и Джейн начала сниматься в «Фотоувеличении» Антонини. В кадре она без всякой боязни носилась голышом – она, как и Серж Генсбур, также в некотором роде славилась тем, что была революционеркой в культуре. Их обоих пригласили сниматься в фильме под названием «Слоган» Пьера Гримбла. Надо сказать, игра обоих была отвратительной. Донжуан Гейнсбур глядел на Джейн, словно та - дурно скроенная кукла. Серж постоянно бросал в ее адрес всякие подколки, смысл которых ей был не всегда понятен, зато она отлично понимала тон. Во время любовных сцен он насмешливо шептал ей в нежное ухо, почему это она решила сняться во французском фильме, не зная ни единого французского слова. От этих слов она бледнела и забывала текст. Растерянный Гримбла не понимал, что делать с ними двумя. И тогда он решил пригласить обоих в ресторан, чтобы якобы обсудить сценарий, но самому не придти туда. Мол, пусть они вместе поужинают, пообщаются, и, может, их отношения и наладятся после этого. Не исключал режиссер и любовной интриги…

Это была вполне водевильная уловка, однако результат был безупречным. Непонятно каким образом, но в тот же вечер они нашли общий язык. Тяжело предположить, что было темой их разговора, если Биркин не знала французского, а Генсбур не очень хорошо владел английским. Однако Джейн поняла, что, на первый взгляд, высокомерный и циничный Серж на самом деле был стеснительным и ранимым, словно подросток, к тому же - очень одиноким. А он тоже осознал, что одна женщина – может, ничем не хуже, чем толпа. И даже лучше. Когда стало известно, что Генсбург собрался купить апартаменты в седьмом округе, близ Сен-Жермен-де-Пре, друзья Сержа поняли однозначно: он влюбился в эту маленькую англичанку, и все довольно серьезно на этот раз. Иначе, зачем бы ему понадобилось отдельное жилье! Ведь до 40 лет он без претензий проживал в доме родителей на avenue Bugeaud, выпивал и водил подружек в известный 314-й. Джейн же отказалась от этого номера в качестве временного жилья. Она отлично помнила тот вечер, когда Генсбур привел ее в тот самый отел «Паризьен», а портье по привычке заметил при Джейн, что если Серж с дамой, то для него как всегда 314-й. Она очень разозлилась, но в такой ситуации, как была Биркин, которая с малознакомым мужчиной направлялась в отельный номер, было, мягко говоря, глупо высказать претензии. К счастью, в тот вечер между Сержем и Джейн ничего не было. Когда Джейн вышла из ванной, Серж уже спал. На следующий день Серж приехал с ней на квартиру его подруги Петулы Кларк, что тоже свидетельствовало о том, что Джейн – особенная среди той толпы девиц, которые были прежде.

Elisa

Все вокруг замечали, что он по-особенному относился к Джейн, но никто и подумать не мог, что эти двое проживут вместе 12 лет. Уж очень много обстоятельств свидетельствовало против таких перспектив. Взять хотя бы привычки Генсбура, которые были не очень-то совместимым со счастливой семейной жизнью, да и ему на тот момент уже было 40 – в таком возрасте такие привычки уже не меняют. Немаловажной была и разница в их возрасте – стоит признать, что в 20 и в 40 люди от жизни хотят далеко не одного и того же. Проблемой был и языковой барьер. Да и в конце-концов, Биркин могла найти мужчину помоложе, да и посимпатичнее. И последнее, вероятно, тревожило Генсбура больше всего остального. После окончания съемок у Гримбла, Биркин пригласили сняться в «Бассейн», где также должен был играть красавчик Делон. А Серж, серьезный мужик, с утра до вечера ходил вокруг съемочной площадки и стоически переживал немного насмешливые взгляды своих коллег. Конечно, он ревновал и боялся, что Делон уведет маленькую Джейн. Как-то раз Серж взял напрокат роскошнейший лимузин и подъехал на нем к съемочной площадке, чтобы забрать Джейн. Потом эти двое сели в него, выпивали шампанское из бутылки. За ними ехал Ален Делон на «рейндж-ровере». Тогда Генсбур сказал, что Делон напоминает злую муху. Как поэт, Серж знал о силе слова.

В первой год совместной жизни Серж и Джейн практически не расставались. А Генсбур забросил свою карьеру. Но зато они нередко выходили в свет, проводили время в модных клубах и ресторанах. Надо сказать, сам Генсбург очень любил такие публичные выходы, а узнаваемость на улицах явно доставляла ему немалое удовольствие, хоть он как мог, показывал обратное. Джейн умилялась этой его чертой. Она хотела стать его стилистом, постоянно покупала для него вещи и придумывала прически. Она считала, что это стремление к настолько показной небрежности зашло слишком далеко. Однако Генсбур решительно отказывался от ее участия, объясняя это тем, что его связь с ней уже сама по себе смешна, но ее попытки сделать из облезлого волка милого котенка выглядят слишком уж нелепо. Но такое равнодушие к своей внешности было скорее демонстративным. Рубашки, распахнутые на груди, потертые и рваные джинсы, повязанные на голую шею галстуки и та самая 3-дневная щетина, которая вошла с моду именно благодаря Сержу Генсбуру – это все не более, чем часть отлично продуманного имиджа пижона, презирающего всю эту систему, но прекрасно умеющего пользоваться ею. Потому и его туфли сделаны из кожи питона, а из кармана виден портсигар с бриллиантами.

Но зато Джейн никогда не была обделена дорогими и красивыми вещами, а однажды попросила лучше подарить ей песню. И он подарил самую лучшую, самую честную композицию о любви, которая называлась «Я тебя люблю… я тоже нет». Но сам Генсбур эту песню написал еще за полтора года до того, как состоялась его встреча с Биркин, и изначально она была посвящена Брижитт Бардо. Четверть песни – это страстные женские вздохи, все остальное – текст натуралистического содержания о взаимопроникновении. Вдвоем Брижитт и Серж даже создали рабочую запись. И вдруг, Бардо застеснялась того, что записала, сказав, что все это очень уж откровенно для нее, а Сержа убедила не выставлять на публику эту запись. Поэтому в 1969-м вокалисткой была уже не Бардо, а Биркин. В песне слышался тонкий слабый голосок, и казалось, что поющая была немного прижата к подушке, а на ее стоны отвечал хриплый и прокуренный голос Сержа. Странно, но все это казалось и прекрасным, и в то же время кощунственным. Во многих странах Европы эта песня была запрещена, а Папа Римский даже открыто выразил неодобрение. Черный пиар ведь тоже пиар. Это стало отличной рекламой, а несколько миллионов дисков успешно разошлись. В один момент Генсбург стал фактически продаваемым музыкантом, что очень контрастировала с его прежним успехом. Фотографии на обложках популярных журналов, множественные интервью в прессе, радио и телевидении. Всегда ему задавали вопрос, почему же все-таки «я тоже нет», на что Генсбур отвечал, что убежит от счастья первым до тех пор, пока его счастье не убежало от него.

Наверное, Джейн тогда еще не очень хорошо знала французский язык, чтобы такая фраза как-то насторожила ее. Может, она считала это обычным трепом – ведь нужно же как-то отвечать надоедливым журналистам. Ведь в их повседневной жизни не было ничего такого, что свидетельствовало о каких-то его попытках убежать от счастья. Даже наоборот. Похоже, новое бытование хорошо повлияло на него. Он даже начал пить меньше. До этого каждый его день начинался из анисовой водки, которая называлась «Пастис 51». Далее день протекал не без прочих беспорядочных возлияний. Генсбур всегда считал алкоголь естественным катализатором творческого процесса, однако теперь таким его катализатором была маленькая жена. Теперь он практически не писал песни для других исполнительниц. А когда он что-то хотел сказать миру, он писал песню для Джейн. Иногда снимал фильм. Пара часто ездила в Лондон. Состоялось знакомство Сержа с родителями Джейн и ее братом Эндрю. Генсбур произвел хорошее впечатление на семью Биркин. Особенно на мать-франкофилку и любительницу поэзии, поэтому зять-француз, к тому же еще и поэт, был лучше кандидатурой для ее дочери.

В свою очередь, родители Генсбура тоже тепло приняли Джейн. Хотя бы за то, что та была рядом с Сержом. И даже Кейт, дочь Джейн от первого брака, новоиспеченная свекровь любила как родную внучку и бесконечно ее баловала. Словом, это было начало вполне нормальной семейной жизни, в которой не хватало лишь побольше детей. Но долго ждать не пришлось. На третьем году семейной жизни, 21 июля 1971-го, родилась Шарлотта. В своем интервью Джейн рассказывала, что к Кейт и Шарлотте Серж всегда относился одинаково: с обеими дурачился, обеих учил игре на рояле. Больше того, Кэт чаще всего была права в детских спорах с Шарлоттой. Но часто она ловила взгляд Сержа, который останавливался на Шарлотте, в котором была бесконечная гордость и нежность. Нет, так он никогда не смотрел на Кэт, и это было объяснимо.

Серж и Джейн стали внезапно ссориться, и причиной этому была не Шарлотта. Однажды дошло до того, что впоследствии очередной ссоры Джейн прыгнула в Сену. Хоть сейчас Биркин уже и не помнит, что тогда стало этому причиной, но что-то похожее случалось в семье практически каждый день. Может, Серж просто разлюбил Джейн? Это полностью отрицал близкий друг Генсбура Этьен Дао. Он объяснял это тем, что Серж всегда любил Джейн, все эти годы, но одной лишь ее любви этому революционеру было мало – он, как и прежде, хотел любви всей Франции и даже всего человечества, которая была нужна ему, как воздух. И он был прав. Джейн не давала Сержу повода усомниться в ее любви. А он очень быстро привык к ней – так обычно быстро привыкают к хорошему. Может, любил он и не меньше, чем раньше, но уже спокойнее. Это был очень бурный роман, который сменялся взлетами и падениями, торжеством обладания Сержа и его дикой ревности, сменяющейся черной меланхолией. Генсбур заигрывал, эпатировал и паясничал, вытворял уму не постижимые вещи, которые не могла принять даже самая свободная страна не то что в Европе, но и в мире. И все лишь с одной единственной целью: привлечь к себе внимание вновь и вновь. Постоянное стремление нравиться всем – и антисемитам, и десантникам – подтолкнуло еврея Генсбура на создание целого альбома в стиле наци-рок.

Последовали численные письменные жалобы евреев, а десантники рвались на концерты Генсбура, чтобы побить его. Но ведь они обратили внимание, не проигнорировали это! О ком еще он там не пел? О сексменьшенствах! А для них он записал диск под названием «Баллада о Мелодии Нельсон», повествующей о любви с несовершеннолетней девушкой и песня «Лимонный инцест», который Сержу навеял Шопен и дочь Шарлотта. Немного позже вышел фильм с таким же названием и был он настолько откровенным, что зрители поверили в то, что в этом всем действительно есть что-то. Читая статьи критиков, Серж и негодовал, и торжествовал одновременно. Торжество было от того, что о нем вновь пишут, а негодование из-за того, что какие-то писаки выставляли его извращенцем и маньяком. Такая неадекватная оценка очень удручала Сержа.

При его жизни Биркин больше молчала и терпела. А терпела не только потому, что могла это делать лучше, чем другие женщины. Все дело в том, что и Серж, и Джейн всегда были заняты. У Биркин была почти такая же популярность, как и у Сержа, поэтому времени для выяснения отношений у них не было. Но, конечно, в их жизни было всякое, вплоть до драк. Когда Серж был пьяным, нередко он становился буйным. А хмельное состояние с некоторых пор стало все более частым.

Особенно невыносимо стало, когда Генсбур начал вести шоу Droit de reponse, для которого он придумал себе другое прозвище Генсбарр, на подобии личного мистера Хайда, совершавшего в эфире всякие непристойности и размышляя вслух про слепку из собственного члена, притворяясь гомосексуалистом. Теперь Джейн уже просто тошнило от этих выходок, это перешло в ненависть. Но Генсбура она, как и раньше, любила… Почему тогда Биркин ушла? Что могло произойти еще, чтобы она вдруг забрала детей с собой и уехала жить в отель? Конкретной причины не было. Как и не было той последней капли, которая могла бы переполнить чашу терпения. Скорее, она всего лишь повзрослела, поняв, что устала от этой эпатажности, что она мать двоих детей, за которых ответственна. Однако Серж к этому событию отнесся спокойно. Казалось, он растолковал это как переезд, но не как семейный разрыв. В некотором смысле так оно и было. Их встречи продолжались, они говорили о детях, об искусстве. Серж дарил Джейн дорогие и эффектные подарки (например, он купил однажды «порше»). Но почему-то Биркин застеснялась и отказалась от этого подарка, считая, что принять от Сержа такой презент было бы не совсем прилично, ведь тогда она была уже на шестом месяце беременности и вот-вот собиралась начать жить с режиссером Жаком Дуайоном. Только тогда Генсбур понял, что наступил конец.

Но с таким выводом он поспешил. До настоящего конца еще оставалось 10 лет, и за это десятилетие Серж еще успел жениться на юной внучке генерала фон Паулюса, которая родила ему сына. Он продолжал писать новые песни для Джейн, а свою последнюю композицию и самую грустную, которая называлась «Смертельная любовь», Серж Генсбур сочинил за три месяца до собственной смерти.

---

---

link