От нечего делать выложу то, что накропала примерно год назад)

 

Моя семья имеет крайне запутанную и малопонятную родословную. Некоторые представители гордого рода Маковских утверждают, что наши предки «основали» Украину. Якобы пришло на земли украинские два рода: Маковски и некий, не известный моим очаровательным родственникам (что не удивительно, ведь такие мелочи не заслуживают внимания благородных кумушек) и основали страну. Честно говоря, верится смутно, да простит меня достопочтенная родня. По другой легенде, в древе Маковских присутствовала некая широко известная в узких кругах певица, тоже, судя по всему, украинская. Кому она была известна, история вновь умалчивает. При чем здесь Украина вообще, мне мало понятно, ведь мой дед, носивший фамилию Маковский, был русским. Бабушка же, украинка по рождению и русская по духу, носила фамилию Сичко. В итоге легенды дошли до того, что меня и весь наш род кумушки обозначили поляками. На этом месте я перестала внимать потоку информации.

Со стороны отца, или папы, как мне привычней его называть, все более грандиозно, и, что куда важнее, более достоверно. Моя пра пра пра и так далее бабушка когда-то была камеристкой царицы. Какой – уже не помню, но сам факт лично мне льстит. Фамилия с этой стороны менее звучная – Ячменевы. Не могу сказать, что я против того, что отец взял мамину фамилию,иначе быть мне Галиной Сергеевной Ячменевой. Не плохо звучит, если подумать… Но думать, как показывает мировая практика, вредно, и я не стану этим заниматься.

Итак, мой отец…

Он был романтиком настолько, насколько им может быть простой советский рокер, барабанщик никому неизвестной подпольной группы «Виндоу», чтов переводе с английского на нормальный означает окно. Куда было окно, опять же умалчивается, но точно не в Европу. Скореее из нее. В узком кругу посетителей популярного питерского рок-магазинчика «Сайгон» их знали по инструментальной рок-опере «Электричество».

В итоге группа распалась и три закадычных друга: Володя Крейзи, Витя и Серый разошлись. С Виктором Серый, в будущем мой папа, разошелся не слишком хорошо, а вот с Крейзи, который действительно был таковым и даже имел справку, еще какое то время общались.

Влюблялся он регулярно и страдал каждый раз безмерно. Я подозреваю, что у него хобби было такое – влюбляться.

В это время моя будущая мама боролась за право быть актрисой. Ее отец упорно сопротивлялся, веря что из дочери получится прекрасный математик. Мама не стала спорить, а спокойно подала документы в театральный. В итоге мама с бабушкой успешно дурили дедушку во время всего обучения, изображая обучение в математическом университете.

Папа, в отличии от мамы, в театральный не поступил, хотя и рвался. В первый раз разволновался и наелся димидрола так, что муха в изображаемой им басне «Попрыгунья-стрекоза» казалось убитой еще до начала экзаменов. Во второй раз он все прошел, но не успел подать документы. Сильно папа не расстроился, а просто написал заявки в некоторые театры нашей необьятной страны и, получив приглашение из Мичуринска, мигом отправился туда. Его мать Галя на тот момент была уже брошена мужем, не слишком приятным человеком, который постоянно поднимал на нее руку и изменял направо и, приемущественно, налево.

Итак, папа оставил мать вместе со своим младшим братишкой Максимом в Петербурге или, на тот момент, Ленинграде, и отправился покорять сцену. Насколько он ее покорил мне не известно, но то, что там он покорил мою маму, я знаю точно и являюсь тому доказательством.

Мама не хотела работать в родной Астрахани и ее определили в Мичуринск.

 

Прошло время…

 

 

 

 

Итак, я родилась. В умеренных муках, по расписанию. Естественно, день был дождливым и если мне не изменяет память, это был понедельник. Произошло это знаменательное событие 23 октября 1987 года в 7 часов утра по московскому времени в Петербурге.

Первые шаги, слова и вообще годы, я описывать не буду. К сожалению я совершенно ничего не помню и не имею желания выдумывать.

Мои самые яркие воспоминания…

Детский сад. Танцы. Мальчик, который мне нравился, пригласил на танец другую девочку, а я танцевала с каким-то толстячком и глотала слезы детской обиды.

Утро, ярко светит солнце. Я стою посреди комнаты и плачу. Мама выкидывает из ящика все мои наваленные кое-как игрушки и кричит, чтобы я навела порядок.

Зима. Мы идем по улице втроем и читаем наизусть «Руслана и Людмилу». Мама озвучивает все женские роли, папа все мужские, я – слова автора. Я сижу у папы на плечах. Тут он подскальзывается, я падаю, но он успевает меня подловить. С серьезным видом я говорю «Автор упал», и продолжаю зачитывать текст.

Квартира, вечер. Я лежу на гладильной доске, а папа заворачивает меня в простыню. При этом почему то мы оба думаем, что я рыба.

Снова квартира, уже другой вечер. Я выхожу на кухню, у меня под глазом вскочил ячмень. Родители смотрят на меня и плюют в мою сторону. Как оказалось потом, ячмень от этого проходит. И правда прошел… Я молча ухожу, но через несколько минут возвращаюсь. Смотрю на них обиженно, исподлобья и спрашиваю «Вы зачем на меня наплювали?»

 

Обрывки воспоминаний, осколки. И никогда нет полной картины. Детство казалось было так давно. Оно осталось в прошлом веке вместе с детскими страхами, радостями и непосредственностью.