Татьяна Яковлева: Татьяна, русская душою

За ней ухаживали Александр Вертинский и Сергей Прокофьев. А Владимир Маяковский мечтал видеть своей женой…Между тем в  России о  Татьяне Яковлевой почти ничего не  известно. О романе с  Владимиром Маяковским, случившемся в  Париже в  1928 году, стали говорить только спустя сорок лет. Между тем поэт был по-настоящему влюблен.

Финал поэта

С  Яковлевой его познакомила сестра Лили Брик Эльза Триоле. В своих мемуарах сама Эльза напишет, что сделала это для того, чтобы Маяковский не скучал в Париже. Но существует мнение, что встреча была организована с другими целями — отвлечь поэта от родившей ему дочь американки Элли Джонс и  задержать в столице Франции, где он  щедро оплачивал житье-бытье Эльзы и  ее спутника Луи Арагона.

Финал этой истории известен: Маяковский влюбился в Татьяну и настойчиво принялся уговаривать ее выйти за него замуж. Чуть ли не сам думал перебраться в Париж. В итоге ему было отказано в выезде за границу. Одна из  подруг Маяковского Наталья Брюханенко вспоминала: «В январе 1929 года Маяковский сказал, что влюблен и застрелится, если не сможет вскоре увидеть эту женщину». Эту женщину он не увидел. А в апреле 1930 года нажал на курок.

Есть  ли какая-нибудь связь между этими событиями  — точно не  скажет никто. Развязка случилась весной. А  еще в октябре 1929 года Лиля в присутствии Маяковского вслух прочитала в письме сестры Эльзы о том, что Татьяна собирается замуж за виконта дю Плесси. Хотя на самом деле речь о  свадьбе зайдет лишь месяц спустя.

Яковлева до последнего дня не забудет Брик случая с письмом. И с горькой иронией однажды признается, что даже благодарна ей за это. В противном случае она, искренно любя Маяковского, вернулась бы в СССР и сгинула в мясорубке 37-го года.

Девушка из рекламы

Выехать в  Париж Татьяне удалось в  1925 году благодаря своему дяде, популярному во Франции художнику Александру Яковлеву. Выпускник императорской Академии художеств, Яковлев за год до приезда Татьяны был удостоен ордена Почетного легиона. Оформить вызов для племянницы ему помог господин Ситроен, владелец автоконцерна, с которым художник согласился сотрудничать в обмен на ходатайство о  Татьяне.

Первые месяцы 19-летняя девушка провела на юге Франции, где лечилась от  туберкулеза, заработанного в  голодные послереволюционные годы в  Пензе. А затем вернулась в Париж и поступила в школу моды. Вскоре Татьяна пробует свои силы в  моделировании шляпок и  преуспевает в  этом. Никого не оставляет равнодушным и ее красота: афиши с лицом Яковлевой, рекламирующей тот или иной товар, развешаны по всему городу.

Дядя вводит ее в мир светского Парижа. На  ее  глазах разворачивается роман Коко Шанель с великим князем Дмитрием Павловичем, она играет в  четыре руки на рояле с Сергеем Прокофьевым, знакомится с  Жаном Кокто, которого через несколько лет спасет от тюрьмы. Кокто, поселившегося в одном гостиничном номере с  Жаном Маре, арестует полиция нравов. И Яковлева примчится в полицейский участок Тулона и заявит, что ее любовника Кокто арестовали по ошибке. Великого драматурга немедленно освободят.

Общаясь с  самыми выдающимися представителями русской культуры  — за  ней ухаживает Федор Шаляпин, свои рисунки дарят Михаил Ларионов и  Наталья Гончарова,  — встречу с  Маяковским Татьяна восприняла совершенно спокойно. До  наших дней дошли только письма поэта к ней. Корреспонденцию Татьяны, хранившуюся в  архиве Маяковского, после его смерти уничтожила Лиля Брик. Так и  не  простившая ему «предательства»  — посвящение своих стихов другой женщине.

Брак с виконтом Бертраном дю Плесси стал для Яковлевой, по ее словам, «бегством от Володи». Она понимала, что Маяковского больше не выпустят за  границу, и  хотела нормальной семьи. И  так  же честно признавалась, что никогда не любила дю Плесси.

В 1930 году у них родится дочь Фрэнсин. А еще через год Татьяна застанет в  постели мужа другую женщину. На развод она не станет подавать только из-за дочери. Но семейная жизнь с Бертраном отныне будет лишь номинальной.

Мгновенное притяжение

К тому же у самой Яковлевой в скором времени появится новое увлечение — Александр Либерман. По иронии судьбы, знакомство с  двенадцатилетним Алексом произойдет в первый год ее  пребывания в Париже. У дяди Александра был роман с матерью Алекса Генриеттой Пакар, и он попросил племянницу присмотреть за мальчиком.

Следующая встреча случится в 1938 году, когда Алекс и Люба Красина, дочь советского посла во Франции, на которой он  собирался жениться, приедут отдохнуть на юг. Там же восстанавливала свои силы и Татьяна, попавшая за  год до этого в автокатастрофу. Увечья женщины были такими страшными, что ее тело первым делом отправили в морг. Там она пришла в себя и, к ужасу санитаров, начала стонать. В  больнице Яковлевой пришлось пережить тридцать пластических операций. И поездка на море была весьма и весьма кстати.

Внимание приехавших на  тот  же курорт молодых привлекли антикварные стулья, которые, по  словам продавца, уже были приобретены мадам дю Плесси. Красина сама разыскала Татьяну и  еще раз познакомила с Александром, уже возмужавшим и симпатичным молодым человеком. Как потом будет вспоминать Либерман, между ними «мгновенно возникло притяжение». И  больше они не расставались.

Официально женой Либермана Татьяна станет в 1941-м году после гибели дю Плесси — над Ла-Маншем его самолет был сбит фашистскими зенитчиками. Из рук генерала де Голля Яковлева, как вдова героя, получит орден. И вместе с Алексом и дочерью Фрэнсин переедет в Соединенные Штаты.

Судьба всегда была к  ней благосклонна. Недаром в 20-х годах Татьяна писала матери: «Мне на роду написано «сухой из воды выходить». Даже во  время оккупации, когда Яковлева организует приют для 123 беспризорных детей, ей удастся получить помощь от  самих немцев. Генерал Херинг был поражен красотой Татьяны и… фамилией дю Плесси, которая, по его мнению, указывала на прямое родство с  кардиналом Ришелье.

В  первые месяцы пребывания в  Нью-Йорке дворянская фамилия еще раз сыграла Татьяне на руку. Ей удалось устроиться дизайнером женских шляп как «графине дю  Плесси». Ее  шляпки носили Марлен Дитрих, Эдит Пиаф, Эсти Лаудер и  другие состоятельные женщины. Секрет ее  успеха дочь Фрэнсин объясняет «культурным уровнем и знанием законов общества, которые намного превосходили ее дизайнерский талант. Она была талантливым самодеятельным психиатром и  могла убедить любую, что она красавица». Татьяна соглашалась с дочерью. «Они уходят от меня, уверенные в себе, как призовые лошади», — говорила она о своих клиентках.

Алекс, бывший в  Париже сначала художником, а  затем главным редактором модного журнала «Vu», получил предложение из  американского журнала «Vogue». В  течение последующих пятидесяти лет он будет арт-директором холдинга Конденаст и автором самых выдающихся журнальных обложек. Так, в 1989 году именно ему пришла в голову идея поместить на первой полосе знаменитое фото обнаженной Деми Мур, находившейся на  тот момент на 8-м месяце беременности.

Страна Либермания

Семейство Либерманов было довольно состоятельным. В  Нью-Йорке они занимали многоэтажный дом на  Лексингтонавеню и владели роскошным поместьем в Коннектикуте, которое Джордж Баланчин называл страной Либерманией.

Гостями Либермании становились многие известные русские, приезжавшие в Штаты. Знаменитый историк моды Александр Васильев так вспоминает о  своем визите в дом Яковлевой-Либермана: «Это было накануне Рождества 1986 года. В их поместье в Коннектикуте меня привез Геннадий Шмаков, секретарь Яковлевой, автор известной в Америке книги «Звезды русского балета».

Без него она не могла и шагу ступить. Геннадий готовил ей  по  утрам каши и  другие вкусные вещи и  находился при ней неотлучно. Говорил все время «мы»: «Мы с Татьяной ездили в  город», «Мы легли спать»…

Яковлева производила впечатление строгой женщины, ее можно было испугаться. Прямая, величественная. И  это можно было понять  — ведь ее  муж Алекс занимал очень высокое положение: был одним из руководителей издательства Конде-наст и  скульптором, который пользовался в Америке такой же поддержкой властей, как у нас Церетели.

Татьяна была крашеной блондинкой, носила прическу а-ля Мирей Матье и очки-стрекоза в  стиле 70-х. Из  одежды предпочитала брюки и блузку. У  нее был прекрасный маникюр, длинные ухоженные ногти с ярким лаком.

Дом был оформлен в стилистике 30-х годов: все было белым. Я обратил внимание, что на  столике лежала подшивка журналов «Дом и  усадьба» за  1914–1917 годы. На стенах висели рисунки Михаила Ларионова, на  которых были изображены Дягилев и  Нижинский. Когда я  заметил хозяйке, что рисунки выцветают на ярком свету, Яковлева ответила: «На мой век хватит».

Я ей не понравился — был в высокой шапке из куницы, а в волосах носил черный бант в стиле XVIII века. «Как у  ненавистного Лагерфельда», — сказала Татьяна.

Оттаяла она только на  третий день, когда согласилась сфотографироваться со мной и поболтать. Но фаворитом я ее не стал. Меня приблизил Алекс, который пригласил в свою мастерскую, показал работы, а потом дал заказ для журнала «Вог».

Яковлева была знаменита своими афоризмами. «Норка  — только для футбола, а  для леди  — только соболя»,  — как-то сказала она. Имелось в  виду, что в  норковой шубке можно ходить только на стадион, а в свет выходить позволительно в соболях.

Она дружила с музами других русских поэтов. Была лучшей подругой Валентины Николаевны Саниной, музы Вертинского. Была близка с леди Абди, урожденной Ией Ге, племянницей художника Ге, музой Алексея Толстого, который вывел ее в образе героини романа «Аэлита». Одним словом, подруг она выбирала себе под стать.

К заслугам Татьяны Яковлевой относится восхождение Кристиана Диора и  появление Ив  Сен-Лорана. Талантом своим они обязаны, разумеется, не ей. Но пресса заговорила об этих кутюрье после того, как Яковлева сказала мужу, что гении — именно они.

Она дружила с Иосифом Бродским, Александром Годуновым, Михаилом Барышниковым, Натальей Макаровой. Охотно принимала у себя беглецов из советской России.

Дома была прислуга, которая говорила по-английски. Когда я  остановился у  Яковлевой, утром следующего дня горничная спросила у меня, не  хочу ли я киселя. Я удивился предложению, так как кисель последний раз пил на  полднике в  детском саду. «А Татьяна всегда пьет его по утрам», — ответили мне.

Вкусы в еде у нее остались русскими. Что меня поразило  — это огромная тарелка с  черешней, привезенной из  Чили, которая ярким пятном выделялась на рождественском столе».

Чета Татьяны и  Александра была одной из самых известных в Нью-Йорке. Гостями на их шикарных приемах становились все сливки города. При этом семейная жизнь Яковлевой и Либермана тоже казалась идеальной. Автор книги «Татьяна. Русская муза Парижа» Юрий Тюрин, первым проливший свет на судьбу Татьяны Яковлевой, так описывает свои впечатления от супругов: «В обыденной жизни Алекс был консервативен: сорочки шьются только у портного в Англии, красное вино заказывается во  Франции, тридцать лет по утрам овсянка на воде, полвека одна женщина.

«В течение прожитых лет в общей сложности мы  не  были вместе пять дней,  — признается Алекс.  — Но  это были самые черные дни моей жизни».

Его глаза всегда светились любовью. Они даже ссорились удивительно спокойно и  уважительно. Алекс недоволен тем, что Татьяна не притронулась к завтраку. Он ворчит, что она уже и  так потеряла за  неделю три фунта. В ответ протяжно-просительное: «Алекс, не начинай». И все. Никаких эмоциональных взрывов, обиженных глаз, надутых щек. Даже если кто-то из них на чем-нибудь зацикливался, другой умело переводил ситуацию в юмор…

Татьяна жалуется, что Силия положила на стол не те салфетки. Алекс примирительно: «Дорогая, ты дрессируешь ее уже семнадцать лет, и она, слава богу, научилась отличать бумажные от текстильных. Еще через семнадцать все будет по правилам». Татьяна в  ужасе: «Ты думаешь, что мне еще так долго мучиться на  этом свете? Нет, если ты  настоящий джентльмен, то  пропусти даму вперед».

Накануне 85-го дня рождения у Татьяны произошло кровоизлияние в  кишечник. Операцию было делать бессмысленно. Через несколько дней Яковлевой не  стало. Отпевание прошло в  русской церкви, а похороны — в Коннектикуте, где на надгробном камне жены Алекс Либерман приказал выгравировать: «Татьяна дю  Плесси-Либерман, урожденная Яковлева, 1906–1991».

Александр хотел быть похороненным в одной могиле с Татьяной и даже приготовил надпись для себя: «Александр Либерман, 1912-…» Но жизнь распорядилась по-другому. После перенесенных инфаркта и  клинической смерти он женился на филиппинке Милинде, одной из медсестер, ухаживавших в последние годы за Татьяной. И завещал развеять свой прах над Филиппинами. В 1999 году его воля была выполнена…

АиФ.

Игорь ИЗГАРШЕВ

Фото из книги Ю . Тюрина «Татьяна. Русская муза Парижа»