2 глава

Вечером того же дня.
– Я тут подумал, а почему бы тебе не съездить в пансионат какой-нибудь, на юга… – сходу начал Максим; он ещё не успел даже разуться, как возобновил старую тему.
– Сдурел? У меня сессия…
– И что? Ты всё равно не ходишь…
– На экзамены я хожу, у меня завтра один из них, – как же Матвею уже осточертели выходки брата, как же он не мог понять, что это всё без толку, что он больше не вернётся к нормальной жизни, нетушки, нет.
– Ну, почему бы и нет? Заплати преподу денег и свали отдохнуть, что ты в Москве кочевряжишься?
– Иди к чёрту. Я сам буду зарабатывать свой трояк.
– А что так плохо? Почему только «три»? – Макс двусмысленно приобнял брата, проведя левой рукой вниз по бедру.
– Потому что я не хочу напрягаться... и... так ты обниматься будешь со своими любовниками, а не со мной. Понял? – протянул сквозь зубы Матвей и, увернувшись от брата, направился в комнату, к своей единственной любовнице – гитаре.
– Мэт, хорошо! Я ж ничего не сделал, извини! Ты ужинать будешь? Я пиццу заказал, – юноша вошёл в комнату брата, окинул её грустным взглядом и тяжело вздохнул. Ему так хотелось помочь этому юнцу; дать брату ту жизнь, которой у него не было; ему хотелось дать ту свободу, о которой он мог когда-то лишь мечтать. А этот идиот отказывался от неё. Игнорируя все подачки и насильно запирая себя здесь, в четырёх стенах, в душной и давящей квартире… Идиот.
– Прости.
– Что?
– Я не оправдал твоих ожиданий? Я не умею играть на пианино, я ужасно пою, я не умею рисовать, я ненавижу и презираю других людей… Я полное ничтожество, – не отрываясь от грифа гитары, проговорил младший.
– Это не так. Это всё не мои ожидания, а ожидания родителей. Мне срать, чем ты будешь заниматься, главное чтобы ты был счастлив. И ты не ненавидишь людей, – резонно заметил Максим и неуверенно подошёл к брату.
– Да, ты прав. Я боюсь их. И тем самым, я разочаровываю всех.
– Не мели чепухи!
– Тогда почему, если ты хочешь, чтобы я был счастлив, ты посылаешь меня на отдых чёрт знает куда, почему ты знакомишь меня с намалеванными шлюхами, с извращенцами и настоящими придурками? – Мэт посмотрел на брата, их взгляды пересеклись. Его серые, плохо отражающие свет глаза утонули в жёлтых, отливающих тёплым золотом глазах старшего брата. И хоть Матвей пытался вложить в свою реплику укор, негодование, ярость – этого у него не получилось, потому что все негативные эмоции тонули в этом тёплом золоте.
– Потому что я хочу, чтобы всё было как можно лучше, – виновато ответил он.
– Лучше для кого? Для тебя! Только для тебя! – голос почему-то дрожал, гитара недовольно отозвалась, дрогнув хриплым басом. – Если ты зависишь от любви, то я – я нет. И не смей меня равнять с собой, – младший встал, оставив гитару лежать в углу, направился в коридор, с лёгкостью ускользая от рук брата.
– Ну и куда ты? – удивительно, как точно Максим уловил желание Матвея «свалить» из квартиры.
– В пансионат какой-нибудь, – повторив слова брата, Матвей накинул куртку, завязал кеды и вышел.
– Придурок. Просто больной… – проводил его брат недовольными возгласами.
* * *
Отчего-то очень хотелось курить, хотя Матвей никогда не курил, и был противником любого вида «вредных привычек», правда, всё это было с недавних пор.
«Надо купить сигарет» – пришёл он к выводу и проверил присутствие наличных в нагрудном кармане куртки.
Первая попавшаяся палатка, удивительно, что ещё открыты, сейчас уже, наверное, около десяти вечера, но не важно. Это даже хорошо. Купил рыжие Pall Mall, неизвестно почему… просто рыжие, как глаза у брата. «Чёрт о чём же я думаю», – тут же купил и зажигалку.
Ещё не выйдя из палатки, он закурил, игнорируя возгласы продавца, гадкий дым ворвался в лёгкие, царапая горло и заставляя в судороге закашляться.
– Чёрт, что за херня? – просипел сквозь зубы Матвей, но потом горький вкус, оставшийся на языке приятно щекотнул и желудок, почему-то принося странное спокойствие.
«Лажа, курить всё равно больше не буду» – заверил сам себя юноша.
– Извините, можно вас сфотографировать? – послышался стеснительный голос из-за спины.
– Ч-что? – Мэт развернулся, недоумевающее уставился на спросившего. Это была девушка лет шестнадцати, милой, даже правильнее сказать, очаровательной наружности. У неё были бордовые волосы, по крайней мере, таковыми они казались в свете уличных фонарей, и тёмные, почти чёрные, глаза, хотя это тоже, возможно, искажённый свет улицы.
– Сфотографировать. Просто… у вас очень красивый профиль… – наливаясь краской, с трудом проговорила девушка.
– Ладно. Что мне надо делать? – странно, она совершенно не вызывала опаски, она даже располагала к себе, такой невинной и искренней казалась её улыбка.
– Ничего… ну можете, разве что, закурить, – девушка освободила объектив профессионального фотоаппарата от крышки и направила этот механический глаз на Матвея.
Тот последовал просьбе и вновь затянулся, на этот раз дым вошёл более мягко и даже приятно вновь объял лёгкие. Матвей отчётливо слышал, как внутри фотоаппарата что-то щёлкнуло пару раз, не смотря на внешний шум дороги. Девушка бегло посмотрела фотографии и довольно поблагодарила юношу.
– А можно и мне взглянуть?
– Э не, лучше я сначала их обработаю, а потом вы посмотрите.
– И как же?
– Что? А, ну да…Меня зовут Кира, я живу здесь неподалёку. Так что ещё свидимся, – она уверенно протянула руку для рукопожатия, одарив Матвея довольной лучезарной улыбкой.
– Не будь так уверена, – пожимая руку, ответил Мэт.
– И что, даже не представишься?
– Э…Матвей.
– И это наверняка твоё ненастоящее имя, да?
– Почему? Настоящее.
– Чем докажешь?
– Тебе что, паспорт показать? – опешил юноша.
– Было бы неплохо, – и Кира рассмеялась, звонко и заразительно, сквозь смех процедила. – Я шучу. Не волнуйся. Как-нибудь, а фотографии ты увидишь. Приятно было познакомиться, – она внезапно развернулась и направилась прочь.
– И мне, – в след ей бросил Мэт, а про себя подумал: «Какая же она странная… Вот ещё один знакомый, которого я не запомню, и который не запомнит меня».
Юноша вернулся домой, брат сидел на кухне, пил кофе на ночь глядя: предстояло ещё рассмотреть дополнительный материал по работе. Половина пиццы дожидалась младшего брата, накрытая крышкой, видимо, чтобы не остынуть окончательно.
– Извини меня.
– И ты меня.

Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре…

Раз. Два. Три. Четыре.

РАЗ. ДВА. ТРИ. ЧЕТЫРЕ.

И так до бесконечности. Четыре мерных удара, ритм. Марш.

Зачем? За что? Засел в голове. Плохо. К горлу подступает тошнота. Удушье. Леденящий холод. За…что…

Тени начали вновь движение, кружатся вокруг, будто стервятники. Хочется бежать. БЕЖАТЬ ОТСЮДА!

Путь к окну. Ноги вязнут в полу, будто в болоте, ползком, до белой холодной ручки, поворот налево, надавить и…

…обжигающий ветер в лицо.

Ржавые перила – облупившаяся краска впивается в ладони. В глазах всё двоится, оранжевый снег манит вниз, а тени вокруг тянут свои костлявые руки к моему горлу, липкие, противные.

Тошнит.

Давно не было галлюцинаций. Почему они вернулись? Что я делаю вновь не так? Кто зовёт меня?

РАЗ. ДВА. ТРИ. ЧЕТЫРЕ.

Четыре. Три. Два. Раз.

И вдруг. Под кожу что-то, как иглы, ёрзает там, задевая все органы, сдавливая болью. И я уже вслух декламирую: «Один. Два. Три. Четыре». Пауза. По новой.

Хватаюсь за шею, сквозь кожу пытаюсь сломать свои шейные позвонки, подумаешь, один поворот и будет ТИШИНА.

Что-то останавливает. Будто бы завладевает телом.

Всё ещё слышу марш.

Будто бы кто-то берёт за руку и ведёт как маленького ребёнка в комнату. Открывает шкафчик с лекарствами.

«Сделай это».

Ампула. Маленькая, стеклянная ампула. Прозрачная жидкость. Шприц.  Неразлучные супруги, с ненавистью друг к другу  делящие одно ложе. Руки дрожат. Пальцы кажутся непривычно длинными, будто бы какими-то инопланетными, инородными. Не слушаются. Но ампула всё-таки надламывается.

Игла. В вену. Давно это было.

Но сноровка…

Шприц выпадает из рук. Холодный пол обнимается с моей щекой. Чёрные тени покрывалом укутывают моё тело.

ТИШИНА. ПОБЕГ. НАЧАЛО.

1 глава

– Макс, ты ничего не путаешь? – высокая блондинка, розовый костюм. И он даже не столько розовый, сколько цвет фуксии. Этакий нервирующий, сверлящий в мозгу цвет, который хочется залить чернилами, чтобы меньше маячил перед глазами.

– Нет. Ничего. Шеф сказал, что всё должно быть именно так, – нервно повторяет, кажется уже в тритий раз, Максим. Он не выспавшийся – синяки под глазами; рубашка мятая, на шеи следы засосов, но на это уже привыкли не обращать внимание. Он вернулся из очередного гей-клуба.

Каждому своё.

– Учти, если шеф наорёт на меня, я тебя… – грозно пригрозив пальчиком, Эн (так обычно звали блондинку сослуживцы) не договорила, развернулась и зацокала по кафелю своими тонкими шпильками, меряя  расстояние от кабинета верстальщика (коим являлся Макс), до кабинета главреда.

– Ты выебишь меня тем зелеными зонтиком, который ни капельки не сочетается с твоим костюмом? – закончил за блондинку Максим и достал телефон.

Гудки. Обычные гудки. Сейчас это такая большая редкость, потому что каждый третий норовит поменять гудки на какую-то бредовую, надоедливую и в общем «попсовую» песенку, после прослушивания которой, пропадает любое желание вести спокойный разговор. А тут обычные гудки.

Приятно.

– Ало.

– Ну что, как ты?

– Не выспался, как собственно и ты.

– Почему ты решил, что я не выспался?

– Потому что тебя не было всю ночь… – дрожащий голос, в принципе он всегда был таким, но сейчас почему-то дрожит как-то по-особому, но нет времени обращать на это внимание, нет времени – или желания? На другом конце несуществующего провода, в одной из сталинских высоток, смотря в окно, разговаривает брат Макса.

– Ты что не спал? Ты сдурел? – «Как мне надоело, что ты вечно гробишь своё здоровье! Не хрена со мной не случится!» – Ничего со мной не случится! Я уже взрослый и вполне сам могу о себе позаботиться. Нечего обо мне так волноваться.

– Не принимай столько почестей на свой счёт. Я тебя не ждал. Я просто не мог уснуть, – ну как брату скажешь, что уснул только из-за флунитразепама, и как скажешь брату, что всё началось сначала…

– Идиот… тебе бы любовника завести, – бросил брат, совершенно не почувствовав, что с младшим что-то не так.

– Кто тут из нас идиот! Я не по этой части…

– Но ты же не пробовал, – это был среднестатистический для них разговор, каждый звонок, или беседа за завтраком/обедом/ужином заканчивались именно этим. И в этом не было ничего позорного – просто Максим очень волновался по поводу отчуждённости брата. Младший не общался ни с кем, сидел дома и только читал книги. У него-то и девушки не было никогда; просто он не любил людей и подпускал к себе только брата и (да не было собственно никаких «и», только брат). Родители уже давно не беспокоили Москву, да и планету Земля в целом – они спокойно покоились в Сибирской земле, за несколько тысяч километров от своих потомков…

– Ладно, я не  хочу тебе мешать работать, я позвоню чуть позже, – в трубку ворвались спокойные гудки, навалившись на слух приятным постоянством.

– Ох, он всегда уходит от темы, сбегает от неё, как трусливый идиот…хотя почему «как»? – проворчал себе под нос верстальщик и нажал кнопочку громкой связи на телефоне: – Ната, можешь мне принести чашечку кофе, старые макеты и фотографии, которые я забраковал для ноябрьского номера?

– Я не твоя секретарша…

– Ну а по старой памяти? Просто мне откровенно лень вылезать из своего кабинета в поисках нашего «гениального» фотографа, надеюсь, ты чувствуешь сарказм в моём голосе? – просто когда-то очень давно, он и Наташа были замечательной парой, мечтали завести детей и умереть в один день; а потом вдруг выяснилось, что Ната, собственно как и Макс, любит особей своего пола. Вот такая вот шутка юмора для этих двоих.

* * *

Радиотелефон жалобно пипикнул, оповестив, что ему бы не помешало подзарядиться, иначе следующий звонок может быть проигнорирован, и младший швырнул его на кровать.

Город предстал перед ним во всей своей безобразности... Иногда он чертовски жалел, что квартира в центре Москвы, а не в каком-нибудь спальном районе, а лучше в деревне. Чтобы никто и никогда не смог его найти…

Юноша сел на пол, по спине прошёлся холодный ветерок, заставляя ёжиться и с ненавистью сжиматься в комок. Его звали Матвей, Мэт, Вейка, Вей…ну ещё придурок, идиот и «социофобище», он-то всё равно не отзывался ни на одно из имён – он вообще предпочитал не разговаривать с окружающими. Его серые глаза смотрели на мир всегда отсутствующе и скучающе; всегда растрёпанные каштановые волосы, тонкое, костлявое тело – не пример для подражания/восхищения/общения, нужное подчеркнуть.

Мэт поднял пустую ампулу и шприц. Чертовски хотелось чего-нибудь выпить, но не было ни желания, ни возможностей, поэтому юноша решил заняться времяубийством, «снял с гвоздя» гитару, сел в угол комнаты в позе лотоса и переборами начал что-то наигрывать.

* * *

Он смотрел в окно, он мог поклясться, что минуту назад видел там юношу, мог поклясться, что его серые глаза, неотрывно смотрели на него и молили о помощи, но вот сейчас никого не было. Пустое окно, чёрная рама, два этажа пыли, разрухи и одиночества.

– Докатился, у тебя уже галлюцинации, – серьёзно заявил он себе и рассмеялся.

Он пошёл дальше, стараясь больше не обращать свой взор к зданию, скрытому за зелёным полупрозрачным покрывалом строительной сетки.

«Вскоре его снесут, и ты забудешь о парнишке»

Но в Москве всё так быстро не сносят.

Но в Москве всё быстро забывается, резонно заметите вы.